Читать книгу Богини далеких странствий - Татьяна Николаевна Данилова - Страница 15
Под российским флагом
Завоеватели или благодетели?
Оглавление16 июля оба компанейских судна вышли в море. Погода благоприятствовала, и в последних числах месяца галиоты были вблизи Кадьяка, а уже в первые дни августа приступили к строительству крепости в удобной гавани на южной стороне острова, назвав и крепость и бухту Трехсвятительской. Были отправлены на разведку две партии вдоль берега. Одна вернулась с сообщением, что видела несколько человек, а другая привела туземца. Шелихов встретил его радушно, и молодой калга (раб) решил остаться жить среди промышленников. Позже он крестился под именем Николай и долгие годы служил компании. Местные племена конягов несколько раз нападали на строителей. Шелихов дважды посылал к ним толмача Кашмака с требованием выдать заложников, но оба раза он возвращался с отказом, а на третий – с угрозами, что если он еще раз появится, то с ним поступят как с врагом. После этого Кашмак предал свой народ, показав людям Шелихова неохраняемый путь к утесу, на котором укрылись коняги, готовясь к войне. Утес этот считался священным. Он хотя и являлся составляющей берега, но большую часть времени был отрезан от него морем. Лишь дважды в сутки на полчаса обнажалась отмель. Это была надежная крепость против равных по силе противников, но пришельцы во главе с самим Шелиховым оказались сильнее. Они выволокли на берег и поставили против скалы-убежища шесть пушек. В результате последовавшей бойни около трехсот конягов погибло и лишь немногим удалось бежать. Многие молодые мужчины были убиты, а оставшиеся, около четырехсот человек, превращены в калгов, которых объединили в особое селение и заставили добывать меха. После этого все вожди ближайших селений отдали Шелихову своих детей в заложники-аманаты. Всего их было около двадцати.
В завершение Григорий Иванович не поскупился на бочонок пороху и подорвал вершину священной скалы, опрокинув ее в море.
Вот как это описывает В. Григорьев в своем романе:
«– Глядите, как велико мое могущество и людей моего племени! – заявил Шелихов, пряча усмешку в отросшей бороде. – Я пошлю к этому камню огненную змею, и она съест камень…
Шелихов поднес к фитилю огонь, и огонь змейкой, разбрызгивающей золотые искры, побежал к камню. Алеуты, ничего не подозревая, переводили глаза с камня на вытянутую руку великого тайона, но, наскучив долгим горением фитиля, готовы были уже усомниться в могуществе Шелихова, как вдруг гул мощного взрыва поверг их ниц… Через три дня изумленные «чудом» алеуты стояли перед крыльцом избы Шелихова и с благоговением смотрели на новое проявление его могущества: большой кулибинский зеркальный фонарь как солнце висел над крыльцом и мощным потоком света, усиленного заложенными в нем оптическими стеклами, прорезал ночную тьму».
Да, дикари склонились перед могуществом иноземцев, стали с готовностью «накладывать на разостланную юфтовую шкуру отпечатки пальцев в знак согласия» служить новому господину, однако не стоит романтизировать ситуацию. Типичная для того времени жестокость все-таки имела место в налаживании контактов с местным населением. Единственная бесспорная заслуга Шелихова состоит в том, что он не стремился спаивать алеутов. Скорее наоборот: заинтересованный, чтобы эти земли стали частью могучей России, он задался целью нести просвещение аборигенам, стараясь быстрее адаптировать их к новым культурным реалиям.
Шелихов закончил строительство крепости, затем, вытащив суда на берег и также окружив их валом, разделил всех работных на два отряда: пока один занимался добычей продовольствия на зиму, второй охранял крепость. Несмотря на то что в заложниках были дети, он опасался нападения. Охотничьим и рыбацким командам приходилось передвигаться большими группами, потому и добыча была скудной. Как следствие, уже к декабрю началась цинга. Всячески скрывая, что половина поселенцев тяжело больны, Шелихов регулярно посылал партии к ближайшим племенам конягов, которые вел либо сам, либо кто-то из опытных товарищей. Это была и демонстрация силы, и попытка установить отношения. Сначала торговые – меняли котлы, ткани и бисер (но не железо и не водку) на меха и продукты, а затем и союзнические – предлагали свою защиту от врагов. На острове многие племена воевали друг с другом. Благодаря такой политике к весне 1785 года едва ли не все окрестное население смирилось со своим подчиненным положением, а поэтому уже на северную сторону острова была направлена партия с целью исследования местности и расширения торговли. Поход удался. Были заключены новые союзы, а в северной бухте заложено Карлукское поселение. Летом на байдарках русские прошли до Кенайского залива и составили карту тех мест.
Зима обошлась без столкновений. К весне 1786 года количество аманатов приблизилось к четырем сотням. Многие работные завели себе жен. Население русской колонии перевалило за 700 человек.
Наталье Алексеевне пришлось пережить длительный период налаживания дружеских отношений с местными жителями. Находясь вместе с мужем и двумя детьми на о. Кадьяк в течение почти двух лет, она развернула энергичную деятельность по сближению с аборигенами. Так, например, она была крестной матерью алеутской женщины, жены Василия Меркульева, передовщика. Кроме того, она лечила алеутов подручными средствами и сама с интересом изучала их быт и традиции. Как женщину ее интересовали и рецепты снадобий, и хитрости кухни, и тонкости местного «этикета».
Вскоре в Трехсвятительской гавани открылась школа, в которой двадцать пять алеутских мальчиков стали обучаться русскому языку и другим наукам. Сам Шелихов уделял большое внимание распространению христианства среди туземцев. В первую очередь это относилось к детям-аманатам, он с удовольствием отмечал «склонность коняг к учению». Чтобы накормить всех, артельные котлы сутками не снимали с огня, и не раз они прогорали. Вскоре закончилась мука, крупы и соль. Хлеб не родился. Из овощей росли только репа и редька, но козы чувствовали себя хорошо. На острове Наталья Алексеевна помогала также в распределении среди работных людей продуктов в долг.
Осенью с Уналашки пришло известие о судьбе пропавшего «Св. Михаила». Из-за нерадивости капитана он потерял оба якоря и был выброшен на берег. Теперь ему предстояла серьезная починка.
Наладив быт в поселениях и оставив распоряжения управляющим, Шелихов решил отправиться в обратный путь. Перед отъездом он позаботился и о том, чтобы на островах Семида, Афогнак и в Кенайском заливе были заложены крепости.