Читать книгу Послание с «того» света - Татьяна Окоменюк - Страница 3

Этот день для Ильи Петровича начался не самым лучшим образом. Жена с утра испортила настроение, обозвав его траченным молью пингвином. Сказала, что ему уже о душе думать пора, а не скакать архаром по девкам нетяжелого поведения.

Завидует. В свои пятьдесят, она – тетка теткой. Да что там тетка – бабка. Только и разговоров, что о внуках да о даче. Ни тебе фитнеса, ни маникюра, ни модной стрижки.

Вот он, хоть и разменял одиннадцатую пятилетку, а больше сорока пяти никто не дает: подтянут, строен, с холеными руками, легкой серебристой проседью и порочным взглядом, заставляющим краснеть студенток и аспиранток. Всегда ухожен, элегантен, модно одет, пахнет дорогим одеколоном. Плейбой с обложки журнала!

И это на него не с неба свалилось. Моложавый вид и мужская привлекательность – следствие определенных усилий и ограничений. Он не курит, не увлекается спиртным, регулярно ходит в солярий и бассейн. Предпочитает рыбные блюда, не ест после семи вечера. Пьет йогурты с полезными бактериями и чесночные препараты для поддержки сосудов. Пользуется средствами против старения кожи, по выходным бегает в парке. Душ принимает только с мылом, содержащим увлажняющий крем. Удаляет щипчиками волоски из ноздрей и вбивает в кожу вокруг глаз специальные гели. Следит, чтобы обувь подходила по стилю к ремню. Одежду покупает добротную, дорогую, преимущественно пастельных тонов.

Вот и сегодня он выбрал кофейный, безупречно облегающий фигуру костюм, бежевую рубашку от «Hugo Boss», модный шелковый галстук с искрой. И только почувствовал себя мистером «Элегантность», как нависшая над головой супруга привычно надавила на болевую точку.

– Лысеешь, Брагин! Сколько лосьон в черепушку ни втирай, а возраст свое возьмет. Плешь – это постепенное превращение головы в задницу, сперва по внешнему виду, а потом и по содержанию.

Илья Петрович вздрогнул всем телом. Его пугала не столько надвигающаяся старость, сколько сопровождающие ее немощь и некрасивость.

– Не пугайся, Илюша, – хохотнула Антонина, намазывая на булку толстый слой джема. – Старость имеет свойство проходить.

Брагин разгладил руками редеющую шевелюру, посмотрел на часы. Он сегодня рано поднялся. Совсем забыл, что его лекцию перенесли на вторую пару. Теперь вот сидит и слушает бред жены, склеротик чертов.

– Да, совсем запамятовала, – отхлебнула та какао из своей пол-литровой чашки. – Игореня вчера звонил. Хочет внучат на дачу летом отправить. Так надо бы приготовить все к их приезду. Ты пацанам качели обещал вкопать и горку альпийскую соорудить.

– Сделаю, раз обещал, – неуверенно процедил Илья Петрович.

Относительно дачи у него были совершенно иные планы. Какой облом! А, с другой стороны, по приезде внуков Антонина безвылазно будет хлопотать на даче, а он – раз в две недели навещать там родню. А как же! Ему нужно к защите готовиться, оппонентов подмазывать, с нужными людьми в рестораны ходить. Потом репетиторство у него, летняя сессия, госы, дипломники. А это – улучшение финансового положения. Как говорит их проректор по учебной работе, глупый платит репетитору, умный – экзаменатору.

Мысли Ильи Петровича прервал телефонный звонок. Жена первой схватила трубку.

– Тебя, – скривилась она, как от зубной боли.

– Кто? – одними губами проартикулировал Брагин.

– Знамо дело, одна из членов твоего кружка. Верней, один из кружков твоего члена.

Илью Петровича аж передернуло. Как он мог жениться на этой хабалке?! Ни манер, ни воспитания, ни экстерьера. Хотел ведь развестись с ней двадцать лет назад… Струсил. Кабы знал тогда, что СССР на осколки разлетится, а партии, членом которой он был, придет карачун, может, и женился бы на беременной Милке. Хотя… вряд ли. Не стал бы он сына сиротить. Игорю тогда тринадцать лет было. Самый паскудный возраст. Да и защита кандидатской на носу была. Шашней со студенткой ему бы не спустили. В этом мире счастье одних зиждется исключительно на несчастьи других…

– Брагин, – бросил он в трубку.

– Доброе утро, Илья… Петрович! – томно протянула Оксана. – Поговорить нужно. Причем, срочно.

«Это уже ни в какие ворота не лезет, – мысленно возмутился мужчина. – Не стесняясь, звонит на домашний, просит Тоньку меня позвать, нагло требует встречи. Совсем на голову вылезла, и копыта на плечи свесила. Пора проводить ротацию кадров. Вон Ниночка Козловская, хоть сегодня, готова заменить Ксюху. Она и старше, и умнее, и в сексе более продвинута. К тому же, москвичка из приличной семьи. Не то, что некоторые…».

Антонина пристально смотрела на Брагина, стараясь уловить фальшь в интонациях супруга, но тот был невозмутим. Сказывался многолетний опыт «шифровальщика».

– Если вы по поводу курсовой, – захрустел он галетой, – то…

– Нет, я по поводу устного экзамена, – перебила его девушка. – Пришла вот к тв… вашему кабинету, а эта лошадь Пржевальского, секретутка по имени Жанна, прогнала меня. В грубой форме, между прочим. Распустили вы ее до невозможности.

Илья Петрович наморщил лоб.

– Барышня, давайте сделаем так: у меня в понедельник, между второй и третьей парой будет свободных… минут двадцать…

– Нет, сегодня! – отрубила Оксана. – Отбой.

Брагин в бешенстве бросил трубку на стол.

– Совсем обнаглели, бездельники!

Зафиксировав нетипичную реакцию мужа на дежурную просьбу о пересдаче, Тонька гнусавым голосом пропела частушку:

Cо студентками я сплю,

Но упрек парирую:

Я их вовсе не люблю —

Я их так курирую.

– Буду поздно! – рявкнул Илья Петрович и, подхватив в прихожей свой кожаный дипломат, исчез за дверью. Времени до лекции было еще предостаточно, но нарываться на допрос супруги хотелось меньше всего. Да и в пробке можно простоять до второго пришествия, так что, лучше обдумать ситуацию по дороге.

Через пять минут Брагин таки попал в пробку. Накаркал! Чтоб не терять время зря, набрал номер Оксаны.

– Ты что, поганка, травой обкурилась? Это что еще за демарш?

– Нечего от меня бегать, – невозмутимо ответила та. – Ты думал, мной можно поиграть и выбросить, как использованный презерватив? Не выйдет! – В ее голосе звучала неподдельная угроза. – В прошлый раз я не услышала ответа на вопрос: «Когда ты разведешься со своей свиноматкой?». Твои «посмотрим-подумаем» меня уже достали.

Брагина бросило в жар. Так Оксана разговаривала с ним впервые. Значит, что-то изменилось. Нарушилось равновесие в системе сдержек и противовесов. И явно не в его пользу. Говорил же ему Генка Привалов: «Завязывай с мокрощелками. От них одни неприятности». Так нет, опять вступил бес в ребро! И тут ничего не поделаешь – жены стареют, а студентки третьего курса – никогда!

Илья Петрович изо всех сил старался держать себя в руках.

– Вот тебе мой ответ, – ответил он тихо, но твердо. – Разводиться с женой я не намерен. Она меня вполне устраивает. Жениться на тебе никогда не собирался – ты не в моем вкусе. Меня увлекают разумные особи.

– А ты не боишься, что о твоих регулярных шашнях со студентками узнает Антонина? Да и руководство вузовское не обрадуется, что завкафедрой педагогического учебного заведения использует служебное положение в корыстных, я бы сказала, развратных, целях. Оно тебе надо накануне защиты?

Какое-то время Брагин молчал, собирая в кучу разбежавшиеся мысли. Воплощение в жизнь прозвучавшей угрозы могло полностью разрушить его, благополучное доселе, существование. Но страх, который он ощутил каждой клеточкой своей плоти, показывать было нельзя.

– Это шантаж? – спросил как можно более беззаботно.

– Он самый, – без обиняков ответила девушка.

– И что же ты хочешь за свое молчание?

– Квартиру. Двухкомнатную. И не где-нибудь в Капотне или Бирюлево, а поближе к центру. Давиться в метро, как последняя лохушка, я не намерена.

– Ты хочешь арендовать жилплощадь и уйти из общежития?

– Нет. Речь идет о покупке квартиры, – начала торг Оксана. – Меня заманало мое Мышегребово, и возвращаться туда я не собираюсь. Я намерена стать москвичкой. Если не через брак, то через приобретение собственной квартиры. Понятно излагаю?

Разочарование и обида заполнили все существо Брагина.

– Так ты меня соблазняла именно поэтому?

– Нет, потому что ты опупенно классный! – противно засмеялась девушка. – Вы, старики, наивны, как дети! Да все девки из нашей общаги на папиков со столичной пропиской с первого курса охотятся. Такое сафари устраивают, хоть сериал снимай. Легче всего разводить женатиков и начальничков, находящихся на государевой службе, – им есть что терять. Так что, Илья Петрович, давайте перейдем к конкретике. Когда я смогу получить деньги на покупку квартиры? Это где-то миллионов пять-шесть.

От наглости любовницы у Брагина перехватило дыхание.

– Ни-ког-да! – ответил он, стараясь унять дрожь в голосе. – Весь наш разговор записывается на диктофон. И если ты не угомонишься, сядешь за вымогательство и шантаж.

Сказал и замер в ожидании хода противника.

– Жаль, что мы не сумели договориться по-хорошему, – резюмировала Оксана. – Придется договариваться по-плохому. Жанка сказала, что у вас сегодня – заседание кафедры, так я заскочу после него. И кое-что тебе покажу. На фоне этого козыря твоя диктофонная запись – игра в куличики в детсадовской песочнице. Отбой.

У Ильи Петровича застучало в висках. Неужели доигрался? Он включил радио «Шансон», протер лицо душистой салфеткой. Пробка не торопилась рассасываться.

Разносчик бесплатных рекламных изданий в бейсболке, надетой козырьком назад, засунул ему в приоткрытое окошко запаянный в целлофан журнальчик «Мужские забавы». На обложке красовалась полуголая девица в завлекающей позе, над ней были помещены рубрики: «Встречи», «Знакомства», «Досуг», «Эскорт и ласки по телефону».

– Мне бы сначала с любительницами разобраться. Эти вашим профессионалкам сто очков форы дадут, – отвел его руку Брагин и закрыл окно.

«Ну, и за что мне все это?» – спросил он у своего отражения в зеркале. Отражение не ответило. Тогда Илья Петрович набрал номер своего старинного знакомца Геннадия Привалова. Тот работал в архиве Ленинской библиотеки и знал ответы практически на все вопросы.

– Как жизнь, доцент? – поинтересовался Генка после приветствия.

– Мухам бы понравилась, – и Брагин обрисовал создавшуюся ситуацию.

Привалов какое-то время переваривал «условия задачи», потом спросил:

– Ты на Тоньке сколько лет женат?

– При Сталине столько не давали, – горько вздохнул мужчина.

– Ну вот, – обрадовался архивист. – За эти годы у тебя была тьма подобных косяков. Любая другая на ее месте сто раз бы уже сбежала, поделив совместно нажитое добро и настроив против тебя отпрысков. Моя Верка за подобные шалости в асфальт бы меня закатала. А Тонька? Покричит, поголосит, обзовет животным и поедет на дачу заниматься своей консервацией. Впервой, что ли?

– А с начальством как быть? У меня с ректором отношения довольно сложные – только и ждет, гадюка, чтоб я оступился.

– У нас, слава богу, не Америка – за сексуальный харассмент в суды не таскают, – хохотнул Генка. – Девка совершеннолетняя, самолично своим причинным местом распоряжающаяся. Насилия не было. Ситуация житейская, избитая, как бомж у «Трех вокзалов». Влюбился пожилой дядька в юную нимфу, заботился о ней, учил жизни, человека хотел приличного из нее слепить, а та потаскухой оказалась. К тому же, шантажисткой. И какой из нее после этого педагог? А ты, типа, жертва. Тебя любой мужик поймет. От этих провинциальных хищниц вся столица шарахается. Окромя тебя, дурака. Правда, сейчас не «дурак» говорят, а – «человек с гуманитарным складом ума».

Брагин нервно заерзал на месте.

– Так я ее посылаю?

– Разумеется. И как можно дальше. С угрозой отчисления из вуза, сообщения о ее поведении родителям и привлечения к конфликту наших доблестных мусарильо.

На душе у Ильи Петровича полегчало, но тут он вспомнил последнюю реплику Оксаны о каком-то непобиваемом козыре.

– Блефует, – решил Привалов. – Что там у нее может быть? Хотя… Если справка о беременности, дела плохи. Заставят сделать генетическую экспертизу, и всю свою оставшуюся жизнь ты будешь платить содержание незапланированному наследнику. Крестись пяткой, чтоб ее козырь оказался чем-то другим.

Брагин подавленно молчал. Двадцать лет назад он уже был в подобной ситуации. Только девушка тогда поступила совершенно иначе. Поняв, что семью он не оставит, Мила сделала аборт и тихо ушла из института. Не перевелась на заочное, не взяла академку – совсем ушла, чтоб не рвать душу ни себе, ни ему. Другое поколение. Не то, что нынешние «эхо-бумеры», у которых в глазах счетчик щелкает. Вырождаемся…

– Але, Казанова, «совет в Филях» закрывается, – подал голос приятель. – Если вы расстанетесь без последствий, считай, что тебе повезло. За все в этой жизни нужно платить, но не шесть лимонов, это жирновато. Если пузом своим загонит в угол, сбивай цену. Хватит с нее и однушки в Булатниковском проезде. Такая стоит около четырех. Аналогичная, ближе к центру, – четыре с половиной-пять.

– Ты что, с дуба рухнул? Откуда у меня такие деньги? – взвизгнул доцент. – Все, что за сессию нашаманю – на защиту уйдет: взятки, подарки, банкет… Я даже три не потяну.

– За три, мил-человек, однушку купить можно только в области. Твоя же пиранья не мечтает о статусе раменчанки. Ей подавай: «кино, вино и казино». Квартиру, напоминаю, требует двухкомнатную, причем, в центре. Так что, держись! Жизнь она вообще такая: полоска белая – полоска черная, как у зебры. Полоска белая – полоска черная. А в конце полосок – жопа! Буду за тебя молиться.

«Влип так влип! – психовал Брагин, паркуясь. – Да за пять лимонов ее легче убить. Прости, господи, помыслы грешные!».

Илья Петрович поднялся на третий этаж. Его сердце бешено колотилось, сжатый спазмом мозг давил на черепную коробку, обещая разорвать ее в клочья. Показываться сотрудникам в таком состоянии было нельзя, и он решил погулять по коридору.

Брагин остановился у окна, поставил дипломат на подоконник, прислонился лбом к холодному стеклу. Боковым зрением зафиксировал на левой стене, рядом с «Доской объявлений» свежий плакат:

Здесь говорят не «звОнят», а «звонЯт»,

Здесь книги поглощают оголтело,

Здесь твердо знают: слово – это дело,

И потому здесь дело говорят!

Еще вчера вечером тут висел другой, со строками Ахматовой: «И мы сохраним тебя русская речь, Великое русское слово…». Устарел, стало быть. Нынешние ничего сохранять не собираются. У них – своя субкультура и свой язык общения – русский идиоматический. Так зачем он, Брагин, корячится, прививая неучам «разумное, доброе, вечное»? Те уже давно мыслят дефинициями рыночной экономики и в гробу видели его Тургенева с Чеховым.

Взгляд Ильи Петровича упал на доску объявлений. Жизнь факультета, била ключом:

– Заседание председателей студенческих научных обществ состоится в пятницу в 16.00 в аудитории №86.

– Поздравляем команду филфака с победой в Межфакультетском Фестивале КВН! Гип-гип-ура!

– Внимание! Фестиваль студенческой песни «Бригантина» переносится с 15-го на 24-е. Приглашаются

студенты всех факультетов, а также аспиранты и преподаватели.

– Поздравляем третьекурсницу Оксану Петрушенко с присуждением ей титула «Мисс Очарование» в городском конкурсе красоты «Мисс Студенчество», проходившем в концертном зале «Мир». Знай наших!

«Так вот оно что! – недобро прищурился Брагин. – Корону пластмассовую получила и ленточку через плечо! И теперь:

Я пойду налево,

я пойду направо.

Я ведь королева,

я имею право

на любой ход.

Вот же дрянь! Деньги на «офигенные туфли со стразами» вытрясла, а об участии в конкурсе и словом не обмолвилась. Теперь хоромы ей подавай!».

Дверь на кафедру была полураскрыта. Оттуда доносился простуженный голос зарубежницы Клавдии Сергеевны.

– Нет, Жанночка, я все понимаю – сама молодой была. Мы тоже повеселиться любили, потанцевать, пофлиртовать. Но такого вопиющего безобразия, такого падения нравов, клянусь, тогда не было. Не пойду я больше в эту общагу. Желторотые первокурсницы с сигареткой в зубах дефилируют по коридорам в бельишке из секс-шопа, даже халатик на свои мощи не набросив. Из каждой комнаты раздается пьяный мат. Парни, насосавшись какого-то дерьма, соревнуются друг с другом, у кого громче отрыжка. В женском туалете стоит сладковатый запах «травки». В мужском – терпкий, чего-то покрепче. В гробу я видела это кураторство. Лучше на будущий год семинар по античке возьму.

Брагин рывком распахнул дверь.

– Здравствуйте, сударыни! Какие новости в лавке?

– Илья Петрович, доброе утро! – в унисон пропели те, заулыбавшись. Вся женская половина кафедры была без ума от своего заведующего.

– Игорь Константинович занемог, – доложила Жанна, протягивая руку к наполовину опустошенной коробке конфет «Вечерний звон» – очередному подношению студенческой братии. – Пришлось в расписании перестановку сделать. Ученый совет перенесли на понедельник. Зам по науке звонил, напоминал о тезисах докладов для публикации в нашем научном сборнике этих…, – она посмотрела в блокнот, – будущих литературоведов из Городского научного общества учащихся. Ну, и кафедра сегодня в 17.00. Это все.

– Спасибо, Жанночка, – кисло улыбнулся Брагин. – Принеси-ка мне информацию о работе студенческих научных обществ, план научных мероприятий и отчеты о проведении конференций.

Он нашарил в кармане ключи, и, открыв дверь с табличкой «Зав. кафедрой русской и зарубежной литературы – канд. филологических наук, доцент Брагин И. П.», переступил порог своего кабинета.

Голова гудела, как медный колокол, в глазах рябило. Не иначе, давление подскочило. Так и до инсульта недалеко. Илья Петрович плохо представлял, как он в таком состоянии дотянет до конца рабочего дня. Однако ж дотянул – бог милостив.

Пока коллеги собирались на заседание в соседнем помещении, он лежал на своем кожаном диване, обдумывая предстоящие переговоры с Оксаной. От их исхода будет зависеть его финансовая ситуация в ближайшие годы.

– Ой, вам плохо? – испугалась заглянувшая в кабинет секретарша. – Может, водички или валидольчику?

– Благодарю, ничего не нужно, – отмахнулся Брагин. – Давление скачет, как взбесившийся кенгуру. Никогда раньше такого не было. Старею…

– Ладно вам, – махнула Жанна пухлой ручкой. – Как говорят наши оболтусы, «он стар, он стар, он – суперстар!». Просто сегодня – магнитные бури. Вот крышу и сносит, что у студентов, что у преподов. Я вам тут корреспонденцию свежую на стол кладу. Как полегчает, разберете.

Илья Петрович кивнул головой и закрыл глаза. Тиски, сжимавшие черепную коробку, малость отпустили. Оборота на два. И только он вздохнул с облегчением, зазвонил мобильник. Жена! Только ее сейчас и не хватает для полного кайфа.

– Брагин, слышь, Игореня звонил, – жалобно простонала Антонина. – Спрашивал, сможем ли мы ему с квартирой помочь, если они с Анькой разведутся.

– Что значит, помочь? – растерялся он. – Помогли ведь уже.

– Брагин, ты как маленький, – всхлипнула она. – Эту он Аньке с детьми оставит. Иначе та будет препятствовать его встречам с пацанами. И к нам не будет их отпускать. Понимаешь? Я этого не переживу.

– Они точно разводятся? Почему я об этом узнаю последним?

– Потому что тебе дела нет до семьи! – заголосила Тонька, как на похоронах. – У тебя ж только диссертация на уме да курвицы-юниорки! Вернее, курвицы-юниорки, а потом уже диссертация.

Брагин нажал на отбой и вообще отключил мобильник. Звонок супруги был явным перебором даже для пятницы, отягощенной магнитными бурями.

Из-за стены раздавался зычный бас историка и теоретика фольклора Эдуарда Натановича Шапиро. Он, как обычно, провоцировал на скандал преподавательницу древнерусской литературы доцента Свидерскую.

– Красть мысли у одного человека – это плагиат. Красть у многих, Марта Григорьевна, – научное исследование. И вам, как никому другому, это хорошо известно.

– Ваши слова, уважаемый, – бурлеск чистой воды, – взвизгнула та. – За клевету, между прочим, предусмотрено уголовное наказание. И если вы сейчас же не извинитесь, то я… я…

– Чтооо? – вкрадчиво уточнил Шапиро.

Получить ответ он не успел. Брагин вышел из своего кабинета и начал заседание. Он что-то говорил, выслушивал коллег, делал пометки в своем органайзере, но мысли его были далеки от присутственного места. Информация о том, что сын разводится и остается без крыши над головой, напрочь выбила его из колеи. На задворках Игорь жить не захочет. Он всю жизнь в центре провел. Туристы под окнами, загазованность и шумный поток машин ему никогда не мешали. Как же все некстати совпало! Хоть бери детский пистолет внука и иди грабить банк!

«Наши научные исследования сосредоточены на проблемах биографии, поэтики и текстологии Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Фета, Чехова, Блока, Булгакова, Набокова, Мережковского, Гиппиус, Сологуба и других, – занудно вещала доцент Кудрявцева, постоянно поправляя сползающие с носа очки. – Они предполагают решение ряда задач, связанных с „белыми пятнами“ русской классики, а также изучение взаимодействия творчества вышеперечисленных авторов с особенностями развития общественной мысли в России».

«Господи, когда же закончится эта эстетическая экзекуция?» – ерзал в кресле Брагин, нервно поглядывая на входную дверь.

«Особо важное место в научной работе кафедры уделяется творчеству Пушкина, Чехова и Фета, в связи с нашим участием в подготовке издания полного собрания сочинений данных авторов и комментировании текстов, изучение которых нуждается в новых подходах и принципах», – продолжала картавить доцент.

«Нет, с классиками пора завязывать!» – решил Илья Петрович и, резко поднявшись со своего места, произнес: «И наконец об организации практик: фольклорной, библиотечной и педагогической». У взявшей разгон Кудрявцевой с носа слетели очки. Она беспомощно захлопала ресницами, не желая поверить в то, что ее грубо стреножили. И сделал это милейший, галантнейший, интеллигентнейший мужчина вуза, которого за глаза студенты зовут Аристократом.

– Правильно! – поддержал шефа дремавший в углу Шапиро. – Краткость – сестра таланта.

– И теща гонорара, – процедила сквозь зубы Свидерская, мнение которой всегда расходилось с Шапировским.

– Ну да, – хохотнул Эдуард Натанович. – «Если Евтушенко против колхозов, тогда я – за!».

После краткого обсуждения вопроса о практиках, преподаватели покинули помещение. Брагин вернулся в свой кабинет, достал из шкафчика бутылку «Шотландского виски», выпил две рюмки подряд и начал просматривать корреспонденцию.

В этот момент на пороге возникла Оксана, в узкой кожаной юбке, черных матовых колготках и замшевых сапогах-ботфортах. Ни дать ни взять девочка с Тверской.

– Добрый вечер, Илья Петрович! Разрешите войти! – робко произнесла она, явно придуриваясь.

– Вошла уж. Переходи к сути.

– Рассказываю анекдот, – улыбнулась девушка, забросив ногу на ногу так, что стали видны ее красные кружевные трусики. – «Купил я себе махровый банный халат с изображением карты Москвы. Так вот пониже живота у меня – Бирюлево…». Это я по поводу твоего утреннего предложения.

– Ты что-то путаешь, болезная. Я предлагал тебе небо в клетку и костюм в полоску.

– Боюсь, что последнее придется примерить тебе самому.

– Не утруждай себя, голубушка, поисками профанаций. Я, как говаривал Остап Бендер, чту закон. Никого не насилую, с несовершеннолетними не сожительствую, до шантажа и вымогательства не опускаюсь. Так что, выкладывай свои козыри – недосуг мне.

– Ладно, Илья Петрович, – тряхнула челкой Оксана, – получите и распишитесь.

Она достала из сумочки миниатюрную флешку и положила ее на стол.

– Что это?

– Вставь в комп и посмотри.

Брагин даже не шелохнулся.

– Хорошо, доцент, – девушка смотрела на него с дежурным сожалением, с каким обычно окружающие смотрят на олигофренов, – объясняю ситуацию. Вон висит мой подарок, видишь?

Илья Петрович посмотрел на простенок между двумя окнами. Там примостилась декоративная плетеная корзинка с причудливой икебаной из экзотических цветов – презент Оксаны ко дню его рождения. Именно она настояла на том, чтобы композиция эта была размещена в зоне отдыха его кабинета, как раз напротив мягкого кожаного уголка. «Приляжешь на диванчик, бросишь взгляд на эту красоту и тут же вспомнишь о своей малышке», – ворковала она тогда, ногтем отмечая место для гвоздя.

– Так вот, – продолжила шантажистка, – там была спрятана беспроводная видеокамера. Маааахонькая такая, чуть больше ногтя. – Лоб Брагина покрылся испариной, запотели и его стильные очки в тонкой золотой оправе. – Прием сигнала осуществлялся независимым базовым блоком, подключенным к компу моего добровольного помощника. Догадываешься, что на этой флешке?

Илья Петрович держался до последнего.

– Даже предположить не могу.

– Порноролики с тобой в главной роли. На первом – аспирантка Козловская делает тебе минет, – брезгливо скривилась девушка. – На втором – третьекурсницы Ющенкова и Григорьянц стриптиз показывают – «хвосты» свои, таким образом, ликвидируют. На третьем – трах с секретуткой Жанной прямо на твоем рабочем столе. Оно и понятно: зачем иметь секретаршу, если ее не «иметь»?

Так вот, голубчик, все эти ролики я солью в Инет, а ссылочку на них разошлю твоей родне, руководству, коллегам, студентам, родителям юных порнодив – всем, чьи координаты скачала из твоей адресной книги. И тебе, дабы подтвердить звание Аристократа, останется только застрелиться.

На Брагина было жалко смотреть: его губы подрагивали, глаза бегали, галстук съехал набок.

– Мало тебе, козлу похотливому, жены и любовницы? – добивала Оксана свою жертву. – Для полного кайфа понадобилось все живое по периметру перетрахать?

Илья Петрович протянул руку к стоявшей внизу бутылке виски, свинтил золотистую крышку, отхлебнул из горлышка. В голове немного прояснилось.

– Все – мир! – развел он руками. – Шпаги – в ножны, рога – в землю, флот – в гавань! Твоя взяла! Будем договариваться.

– Я вся внимание.

– Давай так, Ксюха: я снимаю тебе однушку недалеко от вуза и оплачиваю ее до тех пор, пока не соберу сумму на покупку аналогичной квартиры. О двухкомнатной забудь. Сразу говорю – нереально. Я уже проконсультировался с юристом. Основанием для постоянной регистрации в Москве является право пользования долей в жилой квартире при заключении договора бессрочной безвозмездной эксплуатации. Долей! Я же куплю тебе отдельную квартиру. Но в будущем году.

– Не пойдет! – криво усмехнулась шантажистка. – Железо ковать нужно, пока оно горячо.

– Ксюша, детка, подумай сама: где я за раз возьму такие деньги?

– А мне монописсуально!

Брови Брагина вопрсительно поползли вверх.

– Однохерственно, – пояснила Оксана «отставшему от поезда» доценту. – Кредит ли возьмешь, у друзей ли займешь, дачу ли с машиной продашь, корову ли свою на панель отправишь… Это – твои проблемы. Крутись, как хочешь. У тебя – ровно месяц.

Нервно подрагивающие ноздри Брагина заставили ее проявить гуманизм.

– Ладно, три месяца, чай, не чужие. Это мое последнее слово.

Дверь кабинета хлопнула, и Илья Петрович остался наедине со своей бедой. Домой идти совершенно не хотелось. Мечталось перенестись отсюда за тысячи километров. Куда-нибудь к морю, где тепло, светло и мухи не кусают. Раскинуться на горячем песочке морской звездой, закрыть глаза и, хоть ненадолго, отключиться от реальности…

Чтобы хоть чем-то себя занять, он стал перебирать сложенные на столе письма. Внимание привлек красивый розовый конверт с иностранным штемпелем «France, Nice». Это еще что такое?

Брагин достал из ящика серебряный ножик для вскрытия писем, аккуратно разрезал плотную бумагу, и на стол выпал сложенный втрое листок цвета слоновой кости, окаймленный по краям золотой полоской.

«Уважаемый Илья Петрович! – говорилось в письме. — Кафедра русского языка Университета города Ниццы – София Антиполис (Université de Nice Sophia-Antipolis) приглашает Вас принять участие в Международной научной конференции «Слово о Чехове», которая состоится 16 – 17 июля текущего года. Место проведения мероприятия: route de Saint Antoine de Ginestière. Регистрация с 8.00 до 9.00. Начало работы конференции – 9.00. Заявки на участие посылать на электронный адрес, помещенный ниже. Все расходы по проживанию, питанию и культурной программе организаторы мероприятия берут на себя. Не упустите уникальную возможность получить новые знания, поделиться опытом с коллегами и просто отдохнуть в одном из самых живописных мест мира.

С уважением, председатель Оргкомитета конференции Жерар Лероа».

«Ну вот, – подмигнул Брагин своему отражению в окне, – как говаривал Марк Твен, мечтай осторожно, ты можешь это получить».