Читать книгу Раху, баху, ба! - Татьяна Шипошина - Страница 2

Около стеклянной двери в палату с табличкой «№7» остановился важный человек. Президент страны. Ужас! Лабораторию 2ХР посещал сам Президент с внеплановым проверочным визитом.

Все вокруг склонялись перед ним и слушали его.

– Это номер седьмой, опытный образец № 7, – говорил главврач, заикаясь. – Я вам уже о нём докладывал в прошлом году. И в позапрошлом. Мы решили попробовать иной режим ведения беременности. То есть, мы попробовали на №7 несколько удешевить процесс.

– И что же вы получили?

Мальчику показалось, что главный врач сейчас прямо с разбегу стукнется головой о стену. Мальчик рассмеялся.

– Он смеётся вполне сознательно, – однобоко усмехнулся важный человек, глядя на мальчика. – И смотрит разумно.

– Да, да… но сейчас мы выработали правильный режим… и номера 8, 9, 10 и 11 соответствуют требованиям на сто процентов… Мы ведём беременных так, чтобы не было выкидышей. Беременные получают сильнодействующие препараты. Физически все достаточно здоровы. О предыдущих номерах вы знаете.

– Не совсем, но пока не важно. Разве я давал распоряжение удешевлять испытания?

Доктор развёл руками, а потом приложил обе руки к левой половине груди. К сердцу:

– Разве мы могли на такое решиться без распоряжения свыше?

– М-да… Может, что-то и говорил…

– Скорее всего, вы говорили не нам непосредственно, а Министру Здравоохранения и профилактики, – поклонился д-р Шварцман. – Или профессору Левенталю.

– Ну да, ну да… – кивнул Президент. – Профессор Левенталь жив?

– Жив. Ему далеко за девяносто, но он сохраняет ясность ума. Он периодически звонит, интересуется делами. Формально он руководит нашей лабораторией и ещё несколькими лабораториями.

– Примечательный старик, – кивнул Президент.

Доктора Шварцмана чуть-чуть отпустило. Если бы Президент решил отказаться от своих слов «об удешевлении», могла бы пострадать докторская голова. И всё остальное, доктору принадлежащее. Иди потом доказывай, что распоряжения доктора Левенталя иногда важнее всех других. Доктор Шварцман не страдал провалами в памяти.

– Сколько лет №7? – спросил Президент.

– Пять. Почти шесть. Мы не проводим с ним никаких занятий… – заикался доктор Шварцман. – Не обучаем… стараемся с ним не разговаривать… Персоналу запрещено проявлять эмоции… чтобы интеллект не мог развиваться… но… зачатки интеллекта есть.

– Почему я не видел его в прошлом году?

– Он спал во время вашего визита, – промямлил доктор.

Президент сделал вид, что поверил. Но спросил:

– А в позапрошлом?

– Я уже не помню, – растерянно промямлил доктор. – Возможно, объект был на процедурах…

– Откройте двери, я хочу к нему войти.

Доктор двинулся в палату следом за Президентом, но тот остановил доктора движением руки.

– Я сам. И все вы… отойдите от двери… туда, в угол. Я хочу встретиться с ним лично. Наедине.

Президент остался в палате, рядом с маленьким мальчиком. Что-то толкало его изнутри и заставляло поступать именно так.

– Как тебя зовут? – спросил Президент.

– У-у, – ответил мальчик.

– Гм… думаю, ты будешь Дани. Дан. Повтори! – Президент ткнул пальцем в грудь ребёнка. – Дан! Дани!

– Дан, – кивнул мальчик.

– Однако… – Президент смотрел на мальчика.

Мальчик смотрел на Президента. И вдруг… взял его за руку.

Президент одёрнул руку, словно коснулся чего-то раскалённого. Его, таким образом, никто не брал за руку очень много лет.

Рука ребёнка… влажная.

Президент отёр руку платком. Затем медленно вышел и жестом подозвал стоящих в углу.

«Что же тут с разумом, если ребёнок так реагирует. Темнит что-то этот Шварцман» – подумал Президент.

Мальчик смотрел на него очень разумно. Этого не заметил бы только слепой. Или сам не имеющий разума.

Глава 4

– Научите его читать, – приказал Президент. – Давайте попробуем. Видно же, что разум сохранён. Дайте ему игрушки, книжки. Занимайтесь с ним. Мой следующий визит не обязательно случится через год. И перестаньте, наконец, дрожать. Это опытная лаборатория, всякое может произойти.

Последняя фраза предназначалась доктору Шварцману, который до сих пор не мог поверить, что гроза уже пронеслась над его головой.

Но, как любой подневольный человек, он шестым, а, может, седьмым чувством предвидел, что над горизонтом уже собирается новая гроза.

– Только учите с умом, а не просто так! – подтвердил его предчувствия Президент. – Без компьютера пока учите, по старинке. Не смейте испортить то, что случайно получилось.

– Да, конечно! Я лично продумаю и составлю программу обучения. Мы далее будем продолжать осмотр? – осмелился доктор.

– Да, пройдёмся.

Палата №8, 9, 10, 11. В каждой из палат находились дети. Примерно от 8-9 лет до совсем небольшого, годовалого ребёнка. К каждому ребёнку приставлен индивидуальный медик. Сиделка или медсестра.

Дети (мальчики) имели признаки выраженной умственной отсталости. Но всё выглядело чисто и вполне себе благопристойно. Годовалый ребёнок был упитан, он стоял в кроватке, пускал слюни и ритмично раскачивался.

Через лестничный переход делегация прошла в небольшое отделение, все двери которого закрывались на ключи, как в психиатрической больнице.

Палаты, как и в детском отделении, с прозрачными стенами, выходящими в коридор. Эти стены только казались хрупкими – на самом деле пробить их не могла даже пуля.

– Здесь семь палат, на данный момент заняты три. Как только вы дадите распоряжение, мы заполним остальные палаты.

– Я подумаю, – произнёс Президент, отворачиваясь от блеснувших в его сторону глаз одной из женщин.

Две другие лежали на кроватях, отвернувшись.

– Не беспокойтесь, больные под седацией, – произнёс доктор. – Сроки беременностей разные, от четырёх до тридцати недель.

– А я и не беспокоюсь, – дал понять Президент.

Дал понять, кто здесь главный, в конце концов.

«Да кто бы возражал… – подумал доктор Шварцман. – Я не претендую»

Через некоторое время, проводив Президента, доктор вернулся в детское отделение. Подошёл к палате №7.

Не стал входить в палату, а пригнулся и прижался к прозрачной стене носом, как в детстве.

Со стороны палаты к нему подошёл мальчик и дотронулся, через стекло, ладошкой до носа доктора. Засмеялся.

«Дурачок ты, дурачок, – подумал доктор Шварцман. – Читать тебя мы научим. Я давно знаю, что тебя можно учить. Только вот не знаю, хорошо это для тебя, или плохо. Ведь начнёшь вопросы задавать. Начнёшь факты сопоставлять. Дураком-то легче… Умным, брат, труднее. Чем больше знаешь, тем хуже спишь».

Доктор Шварцман «отлепился» от прозрачной стены и подумал, почти вслух:

«Учить, учить…».

«Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Ну, как-то так…»

Правда, неизвестно, умер ли уже Екклесиаст, или ещё не родился. Ведь время и место нашего повествования не определено.

Глава 5

***

Знания обрушились на меня. Я помню, как метался и не знал, куда деться от нахлынувших на меня знаний. «Поток». «Поток информации». Теперь я знаю, что это. Лавина, лава.

Она меня чуть не снесла. Или не поглотила. (Это я сейчас могу подобрать такие слова. Самые разные слова)

Сначала мне принесли что-то яркое и прекрасное. Принесла новая женщина, в обычном медицинском халате, но без шапочки на голове. Волосы волной лежали по её плечам. Я даже их потрогал. Как я узнал потом, это оказалась моя первая учительница.

– Машинка, – сказала она. – Повтори.

Голос приятный. Я уже понял, что надо делать после слова «повтори», и произнёс в ответ:

– Ши…

Мой язык начал поворачиваться. Я ощутил вкус этого «ши». Горьковатый и приятный.

Учительница покрутила пальцем колёсико.

– Колесо, – сказала она. – Повтори.

– Ко, – произнёс я это острое, сладковатое «ко».

– Молодец, – похвалила меня учительница. – Машина едет.

Она пустила машинку по полу. Машина поехала. Сама.

– А-а-а! – закричал я.

Я испугался. Не знаю, почему, но испугался так сильно, что…

Очнулся я уже под кроватью. Я лежал, прикрыв голову руками. Я хорошо помню, что я не хотел всего этого.

Не хо-тел…

Из-под кровати меня достали с помощью санитара. В моей палате, за это время, появился столик и стульчик. И большой, взрослый стул. До этого стояла только маленькая табуреточка.

Меня усадили на стульчик и учительница, усевшись на большой стул, повторила:

– Машинка едет.

В её голосе звучал металл. Помню, что мне хотелось, очень хотелось протестовать. Но любопытство пересилило. Я остался за столом.

На этом моя мука не закончилась. Учительница нажала где-то кнопочку, и вдруг…

На стене возникло нечто. Открылся новый мир. Небольшое замутнённое окошко в палате открылась. Пелена ушла вниз. И стало видно…

Я увидел…

Что-то бездонное и голубое, что-то ещё… что-то ещё… И вот тогда я снова закричал:

– А-а-а…

– Успокойся, – произнесла учительница спокойным голосом, когда дыхание моё прервалось и восстановилось. – Это наш мир. Он хороший. Небо, улица, дома деревья. Машины едут. Е-дут ма-ши-ны. Смотри, как.

Вместе с ней я подошёл к окну.

Я смотрел на мир. Впервые. Я открывал глаза – мир появлялся. Я закрывал глаза – мир исчезал.

Небо вверху. Какой красивый цвет, как полоски на формах медсестёр. Улица… не понятно. Дома – не понятно. Машины едут. Куда? Зачем?

Люди! Там – люди, они там находятся… кажутся маленькими…

– А-а-а!

Я – снова под кроватью. Мои глаза закрыты, а во тьме появляется небо, улицы, дома, машины, люди…

– А-а-а…

Я кричу, я прячусь, но мир, один раз увиденный настигает меня и в моей темноте. В моём благословенном одиночестве, во мне и вокруг меня.

Мне страшно, больно, но любопытно и интересно. Меня больше не вытаскивают из-под кровати. Я выползаю сам. Встаю на ноги, иду к окну. Картина за окном изменилась.

Нет голубого неба. Небо чёрное. Вдоль улицы – светильники.

– Это вечер, – говорит учительница. – Видишь, зажигаются фонари. Люди идут по домам и ложатся спать. Пора спать и тебе. Достаточно на сегодня. Спокойной ночи. Повтори!

– Чи, – повторяю я. – Чи-и-и-и… по…