Читать книгу Занавес памяти - Татьяна Степанова - Страница 5

– Ужасающие обстоятельства убийства. Потерпевшему нанесли множественные раны. Причем использовался сельскохозяйственный инвентарь.

Арсений Блистанов на секунду умолк. Катя, внимавшая ему, глянула на мужа – Гектор слушал невозмутимо.

– Потерпевшего ударили по голове, – продолжил Арсений Блистанов. – Наносили удары ломом в спину, видимо, пытались проткнуть его насквозь, пригвоздить к земле. Но не удалось. Тогда его перевернули на спину и уже косой…

– Косой? – переспросила Катя.

– Вроде литовка называется, такой сено в деревне заготавливают. – Арсений Блистанов поморщился. – Ею засадили мужику в лицо, пробили челюсть. Коса у него в черепе застряла. Убийце же показалось мало. Он облил тело горючей жидкостью и поджег. Тело наполовину сгорело. И экспертизы не смогли установить точно, от чего он умер: от кровопотери из-за ударов этих зверских или от огня?

– Или от всего вместе… – Гектор пожал широкими плечами. – Комплекс наложившихся друг на друга причин?

– Когда произошло убийство? – Катя, обращаясь к Арсению Блистанову, внезапно ощутила смутную, пока еще не осознанную тревогу.

– Одиннадцать лет назад, – ответил Блистанов.

– Выходит, старая история? Одиннадцать лет – большая давность. А убийцу тогда поймали?

– Обвинили его сына.

– Он получил срок? Все еще в тюрьме?

– Сыну тогда было одиннадцать лет.

Катя подалась вперед, облокотилась на стол. Ощутила уже леденящий холодок в груди.

– Пацан? Малый ребенок? – Выражение лица Гектора тоже изменилось. Его показная бесстрастность улетучилась. – Убийца? В одиннадцать?!

– Ага. Причем совершивший особо жестокие действия. Садист. Он полностью признался тогда в убийстве отца. – Арсений Блистанов выдержал паузу. – Конечно, он не достиг возраста уголовной ответственности. Малолетка. Они возились с ним. А потом дело вроде совсем прекратили. И скинули в архив.

– Прекратили из-за недостижения обвиняемым возраста ответственности. – Катя кивнула, поправив высокий ворот водолазки-безрукавки.

– Наверное. Или по иной причине. – Арсений Блистанов снова помолчал. – Я не знаю точно. А мелкий вырос. И сейчас, через столько лет, заявляет: он, мол, ни в чем не виноват. И отца своего не убивал.

– Сеня, а кому парень говорит подобное? – поинтересовался Гектор.

– Мне он сказал. И другим тоже. Разным людям. – Арсений Блистанов нахмурился: – Разобраться мне надо в том старом убийстве. Я хочу… то есть я обязан докопаться до правды. Ну, мне просто позарез это нужно, понимаете? И ему тоже. Он настаивает сейчас с пеной у рта на своей полной невиновности. И я подумал… Я часто вспоминаю наше совместное расследование в Полосатово. Круто мы тогда все провернули, и быстро. То есть это вы, Гектор Игоревич, и вы, Катя. Высший класс! Я-то вам просто помогал, чем мог, и учился у вас обоих[1]. Но сейчас… я отдаю себе полный отчет: я не способен справиться в одиночку с расследованием отцеубийства. А вы – дело другое. У вас опыт, ум, профессиональные знания. Посодействуйте мне снова, пожалуйста! В этом моя просьба к вам и заключается. Чисто личная просьба. Но мне необходима ваша помощь, поверьте!

– Арсений, я ушла из полиции и больше никакого отношения к ней не имею. – Катя наблюдала за Блистановым: с момента их последней встречи капитан полиции Арсений Блистанов как будто изменился, он показался ей иным. По-прежнему слегка рыхлый, обожающий вкусно поесть, рыжий, восторженный, во многом все еще сущий мальчишка, несмотря на свои двадцать семь лет. Очень яркий и непосредственный, он сейчас будто померк – осунулся, потускнел. Катя в тот момент даже подумала, что Блистанову нездоровится. Он простудился.

А если он здоров, то… Она пока еще не могла разобраться, что именно ей кажется странным и в самом Блистанове, и в его неожиданной просьбе.

– Мы с Катей отрясли с себя прах и пепел госслужбы, – объявил Гектор. – Мы теперь абсолютно свободные люди. Моя жена сейчас пишет книгу. И мы скоро с ней снова уезжаем. Ждем лишь новые загранпаспорта с нашей объединенной фамилией. А потом наше свадебное путешествие продолжится. Долгий вояж.

– И куда вы направитесь? – Блистанов словно расстроился от этой новости.

– В Трою. В Чанаккале и к горе Иде-Каздаг. И по всей Турции: в Эфес, Милет, в Каппадокию и еще дальше на Восток.

– Я всегда подозревал: Троя вас позовет, Гектор Игоревич, – вздохнул Арсений Блистанов. – Понял. Не вовремя я сунулся со своими заморочками. Даже бестактно с моей стороны. У вас такое событие в жизни: свадьба, путешествия… Планы ваши, а я… Извините меня.

– Гек, нам паспортов с биометрией ждать еще больше двух недель, – тихо заметила Катя. И обратилась к Блистанову: – Арсений, а старое дело об убийстве и поджоге трупа… оно чем-то важно для вас?

– Очень важно! Я должен разобраться. Напоследок, перед уходом на гражданку со службы.

– Убийство произошло в Полосатово? – по своей прежней репортерской привычке продолжала задавать вопросы Катя.

– Нет.

– В Перхушково? Где вы с матерью живете? – предположил Гектор.

– Нет. Оно вообще случилось не в Подмосковье. В Кукуеве.

– А где град Кукуев? – усмехнулся Гектор.

– Недалеко от Тарусы. На Оке. И кстати, я сейчас не живу у матери в Перхушково. – Голос Арсения Блистанов слегка изменился. – Мы с вами тогда дело в Полосатово раскрыли, и я в августе решил жить самостоятельно. Отдельно. Квартиру себе снял поближе к Полосатово. А сейчас, в отпуске, я себе нашел однушку в Москве.

– Никогда не слышала про Кукуев, – призналась Катя. – В Тарусу я с подругами ездила на машине, в музей Цветаевой.

– Он заявляет, в Кукуеве очень красиво. Ока, лес, – ответил Блистанов.

– Кто? Бывший малолетка – отцеубийца? Садист с косой? – хмыкнул Гектор.

Блистанов кивнул.

– Он ваш друг? – изумилась Катя.

– Он мой знакомый. Приятель. – Блистанов опустошенно откинулся на спинку стула. – Ладно. Извините меня. Мы так славно пировали. Праздновали вашу свадьбу. А я все испортил ужасающими подробностями убийства.

И правда, думала Катя, сначала им с Гектором показалось: Блистанов приехал к ним в Серебряный Бор просто поздравить их.

Катя сидела с ноутбуком на первом этаже, в комнате, принятой ею во время первого приезда в дом Гектора за кабинет его отца – генерал-полковника Борщова. Но светлая комната больше походила на дачную террасу: огромное угловое окно, а вдоль противоположной стены до потолка книжные стеллажи с трудами античных авторов, собранием знаменитых «литпамятников» римских и греческих классиков. Наследие вырастивших Гектора и его брата-близнеца деда-ученого и бабки-переводчицы, соратницы знаменитого академика Гаспарова. Кроме стеллажей, дивана и кресел в просторной комнате имелся лишь старинный стол-бюро, перевезенный в Серебряный Бор с дедовской дачи в подмосковном Кучино.

За бюро Катя и устроилась писать. Ее первая книга, представлявшаяся ей в замыслах приключенческим детективным романом о поисках сокровищ на основе их незабываемого путешествия с Гектором к Небесной горе Хан-Тенгри[2], продвигалась вперед быстро и на удивление легко.

Но возникали и препоны. Из прежних намерений Кати творить наверху в лофте-спортзале во время тренировок Гектора, одновременно любуясь им «в палестре», не вышло ничего путного. Правда, место железной солдатской койки Гектора заняли два их рабочих стола с офисной техникой – напротив друг друга, но пользы делу написания книги они не принесли. Увы, увы… Да и какая польза, когда Катя смотрела не в ноутбук, а на мужа, завороженно следя за его тренировкой в стиле тибетского Маг Цзал, и в результате не выжимала из себя и трех абзацев текста?

И Катя решила изменить тактику. Теперь лишь первые четверть часа она восхищалась мужем «в палестре», затем подхватывала ноутбук, посылала Гектору воздушный поцелуй и тихонько уходила вниз, на террасу. С книжного стеллажа здесь на нее словно строго косился гипсовый бюст слепого Гомера, призывая к трудолюбию. А рядом в инвалидном кресле-каталке располагался свекор Игорь Петрович.

Многие в разговорах с Катей, в том числе и полковник Гущин, называли ее свекра безумным. А она считала больного, пережившего инсульт от великого горя и потрясений парализованного генерал-полковника Борщова запертым в его теле жестоким коварным недугом. Она уверяла и Гектора, и сиделку: с генералом надо постоянно общаться, вовлекать его в жизнь. Он не должен ощущать себя брошенным, покинутым домашними. Внешне безучастный, не способный к движениям и эмоциям из-за паралича, внутренне, по абсолютному убеждению Кати, он полностью сохранил и свою личность, собственное «я», и понимание происходящего, и любовь к Гектору, и скорбь, боль сердечную в отношении второго сына – близнеца Игоря, зверски казненного чеченскими боевиками.

Когда свекор относительно неплохо себя чувствовал, Катя во время работы над книгой сама привозила его в инвалидном кресле на террасу. В его присутствии она усердно «творила» и одновременно увлеченно рассказывала ему о Гекторе и о событиях их недавнего путешествия на Иссык-Куль и к Небесной горе. Вершить сразу несколько дел ей помогала привычка, усвоенная в пресс-службе, когда она, полицейский криминальный обозреватель, могла одновременно строчить в ноутбуке сенсационные статьи, общаться по мобильному с коллегами, просматривать оперативные сводки, узнавать самые горячие новости.

– Игорь Петрович, представляете, когда мы первый раз поднялись в горы в поисках ориентира на Хан-Тенгри и поняли: место не то, неподходящее, я ужасно растерялась, – признавалась Катя генерал-полковнику Борщову, одновременно быстро печатая на ноутбуке. – Пала духом. А Гек нам всем: «Спокойствие, только спокойствие!» И предложил искать дальше.

Она взмахнула рукой и… увидела мужа. Гектор стоял, прислонившись к дверному косяку, слушал ее и улыбался. Возник он бесшумно, словно тень.

– Она книгу начала, папа. Свою первую! – Гектор тоже обратился к безмолвному отцу. – Зашибись! Бестселлер будущий. Никаких советов не смею давать ей – писателю моему. Но сердце екает… надо как «Мумия – принц Египта»: тайна, убийства, погони, поединки, мистика, ужасы, жуть! И море, море любви! Читательницы в осадке. Адски завидуют вымышленным персонажам. Шок и трепет. Восторг. Хайп. Хейт. Дело в шляпе. Книга в топе. Шквал комментов – хвалебных и злобных. Слава и признание.

– Я учту пожелания, – многозначительно пообещала Катя.

– А к нам едет Полосатик, – объявил ей Гектор. – Собственно, он уже у ворот.

Капитан полиции Арсений Блистанов, прозванный Гектором и Катей Полосатиком, явился с букетом роз и большим тортом.

– Поздравляю вас, Катя, Гектор Игоревич! – радостно заорал он на весь участок, заруливая в ворота и высовываясь из окна своей старенькой машины (прежде, в Полосатово, он передвигался либо на полицейской патрульной, либо вообще на электросамокате).

Арсений вручил Кате букет, обнял Гектора, всучил ему коробку с тортом, сразу объявил, по своему обыкновению: «Я есть хочу. Я голодный».

Обедать решили на воздухе за садовым столом, сентябрьский день выдался по-летнему теплым и солнечным. Катя разрезала торт, половину его отложила для свекра и сиделки (та осталась с генералом в доме, стараясь не мешать прибывшему гостю и его деловым разговорам). Гектор нажарил на гриле бургеров и сосисок. Катя наспех приготовила овощной салат. Гектор принес бутылку красного вина.

За обедом Блистанов поведал им сначала: «Мать моя, начальница, написала рапорт на пенсию. Сказала мне – жизнь для нее на пенсии только начинается. Ну и я линяю за ней. Всегда желал сменить профессию, вы ж знаете. Помните мой чат-бот – предсказатель? Планирую его апгрейдить и продвигать на рынок. ИИ меня влечет. Этому я собираюсь свою жизнь посвятить. Я айтишник по призванию. В Полосатово я должность и кабинет практически освободил уже. В министерский отдел „К“ тоже не вернусь. Я в „К“ пахал исключительно ради матери моей, начальницы. Наскребу денег, возьму кредит – свою компанию айтишную открою. Буду отныне на себя вкалывать».

«Мать моя, начальница» Раиса Козлова являлась в последнее время практически единственной женщиной-генералом в системе МВД. Но карьера ее на высоком руководящем посту складывалась всегда непросто из-за завистников и недоброжелателей. Видимо, грядущая отставка стала и для нее неким спасительным выходом из сложившегося жизненного тупика. Арсений Блистанов, налегая на бургеры, поделился доверчиво: «Мать проходит медкомиссию, собирает „болячки“ ради пенсии. А я – в отпуске. Мой рапорт на увольнение уже в кадрах».

А затем он неожиданно сменил тему: «Приехал я к вам в Серебряный Бор, в общем-то, по неотложному делу. – Сделав паузу, пояснил: – Убийство. Небывалое». И завел речь про его «ужасающие обстоятельства».

Гектор подлил ему красного вина в бокал. Полосатик-Блистанов разбавил его на две трети соком и выпил залпом. А прежде он алкоголя избегал, следуя заветам ЗОЖ.

– Ладно. Сам уж буду колупаться. Точнее, мы вдвоем с ним в Кукуев отправимся, на пару. – Арсений поник рыжей головой.

– То есть и без нашей помощи не отступишься? – поинтересовался Гектор.

– Мне просто очень нужно знать: виновен ли он? Или он жертва полицейской ошибки? Ну а ему необходимо доказать миру свою непричастность. Пусть и спустя годы.

– Дело, где фигурирует малолетний ребенок-убийца, весьма редкое, – заметила Катя осторожно.

– У них в Кукуеве и не слышали прежде о подобном! – Полосатик-Блистанов глядел на нее почти умоляюще.

– Гек, – Катя обратилась к мужу, – нас просит наш друг. Разве мы ему откажем? У нас достаточно дней в запасе до получения паспортов и отъезда. Книгу я пока на время отложу.

– Желаешь поучаствовать? Случай тебе показался стоящим внимания? – Гектор внешне был серьезен. Но в его серых глазах – знакомые синие искры.

– Не то слово. Загадочным, трагичным, жутким даже на первый взгляд. Но я не только из любопытства. Арсению наша помощь необходима.

– Да, да! – горячо подключился к обсуждению Полосатик-Блистанов. – Позарез! Катя, вы тогда в Полосатово столько всего мне полезного… А вы, Гектор Игоревич, меня и прежде учили уму разуму, направляли! – От волнения он сбивался, не договаривая фразы. – Вы словно брат мне старший…

– Сеня, пафос отставить, – скомандовал Гектор. – Раз моя обожаемая жена желает, я сделаю.

– Правда? – за Катю обрадовался Полосатик-Блистанов.

– Но есть одна проблема, – заметила Катя. – Потерпит ли ваш приятель вмешательство третьих лиц? Абсолютно посторонних людей?

– Пусть попробует не захо… То есть он согласится! – выпалил Полосатик-Блистанов.

– Имеется и вторая проблема, – объявил Гектор. – Ты наш с Катей товарищ. Но предполагаемого отцеубийцу мы знать не знаем. И, честно говоря, пока он у меня не вызывает симпатии. Катя готова и ему помочь. У нее доброе, отзывчивое сердце. Я служу только своей жене. И, Сеня, заруби себе на носу: для остальных, чужих, я не работаю бесплатно.

– А он… а я не в курсе… есть ли у него сейчас чем вам, Гектор Игоревич, заплатить, у вас суперзапросы… – Полосатик-Блистанов снова горько поник.

– Ты рассуди сам: нам надо с Катей гнать в Кукуев – деревенскую дыру. Пусть там и красиво, но… Это ж глушь. Мы вынуждены отвлекаться на проблемы мутного, подозрительного типа. Тратить на него личное время и средства. Моя Катя даже откладывает книгу. Повторяю: помощь тебе – одно. Дело святое. Но он… останется мне должен.

– Конечно, о чем речь!

– Дослушай до конца, – попросил мягко Гектор. – Условия следующие: раз дело редкое и представляет профессиональный интерес для моей жены, я действую ради нее. Она сейчас пишет свою первую книгу. А затем будут еще книги. У Кати, хотя она человек скромный, накопился солидный опыт, понимаешь? И немало сюжетов и фактов. Она всегда находилась в гуще событий и не просто наблюдала со стороны весь процесс раскрытия преступлений, но и лично участвовала, пусть и в роли полицейского журналиста. Если мы с ней, помогая тебе, возьмемся за кукуевский ужастик, главной в расследовании будет она. Я – приданные силы и спец по узкому, непубличному профилю.

– Гек! – не выдержала Катя, не зная, смеяться ей либо сердиться.

– Спокойствие, только спокойствие. Я излагаю ugly truth[3]. В уплату долга я потребую с твоего приятеля согласие на использование моей женой в будущем, если ей понадобится, всех событий и фактов, в том числе из его частной жизни и жизни его семьи, из прошлого, настоящего и всей информации, полученной нами в ходе расследования. Для ее книги – детектива. Причем просто словесное обещание меня не устроит – мы заключим официальный договор. И я его заверю у юриста.

– Гек, – Катя коснулась руки мужа.

– Он на все пойдет, – быстро заверил Полосатик-Блистанов. – И делов-то! А я-то испугался, что вы, Гектор Игоревич, с него миллион потребуете и счетчик включите.

– А у него есть миллионы? – усмехнулся Гектор, накрывая Катину руку своей широкой ладонью.

– Он сам вам все о себе расскажет!

– Ты сначала доведи до него мои… то есть наши с Катей условия, – заметил Гектор.

– Арсений, мы вам поможем, раз нужно, – произнесла Катя.

Гектор посмотрел ей в глаза.

Катя дала согласие на участие в расследовании столь легко и быстро не из врожденного любопытства, не из желания докопаться до эфемерной ускользающей правды кукуевской трагедии. И уж конечно, не из-за планов использовать ее «ужасающие обстоятельства» для написания книги. Книги создаются не так…

У нее имелась личная очень веская причина – иного, гораздо более важного порядка.

– Мы уговорились: если сладится, он сразу подъедет. Я ему сейчас позвоню. – Полосатик-Блистанов встал из-за стола, достал мобильный и отошел. Набрал номер в одно касание.

Катю снова поразило: значит, Блистанов с кукуевским приятелем уже прежде обсуждали возможное участие третьих лиц в расследовании и Полосатик поведал ему про них с Гектором. Итак, они все же товарищи? Но отчего Арсений в беседе за столом намеренно от их дружбы отстраняется, отвечает весьма уклончиво?

Блистанов что-то внушал своему собеседнику. И выражение его лица изменилось – оно было почти злым. Ожесточенным. Катя внезапно вновь ощутила внутри холодок. Во что они с Гектором ввязываются?

– Согласен на все условия. Он через час будет у вас в Серебряном Бору! – Полосатик-Блистанов оторвался от мобильного. – Можно ему к вам домой?

Катя глянула на мужа и покачала головой – нет, только не сюда. Она не собиралась впускать кукуевскую тьму с ее тайнами в их дом.

И Гектор понял.

– Кафе местное «Дом 43», недалеко отсюда, – объявил он Блистанову. – Пусть чешет туда. Через час встречаемся. Щассс одному бармалею звякну, юристу – и он мне должен. Он скинет форму договора. И мы его в кафе сначала подпишем. И только потом… твой протеже, Сеня, изложит нам свою версию событий одиннадцатилетней давности.

– Как его зовут? – спросила Блистанова Катя, когда он закончил переговоры со своим кукуевским приятелем, вернулся к столу и она положила ему на тарелку еще один большой кусок торта.

– Елисеев Серафим. – Полосатик-Блистанов засунул за щеку безе с торта.

Словно тень промелькнула на его мальчишеском лице, и внезапно он продекламировал Пушкина, перевирая его, со странной кривой ухмылкой:

– И шестикрылый серафим на перепутье мне явился. И он мне грудь рассек мечом… нет, косой… литовкой острой распорол… И сердце трепетное вынул… Кстати, он, мелкий, папочку сумел тогда одолеть по причине его полной алкогольной отключки.

Катя и Гектор молчали. Полосатик-Блистанов вытер салфеткой губы от сладкого крема.

– Сейчас он, правда, именует себя по-другому, – добавил он. – Но ваш договор, Гектор Игоревич, он подпишет своей настоящей фамилией. И укажет паспортные данные.