Читать книгу Мамба и Ёнка - Татьяна Троценко - Страница 23

***

Как настоящий биограф я должен был узнать многое из его жизни, копнуть вглубь. Скрепя сердце, чувствуя неприятную слабость в поджилках, я пошел за разрешением к Низовскому.

Он отдыхал от съемок в вагончике, цвыркал кипятущий, как он называл, чай из любимой кружки в застенчивый белый горошек. Щурился от пара и ложки, над которой каждый раз смеялся, но все же не вынимал из кружки. «Как можно узнать русского разведчика? А он всегда прищуривается за чаем, чтоб ложка в глаз не попадала».

– Говоришь, о моей жизни все узнать? – голосом Ивана Грозного вопросил Низовский. – Хочешь друзей моих кровных наизнанку вывернуть, всю подноготную вызнать?

Я поежился.

– Хочешь женщин моих любимых выспрашивать, в доверие им втираясь? Всё чтоб, всё рассказали, как любил Низовский, как бросал, какие слова темной ночью нашептывал?

Я склонил голову, царапая скатерть.

– Мать-старушку подкупить похвалой сыну и выведать-вызнать, как на горшке сидел, как титьку ел?

Я осознал всю степень своей мерзости и вскинул голову с заблестевшими глазами, чтоб увидел Низовский, что не такой уж я еще дрянь-человек, и наткнулся на пляшущие озорные огоньки в голубых его глазах.

– Валяй, борзописец! – и махнул лапищей. – Благословляю.

Вторую лапищу в этот момент нежно обрабатывала заботливая маникюрша.

И так царственно помавал он рукой, что я чуть не припал к ней губами, которые сами собой складывались в «благодарствуйте, батюшка».

Бр-р, от Низовского, как от наваждения, надо периодически встряхивать головой. Чтоб не забывать об этом, я поставил себе чернилами крестик во впадине между большим и указательным пальцем. И впоследствии так часто обновлял его, что чернила въелись татуировкой.

Начал я с первой учительницы.