Читать книгу Мамба и Ёнка - Татьяна Троценко - Страница 24

***

Маленький провинциальный городок Берягин в далекой заснеженной Сибири. Город, давший нам Арсения Низовского (подробно см. книгу «Детство и юность Сени Низовского». – Прим. ред.). Звенящая детскими голосами школа, неожиданно большая для такого городка.

Я иду к первой учительнице Низовского, снег похрустывает под ногами. Так же он похрустывал, вероятно, когда задорный мальчуган Сеня, зажав в кулаке веревку от санок, в шапке набекрень бежал с друзьями на горку.

Софья Вениаминовна, седая и строгая, с высоко поднятой прической, словно сошла с экранов старых фильмов про первых учителей. Она уже не преподает, и в ее уютной квартирке на окраине города, как я и ожидал, на стенах всюду фотографии ее классов. Робкие первоклассники, притаившиеся за букетами, смелые рыцари с распахнутым в первый же день воротом белоснежной рубашки и рядом чуть утомленные школьной жизнью выпускники – третьеклашки. Похожие, как все школьные фотографии, до того, что невольно начинаешь искать среди школяров свое лицо и только потом спохватываешься. Есть и черно-белые фото с бритыми наголо черепушками и чубчиками мужской школы, и современные цветные, с синей формой и разномастными головенками.

Где-то здесь притаился и школьник Сеня. Может, вот этот задорный класс, все как один в военных пилотках, был его. И с ними, товарищами детских игр, он рос, и рос с ним его талант.

А может, вот эти косички дергал юный Низовский, будущий любимец всех женщин страны. Нет, не узнать его, глаза разбегаются.

– Софья Вениаминовна, – спросил я вошедшую с кухни учительницу, в одной руке чайник, в другой невиданной красоты пирог. – Покажите, пожалуйста, где здесь Арсений.

На миг мне показалось, что учительница вздрогнула, будто чего-то испугалась, но тут же показалось, что показалось.

– Дмитрий, милый мой мальчик, помогите мне, пожалуйста, пирог невероятно тяжелый.

– Да-да, конечно, пожалуйста, давайте-давайте.

Я отнес пирог на стол, где уже стояли в вазочках конфеты и искрилось варенье.

– Давайте будем пить чай и разговаривать. Неспешная беседа, что еще нужно нам, одиноким пожилым женщинам.

Мы налили по кружечке ароматного чая и приступили к беседе.

Горбатые певучие половицы, красные как пасхальное яйцо, белая крахмальная скатерть, низкий абажур. Тикают ходики, потрескивают батареи отопления. Мы сидим три часа над сказочной красоты пирогом, и седая и строгая Софья Вениаминовна рассказывает мне иронично про свой первый «Первый А», патетически про свой последний «Четвертый Б», с затаенной любовью про задорный «Третий Г». Про Арсения Низовского еще не сказано ни слова.

– Софья Вениаминовна, расскажите все же, пожалуйста, об Арсении, – попросил я, нажав кнопку миниатюрного диктофона.

Седая учительница испуганным лошадиным глазом покосилась на сверкающую штучку, устремила взгляд за окно и отчеканила:

– Арсений Иннокентьевич Низовский родился в 1955 году, в простой рабочей семье. Отец был сталеваром на знаменитом Берягинском металлургическом комбинате, мать – крановщица мебельной фабрики… Арсений Иннокентьевич…

– Ну Софья Вениаминовна… – обиженно затрубил я и выключил диктофон. – Ну зачем же вы мне это рассказываете? Это и я могу вам рассказать, слово в слово. Это напечатано на тридцать пятой странице «Энциклопедии современного искусства», третий абзац сверху.

– Да-а? – не слишком умело удивилась учительница. – Именно третий?

– Давайте попробуем еще раз, не так формально и… – я махнул рукой и щелкнул хромированной клавишей.

Снова лошадиный глаз, прямая спина, чеканная речь:

– Арсений Низовский в 17 лет покинул Берягин с рюкзаком, полным сибирских деликатесов, и…

– И через четыре дня стоял на Казанском вокзале нашей столицы уже без рюкзака, – закончил я. – «Актеры российского кино», двадцать восьмая страница, внизу.

– Надо же, – смущенно закивала, заприставляла руку ко рту учительница. – Въелось, видно, в память так.

– Ну конечно, въелось, – пришел я на помощь, дружески и сочувственно подстраиваясь и кивая. – Пирог у вас, Софья Вениаминовна, знатнейший.

– А, пирог, пирог – да, – сразу рука перестала прикрывать рот, пошла хлебосольным жестом в сторону, поплыли морщинки у глаз. – Угощайтесь, Димочка. Мальчики любят сладкое.

– И Сеееня, – улыбаюсь, протягиваю слова и руку с пирогом, привязывая одно к другому. – Тоже любил сладкое? Да?

Ну же, ну!

– Да?

Морщинки закаменели, хлебосольная рука деревянно стукнула по краю стола. Щелью рта:

– Арсений Низовский учился в средней школе №15 города Берягина с…

– С 1962 по 1971! – заорал я. – Да что ж это такое, любезная Софья Вениаминовна? Знаю я это, знаю, и знают все читатели и почитатели, и весь прогрессивный мир. Ну давайте же начнем уже! Арсений Низовский явился в первый класс… ну… совсем… ну?!.

– Крошкой? – полуспросила у меня Софья Вениаминовна.

– Да-да, Софья Вениаминовна, отлично, Софья Вениаминовна. Ну давайте продолжим. С трогательной тоненькой… ну?..

– Шейкой, – выдохнула Софья Вениаминовна.

– Ну хорошо, хорошо, Софья Вениаминовна, и непокорным светлым… ну? Что?..

– Чубом?

– Ну, ага, ага. В загорелой, поцарапанной? Ну?..

– Руке, – обрадовалась узнаванию Софья Вениаминовна.

– Во! Точно! Сеня держал букет растрепанных? Ну?..

– Георгинов! – выкрикнула Софья Вениаминовна первой ученицей и зарделась.

– Молодец! – похвалил я. – Дальше!

Через два часа утомленные, потные, навалившись грудью на стол, мы вяло жевали, не замечая вкус пирога, и слушали запись.

– Не пойдет, ни к черту не пойдет, Софья Вениаминовна, простите. Это напоминает, знаете что?

– Журнал «Веселые картинки», – привычно угадала она.

– Да. Где в печатный текст картинки вставлены для неграмотных.

– А вы знаете, Дима, – устало сказала Софья Вениаминовна, даже не косясь на диктофон. – Не помню я этого вашего Низовского. Вот совсем не помню, ни вот такой вот фитюлечки, – показала она сложенный в перстах недоеденный кусочек, посмотрела на него внимательно и съела. – Хоть ешьте меня, хоть режьте.

Я обомлел, хотел потянуться выключить диктофон и не смог, меня словно парализовало.

– Да, Дмитрий, не падайте в обморок. Я тоже сначала переживала, как вся эта волна покатилась: Низовский то, Низовский се, Низовский наше все. Думала, склероз пришел, поминай как звали. Вот так думаю, однажды утром в зеркало посмотрюсь и спрошу, кто эта милая старушка. А потом думаю, э, нет, шалишь, брат-варнак, Федю Ложечкина отлично помню, рассказать? Вот такой парень! Марину Лисичкину. Кавалерист-девица наша, весь второй «Г» от нее рыдал. Шестьдесят девятый почти весь выпуск помню. И вообще к старости наоборот все прежнее четче видится. Могу некоторые уроки по минутам пересказать. – Она зажмурилась, улыбнулась, помолодела и, вероятно, видела сейчас эти памятные уроки. – Максимку Райснера помню отлично. Любочку Великан. Поповых троих помню, не братья. Семеновых, те братья. Ивановых всех. Гримбергов парочку. Соловейко Ниночку…

Она открыла глаза, посмотрела на меня, улыбка затухла, явственно затухла как свечка. Но сказала решительно, не мямля как прежде. – Низовского совсем не помню. И на снимках не найду. Простите, Дима, – добавила она, смягчая резкость голоса.

– Пожалуйста, – сказал я совсем уж автоматически. И чужой рукой бахнув по клавишам, выключил диктофон.

Потом Софья Вениаминовна закутывала меня в коридоре в шарф, утешительно приговаривая что-то, а я испуганно смотрел на диктофон, ни разу меня не подводивший до этого и вдруг превратившийся в ядовитого и хищного зверька, и никак не мог заставить себя спрятать его за пазуху.

– Вы, Димочка, не расстраивайтесь, – щебетала сбросившая с себя груз учительница и все поправляла на мне шарф.

«Стереть или не стереть», – думал в этот момент я.

– Вы сходите к Полине Сергеевне.

«Стереть», – подумал я.

– Она вела десятый в семьдесят первом. Десятый тогда один был.

«Не сотру», – и зачесалось правое ухо.

– Она точно вам про Арсения расскажет, вспомнит, обязательно вспомнит.

– Адрес? – спросил я, окончательно решив стереть, и спрятал диктофон во внутренний карман.

– Вот, Димочка, и хорошо, и правильно, – и подоткнула клетчатый шарф под отвороты дубленки. Ребячья мозаика ехидно смотрела на меня со стен. – Если хотите, приходите в любое время, расскажу вам про Федю Ложечкина. Правда, хороший парень!