Читать книгу Дело рук человека - Тихон Юрьевич Стрелков - Страница 5

У Намбо Терва не получалось заснуть уже сто двадцать девять дней. Ночами он валялся в кровати, в душной комнатушке над баром «Срыгай», глядел в темный потолок и слушал. Мышь глухо скреблась где-то в стене, на пол с притолоки мерно капало, с улицы доносились голоса гуляк, грубые и неразборчивые. Намбо нравились эти звуки, они подавляли тишину, ненадолго заглушали ворох мыслей. А потом накатывали воспоминания, и он заново переживал тот день. День казни.

Запахи. Пот, ржавчина и сырой камень. Ощущения. Руки за спиной упираются в кандалы, грудь, сотрясаемая сердцем, скачет на плахе, а шея, потная шея, едва-едва скользит по грубому бруску. Перед глазами песок с разноцветной галькой, темно-коричневые пятна крови и две срубленные головы ― лоб ко лбу, рты открыты, глазища со сливу. Гул голосов собравшихся горожан волнами накатывает со всех сторон, но Намбо его будто и не слышит. Ждет другого звука. Ждет, прикусив губу, стиснув кулаки.

И, наконец, ― свист. Над затылком. Затем полет. Песок, галька, все вертится. И ― голубое небо. Под ним палач в маске с топором. Под палачом шея, из которой хлещет кровь. Под шеей… темнота.

Намбо резко сел, кровать протяжно скрипнула, и распахнул створки. Ему было душно. Облокотился на подоконник в темных разводах, выглянул из окна. Ночной ветерок, приправленный каплями утихающего дождя, защекотал щеки. Густую тьму разбавляли выставленные в шахматном порядке фонари и редкие горящие окошки в борделе напротив. На улице не души.

Скучно. Вчера хотя бы девчуля стонала, можно было повоображать, а сейчас… А что сейчас? Есть я хочу, вот что.

Поутихший было дождь неожиданно превратился в ливень и забарабанил по крышам. Намбо не любил мокнуть и собирался уже прикрыть створки, снова улечься в кровать, когда заметил сквозь туманную морось бегущих со стороны городского фонтана парня и девушку. Оба держат над головой какую-то ткань, оба хохочут.

Лучше и не придумаешь.

– Эй! ― крикнул Намбо. Голос у него был высокий и скрипучий. ― На улице жлопняк! Не желаете согреться? Я откроюсь пораньше.

Пара остановилась.

– Нет, спасибо! ― бросил парень. ― Ирна идем.

Ирна помотала головой.

– Я вся промокла, давай зайдем, до дома полчаса бежать.

– Всего полчаса…

– Целых полчаса, ― возразила она и подняла голову. ― Откройте пожалуйста, мы зайдем!

– Ирна!

– А что? Я замерзла!

– Ладно…

Намбо осклабился. Слабовольный парень и девица, капризная, каких поискать. То, что нужно.

– Я немного храмой, ― сказал Намбо, ― сейчас спущусь, подождите.

– Вы не торопитесь, ― весело крикнула девушка, ― сильнее мы не намокнем.

Тут с тобой и не поспорить, дорогуша.

Намбо прикрыл створки и вместо того, чтобы поспешить по лестнице вниз, улегся в кровать, заложив руки за голову. В тот день, день казни, когда его голова слетела с плеч, покатилась по песку, пересчитывая гальки, он увидел ясное голубое небо, палача в маске с топором, шею, из которой хлестала кровь, и темноту. Темноту плотную, абсолютную, всепоглощающую, именно такую, какой он себе ее воображал при жизни. Темноту смерти. Но темнота не была последним, что он увидел.

Вслед за ней пришел свет, ― поначалу слабенький и тусклый, как от догорающего каганца, он вскоре ослепил Намбо. И Намбо почувствовал, что падает. Он не мог сказать, как долго длилось это чувство, не мог сказать, как долго ничего не видел, ослепленный, ведь потом… просто потом он уже сидел с удочкой на краю радужный горы и ловил. Что ловил и зачем ловил, он не знал и как ни странно не хотел узнавать.

Вокруг было много рыбаков. Тихих, неподвижных, бестелесных ― они походили на объемные тени и жутко выделялись посреди ярких красок окружающего места. Справедливости ради надо признать, что и Намбо был такой же. Он понимал, что рыбачит, понимал, что сидит на краю горы, понимал, что чего-то ждет. Этим его понимание ограничивалось.

Вскоре, Намбо не представлял, сколько времени прошло, а потому решил, что вскоре, клюнуло. Под ним вдруг появилась малиновая река, из ниоткуда материализовался солнечный поплавок и запрыгал на воде. Намбо на миг ощутил руки, дернул удочку. На крючке висел свиток в пестром переливающемся футляре, унизанном бриллиантами и кварцами. Свиток поплыл к Намбо.

Намбо не касался футляра, не снимал колпачок, не разворачивал свиток: все произошло само. Перед лицом завис салатовый пергамент с расчерченной розовыми линиями таблицей, состоящей из наобум раскиданных букв. На первый взгляд наобум. Намбо быстро удалось отыскать слово: надежда. Он отыскал и еще: смерть, любовь, ссора…

И тут в голове у него загромыхал голос: «У тебя был выбор. Ты нашел себя. Не сбывшиеся, разрушенные надежды ― отныне твоя еда».

Намбо не успел переварить услышанное, как начался ураган, и взбесившиеся порывы ветра потащили Намбо в малиновую реку. Он пытался закричать, но не мог проронить ни звука, не за что было схватиться. Странное дело, но ветер, обозлившийся на Намбо, совсем не тревожил других рыбаков. Они все так же сидели с удочками в теневых руках, все так же молчали и не двигались, все так же ждали… ждали своей очереди.

Едва Намбо коснулся цветной воды, как почувствовал и руки, и ноги, и лицо, и шею, и противный привкус чеснока во рту, и покалывание в груди, и запахи перегара. Он стоял за барной стойкой, полотенцем вытирал бокалы, перед ним трясся от хохота черно-белый мужик.

– Я ему так и сказал, Хенк, что надо вдолбить по самое очко… Эй, Хенк, ты меня слушаешь? Вдолбить по самое очко…

– Я Намбо, ― возразил Намбо, рассматривая свои тощие руки. Затем пальцами прошелся по лицу, костлявому с мелкой колючей щетиной, коснулся жесткой груди, тощей ноги и закашлялся. Все вокруг было черно-белое, полностью пропали цвета. ― Я Намбо, ― повторил он резче, ― где, клять, мое тело?

С тех пор прошло сто двадцать девять дней, цвета он так и не стал различать, но к телу привык. Как привык и к своей особенности ― питаться чужими надеждами.

Голод всего хуже.

Через приоткрытые створки Намбо слушал тихую ругань ожидавшей его парочки. Ирна просила подождать, когда спустится Намбо, а кавалер ее разумно настаивал на том, что они впустую тратят время. Ведь каким бы хромым не был этот хозяин бара, за десять-то минут он успел бы спуститься даже с четвертого этажа, что говорить о втором.

– Нет, ― упрямо отвечала Ирна. ― Он ради нас напрягается. Представь, что ты хромой. Каждый шаг дается непросто. Вот спускаешься ты, пусть и очень медленно, но спускаешься, открываешь треклятую дверь, а там никого. Ты пыхтел, устал, а там никого.

– Очень даже представляю, люди часто так поступают.

А он не глуп, совсем не глуп.

– Плохие люди.

Какая правильная.

– Умные люди. Какой идиот будет стоять пятнадцать минут на месте и мокнуть, надеясь, что какой-то хромой мужик спустится и откроет им дверь? Мож он вообще подох, а мы тут…

– Не говори так! ― воскликнула Ирна. ― Сглазишь ненароком!

– Да кто в эту брехню верит!

– Брехню? ― тихо переспросила она.

– Я не то хотел сказать…

– Нет, ты сказал как раз то, что хотел! Мои родители верят в эту, как ты сказал, брехню. Я верю в эту брехню. Все мои родственники верят в эту брехню…

– Ничего страшного, я не…

Поторопился я с мнением, он тупица.

– Ничего страшного?! ― вскинулась Ирна. ― Ты только что назвал меня и моих родных идиотами!

– Нет. Я такого…

– Молчи.

– Ирна, я, правда, не…

– Молчи. Пожалуйста, молчи. Давай подождем.

Повисло молчание. Намбо приподнялся в кровати, прислушался. Беспощадный дождь барабанил по крышам. Мне их даже жалко ― юные, наивные, импульсивные. Я б и правда, пустил их, но голод сильнее.

Намбо подождал еще немного, затем высунулся из окошка и кашлянул.

Ирна первой подняла голову.

– Вы все еще не спус…

– И не спущусь, ― перебил он. ― Я вас обманул. Забавно, да?

Парень стиснул кулаки.

– Вот же…

– Зачем?! ― выкрикнула Ирна и запустила в стену бара, похожую на тряпку, кофточку. ― Как можно быть такой… такой… такой мразью?

– И я рад, что вы намокли.

– Ты труп! ― предупредил парень и подшагнул к двери, подняв ногу для удара.

Этого еще не хватало.

– Моя охрана с тобой не согласится, ― сказал Намбо. И парень застыл. ― Ну же ― выбей дверь. Ребята с радостью выбьют тебе пару зубов, а потом… Твоя девушка весьма привлекательна и…

– Я думала, вы хороший человек! ― почти жалобно воскликнула Ирна, подняла кофту и повернулась к парню. ― Пойдем, Лон, видеть не хочу этого мерзавца!

Намбо улыбнулся: наконец-то. Из тел Ирны и Лона выделились, как чернила из спрута, видимые только Намбо малиновые струи и поплыли к нему. Он раскрыл рот, хотя мог поглотить и телом, и вкусил. Несбывшиеся надежды всегда пахли чем-то сладким, сегодня ― ванилью. На вкус они едва различались, но Намбо казалось, что пьет он теплое топленое молоко.

Как хорошо. Если бы им хватило наглости вернуться, я с радостью впустил бы их и даже накормил за полцены. Ох, как хорошо.

– Ну и где твоя охрана?

Намбо захлопнул рот и медленно повернулся, на всякий случай подняв руки. Перед ним стояла девушка в платье, поверх которого висела накидка, соединенная на шее имперской запонкой. Уменьшенная регалия короны несомненно заинтересовала бы Намбо, не будь в правой руке у гостьи ножа.

– Вышли погулять. ― Для пущей убедительности Намбо кивнул в сторону окна.

– В такую погоду?

– А что, в такую погоду гулять запрещено?

– Я остановлюсь в твоем баре на день или два, ― сказала девушка. ― Мне нужна койка, еда и ножницы. Не возражаешь?

– Хм. ― Намбо улыбнулся. ― Разумно спрашивать, не возражаю ли я, когда в руке лежит сталь.

– Серебро.

– А-а… ну это все меняет. Конечно, не возражаю.

Она поняла буквально. Спрятала нож, стала отстегивать накидку. Намбо кисло усмехнулся.

Грубиянка. Могла бы для приличия подержать нож подольше, а то прямо показывает, что совсем меня не боится.

– Нож для охраны был, ― пояснила девушка, сворачивая накидку.

Ну вот, самая что ни есть грубиянка.

– А как ты вошла?

– В окно влезла, ― не отрываясь от своего рюкзачка, ответила она. ― Там створки расшатанные, надо подлатать.

Своевольно влезла в чужой бар, еще и критикует. Хамка.

– А почему в дверь не постучала, как нормальный человек?

– Разве нормальные люди стучат ночью в двери закрытого бара?

Вы только поглядите на нее!

– Нормальные люди не вламываются в чужие бары посреди ночи!

Нежданная гостья извлекла из рюкзачка мешок и потрясла монетами.

– Я заплачу.

– Ну да, ― буркнул Намбо, ― деньги все решают. Ты кстати положила мокрую сумку мне на подушку… Ну да, еще и села. Красота. Ты бы хоть переоделась, а то капает, как с тряпки. Еды у меня немного, но…

Девушка подняла руку.

– Знаешь, почему твой бар не процветает? Ты слишком много говоришь. Я не спала сорок восемь часов и жутко раздражена. Давай помолчим. До рассвета.

– Но…

Она снова подняла руку.

– Должна предупредить, меня ищут. Если в бар завалятся стражи или наемники и будут искать меня, скажи, что не видел, ладушки?

Ладушки?

– Погоди, кто ты? За что тебя ищут? И почему я должен…

Рука в третий раз рассекла воздух.

– Меня зовут Парти Уикс, давай помолчим до рассвета.

***

Намбо не помнил ночи, длившейся так долго, как эта. Грубиянка Парти, едва представившись, улеглась на его кровати и мгновенно уснула, а он, лишенный сна, застыл. В баре нет другой кровати, другой подушки, другого теплого, набитого овечьей шерстью одеяла. Одеяла, которое гостья в мокром платье использовала, как матрас.

Пыхтя от возмущения, Намбо спустился на первый этаж. Там было темно и сыро. «Срыгай» не пользовался популярностью, и Намбо это устраивало. Меньше возни. Он не выбирал себе сосуд, его насильно зашвырнули в дряхлое тело бармена. Да, спасибо, что хоть в это, но могли бы подобрать и получше. Намбо охотно поработал бы судьей или доктором. Первый легко мог дарить ложные надежды преступникам, чтобы после насытиться, а второму-то и делать ничего не надо. Родственники больных ― бесконечный источник несбывшихся надежд.

Намбо подошел к столу, выдвинул верхний ящик и наощупь отыскал сверток. Развернул, в одну руку взял кресало ― полоску гладкой стали, в другой соединил заостренный конец сланца с кусочком льна. В темноте нужна особая точность, легко попасть себе по пальцам. Но Намбо не сомневался ни на миг: уж с чем-чем, а с огнем-то он управится.

Четыре резких точных удара ― посыпались икры, запахло паленым. Намбо легонько подул на ткань, позволяя огоньку набрать силу. И тут же поднес крошечное пламя к каганцу. Фитильки на конце глиняной чаши зажглись, слабо осветив пол и стул на длинных железных ножках. Намбо заметил таракана и, не задумываясь, придавил.

И что мне теперь делать, стоять тут до утра?

Он решил сесть. Но не просидел и минуты, как встал. Прошелся вдоль стола взад-вперед, нарочно стуча подошвами, затем снова сел. Забарабанил пальцами по столешнице, гладкой и прохладной, потянул носом воздух. Пахло скисшим виноградом и потом.

Может открыться раньше?

В дверь застучали.

О, чудно!

– Подождите, подождите, я иду! ― крикнул он и пробормотал под нос: ― И остальные каганцы надо бы зажечь, а то темнота-а…

Намбо отодвинул щеколду, толкнул дверь, и воодушевление его мигом растаяло. Имперская стража. Трое вооруженных мужчин, у каждого по негаснущему даже в ливень факелу.

– Вы по мою душу? ― нарочито весело поинтересовался Намбо. ― Или просто желаете согреться?

– Ни то, ни другое, но мы войдем, ― последовал ответ. ― Не возражаете?

Да сегодня надо мной просто издеваются, спрашивая это! Сначала эта Парти, теперь они… Погоди-ите, стража ведь пришла за ней? Наверняка. Она сама предупреждала. Интересно, что девка натворила?

– Вы должно быть девушку ищите, да, Парти? ― произнес Намбо. ― Парти Уикс?

Ну что, поиграем?

Мужчины многозначительно переглянулись.

– Она сейчас здесь? ― тихо спросил, очевидно, старший из троицы: бровастый с крупным носом. ― В баре?

Налетевший ветер окатил Намбо дождем.

– Входите, с вашего позволения, не хочу мокнуть. ― Он пошел к каганцу, стража ― за ним. Последний прикрыл дверь, приглушив ливень. ― Эта Парти прибежала сюда часа два назад, барабанила в дверь, разбудила меня. Я был злой и… Пустил ее в общем, а она давай трындеть. Мол, меня так зовут, мне нужна койка, еда и ножницы, я останусь на пару дней, заплачу.

– Она сейчас…

– Подождите, ― попросил Намбо. ― Я значит, уже собирался согласиться, сами понимаете, деньги лишними не бывают, но решил сперва спросить, почему она выбрала мое скромное место. Тут-то и началась хрень… Парти эта увиливала, как могла, но правду не говорила. Я человек хоть и простой, но правду вижу, сразу вижу. А врунью и скрытницу держать у себя за спиной не намерен, кто знает, что выкинет?

– Она не здесь, ― заключил солдат, поджав губы.

– Прогнал я ее. ― Хватит пустой болтовни. ― А что она натворила? Украла что или…

– Она подозревается в убийстве… архимага Грелона.

Намбо раскрыл рот. Что?

– Капитан, нас же просили не говорить.

– К черту! ― бросил капитан. ― Завтра весь Хоруин будет знать. Пока она не сбежала из города, ее нужно поймать любой ценой. Потом будет поздно. Не сочтите за грубость, хозяин, но мы осмотрим бар сверху-донизу. И клянусь погонами, если мы ее найдем, вы ляжете на плаху.

Намбо захлопнул рот.

Что за чудище я держу на втором этаже? Убить архимага… Ну я и влип.

Пока стража осматривала первый этаж, Намбо сидел, скрестив под столом ноги и думал. Признаться в том, что Парти наверху, он не мог. Поздно уже: слова не вернуть, стража решит, что Намбо их надул, и отправит на плаху. А Намбо хватило и одного визита к палачу и его любимой скамье.

Если сдать девчонку не могу, остается только одно ― не дать имперским пешкам найти ее. Второй этаж они, так или иначе, осмотрят, а значит…

– Черт! ― воскликнул Намбо на весь бар. ― У меня же наверху окно открыто, часа два как уже, она не могла залезть втихую? Черт! Мне кажется, я что-то слышал полчаса назад. Решил, что мышь, но вдруг…

– Тихо, ― шикнул страж, ― тихо. Не волнуйтесь, мы все осмотрим.

– Да как не волноваться? Девка возможно архимага убила, вы сами-то уверены, что сладите с ней? Мы для нее, как ковер, об нас только и можно что ноги вытирать. Ковер! Ковер!

– Да успокойтесь вы! Если она там, то все услышит и сбежит…

– Да пожалуйста ― лишь бы убралась подальше!

Я тут глотку разрываю, только попробуй не проснуться! Только попробуй попасться!

– Арчи, карауль на улице, ― распорядился капитан, ― если что увидишь, используй бомбу. Декан, ты будь здесь на первом с хозяином, я осмотрю второй.

Идеально. Даже лучше, чем я мог вообразить. Все трое в разных местах. Да и меня вряд ли подозревают. Но если поймают ее: все накроется. Она настучит и… Черт, без риска все же никак.

Капитан с клинком наготове мягко пошел по ступеням. Первый лестничный марш. Намбо поджал губы. Капитан свернул на второй, скрылся из виду, Намбо теперь следил за его передвижением по свету от факела. И когда свет, все удаляющийся и удаляющийся, исчез, Намбо стиснул руки под столом и затаил дыхание.

Вошел.

Ждать пришлось недолго. Вновь показался свет и несколько секунд спустя бегом спустился капитан.

– Пусто, ― заключил он. Из его виска выплыла видимая только Намбо полоска надежды. Намбо поглотил ее телом без особой радости: слишком уж был взволнован. ― Там никого. Окно я закрыл и вам, хозяин, советую не открывать его в ближайшее время, по крайней мере ночью. Опасный преступник на свободе. ― Капитан сунул руку под нагрудник и извлек из внутреннего кармана пергамент и перо. ― Как вас зовут?

– Намбо… ― Намбо кашлянул, ― Хенк… я Хенк Зелмекис. А для чего вам мое имя?

– Для списка. Мы вносим каждого опрошенного в чистый пергамент.

– Тот самый, который показывает, врет ли человек?

– Именно.

Дерьмо!

– Это же здорово! ― воскликнул Намбо. ― С его помощью вы тотчас можете понять, врал ли вам человек и…

– Нет, не совсем, ― перебил капитан. ― Его активировать могут только маги. Люди слишком часто обманывают по пустякам. Маги сделают так, чтобы в расчет бралось только вранье, касающееся беглянки… Мы все узнаем не раньше, чем завтра на рассвете. Но сомневаюсь, что простые люди станут врать. Мы ищем ни какого-то наглеца, укравшего алмаз императора, а того, кто подставил весь Хоруин, уничтожил его главную защиту.

Намбо осторожно кивнул.

– Ладно, ― сказал капитан, ― мы пойдем. Спасибо вам за помощь, закрывайте окна и берегите себя.

– Удачи вам, ― слабо отозвался Намбо.

А ведь капитан этот хороший человек и говорит все по делу. Надо было сразу сдать ту стерву, теперь попал по самое не хочу. Идиот. Завтра откроется правда, и за мной вернутся. Возможно даже этот же капитан и вместо «берегите себя» назовет меня дерьмом, накинет ошейник и потащит на площадь, где я лишусь головы во второй раз.

Намбо, сутулясь, поднялся наверх, уселся на кровать и вздохнул.

– Ушли? ― раздалось под ним.

– Поняла-таки намек? ― Он поднял ноги. Из-под кровати выкатилась Парти, вся в пыли от ковра. Она, морщась, отряхнулась и чихнула.

– Ты бы еще четыре раза повторил «ковер».

– Думал об этом… Зачем ты его убила, архимага? И как? Я занесен в чистый пергамент, на рассвете за мной придут. Осталось несколько часов, и я хочу знать, зачем сломал себе жизнь?

Парти долго молчала, то поднимая взгляд на Намбо, то опуская в пол, потирала ладони, пожимала губами, а потом резко встала.

– Магия имеет свою цену ― жизни. Грелон был могущественным не просто так, по велению императора на каждом теле перед казнью, где бы то ни было в Хоруинах, рисовали печать Грелона. И когда преступники умирали, архимаг получал силу. ― Парти повела плечами. ― Вполне законный и наиболее гуманный способ. Никого не убиваешь и заряды магии получаешь. Но однажды, десять лет назад, во время столкновения Хоруин с Леншардом, Грелон так много колдовал, что израсходовал все свои запасы. А можно ли творить волшебство без запасов? Конечно. Но тогда волшебство само возьмет свою цену. При помощи Грелона Хоруин одолел врага, но на следующий день в стране разгорелась эпидемия кори, унесшая за два года почти треть населения. Среди погибших была моя мать, две тети, три дяди, друзья…

У меня и самого корь отняла дюжину знакомых, но кто бы мог подумать, что тут замешана магия и главный защитник Хоруин.

– Месть, значит, ― заключил Намбо. ― А как? Архимаг ведь был неуязвим.

– Почти неуязвим. Его не брали яды, мечи и стрелы, но у него была одна слабость ― семья.

– Ты шантажом заставила его убить себя?

Парти отвернулась.

– Нет. Я напоила Грелона ядом. А после обманула его наивную дочь. Она пришла к отцу и использовала заклинание, которое я ей дала. Заклинание сняло его защиту, он стал уязвимым. Девчонка думала, что заклинание удивит отца. Уверена, оно удивило, он и пикнуть не успел, как отправился на тот свет. Мой яд сработал.

Красиво, но жестоко, слишком жестоко.

– У тебя нет сердца, ― сказал Намбо, испытывая одновременно и отвращение, и восхищение. Придумать подобное мог только настоящий гений. ― Значит, все из-за мести?

Парти взмахом расправила накидку.

– Одевайся, ― велела Парти. ― Раз ты внесен в чистый пергамент, тебе нельзя здесь оставаться. Ты помог мне, пусть и по дурости, и я помогу тебе. Ты пойдешь со мной, я выведу тебя из столицы, а если понадобится и из страны.

– Но…

Парти подняла руку.

– Не трать время на болтовню. Пойдем пешком, и быстро ― береги воздух, пригодится. ― Она застегнула накидку и пробежалась взглядом по Намбо. ― Ты хоть и сухой, но на вид явный любитель выпивать. Дыхалки у таких не важные, спустятся по лестнице и уже отдышка. Пш-п… Пш-ш…

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты стерва?

– И сука, и падаль, и гниль, и много других любезностей. Одевайся, или я уйду без тебя.

– Да пожалуйста!

– Хочешь на плаху?

Намбо не хотел, больше всего на свете не хотел снова оказаться там, снова почувствовать, как кадык упирается в дугообразный брус, увидеть под собой отрубленные головы, услышать над затылком свист топора и попасть в то странное место. А потом вернуться в другое тело, которое возможно будет даже хуже этого.

В груди у Намбо неприятно екнуло.

С чего я вообще взял, что вернусь? Что если в следующий раз темнота будет последним, что я увижу?

Он спрыгнул с кровати, его трясло изнутри.

Нетушки. Я не стану проверять.

– Что брать с собой? ― спросил Намбо.

– Только самое необходимое. Оружие, одежду, сумку с флягой и деньги.

Намбо приподнял матрас, на деревянном каркасе лежало мачете и небольшой мешочек. Он с детства хранил сталь и серебро под матрасом.

Парти хмыкнула.

– Чего? ― нахмурился Намбо.

– Да нет, все хорошо, ― отозвалась она. ― Каждый взрослый человек хранит самые ценные вещи под матрасом.

– Ну, а где их еще хранить? В трусы себе совать?

– Есть шкафы и тумбы, но если ты так опасаешься, что тебя обкрадут, ― смело суй в трусы. Небольшой мешочек вполне комфортно себя в них чувствует, говорю по личному опыту.

– Прикалываешься, да? ― Намбо достал из шкафа мешок на тесемке и ремень с вырезом под мачете. То ли этот Хенк рассчитывал потолстеть, то ли Намбо исхудал его тело, но ремень совершенно не держался на талии: не хватало двух или трех дырок. ― У тебя есть шило?

– Нет. ― Парти залезла на кровать, выглянула в окно. ― На улице не души, надо поскорее выходить. Я знаю имперских солдат и знаю, как они работают. Территорию города разбивают на делянки так, чтобы две соседних наполовину перекрывали друг друга.

– То есть ты хочешь сказать, что ко мне могут наведаться снова?

– Не могут, ― Парти отскочила от окна, ― а обязательно наведаются. И, кажется, очень скоро.

– Нет-нет-нет, ― Намбо замотал головой, ― я им не открою, я им больше не открою и не стану врать насчет тебя, даже не проси! Тогда я ни черта не знал и был спокойным, сейчас ― да сейчас я орать готов!

Парти прищурилась.

– Как баба психуешь, ― сказала она. ― Никто не станет им открывать. Пока они стучать будут, мы втихую в окно чердачное вылезем и спустимся в переулке, там грязно, темно и есть за чем спрятаться. Дождемся, как они в бар войдут, и деру дадим. Только… только… ― Парти посмотрела на его костлявые руки, узкие плечи и увесистое мачете, что лежало перед ним. ― Оставь мачете здесь, под матрасом. Оно только мешать будет.

– У меня нет другого оружия.

– Если план сработает, мы ни разу не воспользуемся сталью, а если не сработает ― сталь нам не поможет.

– Умеешь ты подбадривать, ― бросил Намбо и спрятал ремень. Ремень ему не нравился, впрочем, как и мачете, в старой жизни Намбо предпочитал лук и стрелы, но он сейчас предпочел бы рисковать шкурой пусть и с далеко нелюбимым клинком, чем без всего. ― Тебе бы подошла должность…

Парти не суждено было узнать, какая бы должность ей подошла. В дверь забарабанили, и у Намбо начисто отбило желание ехидничать и иронизировать.

– Фляга пустая, ― прошептал он.

– Забей!

Парти подскочила к лестнице и полезла на чердак, Намбо ― следом. Чердаком это помещеньеце едва ли можно было назвать ― простецкая каркасная ферма. Парти первой вылезла через лючок и ползком ― в полный рост не встать ― двинулась, змеей огибая бесчисленные стойки. Намбо ни разу сюда не поднимался и решил, что не зря. Сырость, кое-где крыша протекала, повсюду мокрицы и пахло, то ли гнилой древесиной, то ли какими-то цветами, но запах тошнотворно сладкий.

Они добрались до второго лючка и осторожно выбрались на крышу. Черепица скользкая, дождь только-только утих. Парти велела Намбо держаться за конек, а сама спустилась к скату и стала наблюдать.

– Именем императора, открывайте! ― донеслось снизу. ― У нас приказ осмотреть все дома. Если не откроете, мы сами вынесем дверь.

– Капитан, мы вторые осматриваем эту делянку. Если дверь висит на петлях, значит, Арчи, Тон и Капитан Тенгор уже побывали в доме.

– Это не меняет приказа, ― не согласился капитан, ― мы должны осмотреть, и мы осмотрим. ― Ненадолго повисла тишина, затем с грохотом ударилась о пол выбитая дверь. ― Входим!

– За мной, ― шепнула Парти и побежала прямо по краю крыши.

Завороженный ловкостью девушки, Намбо пошел следом. Черепица уходила из под ног, но руки держались за мокрый конек и не давали упасть. Парти добралась до места, где при желании можно было перепрыгнуть на крышу соседнего дома, и ловко спрыгнула в темный переулок.

– Давай, ― шикнула она, приподнявшись после кувырка.

Намбо не умел кувыркаться при приземлении и побаивался высоты, но когда услышал усилившиеся голоса солдат ― солдаты, очевидно, лезли на «чердак» ― прыгнул, не задумываясь. Булыжник жестко встретил стопы, по позвонку пробежала дрожь. Намбо охнул: ну и больно же! И тут же поспешил за Парти.

Тучи рассеивались, открывая дорогу луне. Парти с Намбо пересекли улицу, свернули на дорожку меж трактиром и домом дантиста и перешли на бег. Намбо не бегал сто тридцать один день, со дня, когда его арестовали за воровство, и сейчас, когда сердце его сотрясало грудь, а ветер лохматил отросшие волосы, Намбо с удивлением обнаружил, что рад. Рад, что даже в этом дряхлом теле ему есть от кого убегать.