Читать книгу Дело рук человека - Тихон Юрьевич Стрелков - Страница 7

Селур долго осматривал доску объявлений и хмурился. Цирюльник приглашал к себе. Некая дама В. предлагала массаж от болей в плечах и пояснице. Какой-то Джордж искал начитанного собутыльника, обещая тому обильное угощение взамен на интересную беседу. Марк де Обрайтер, капитан корабля, звал желающих в пятидневный круиз по Вельветовому морю. Малограмотный Дьяк, пишущий врач через «ф» и с мягким знаком, искал доброго дантиста, который подлатал бы его черные зубы за спасибо.

Все не то, не за этим я пришел в Тендоки.

После случая в Трате Селур неделю избегал людей, обходил деревни и села стороной, ночевал на опушках леса или в открытом поле. Пару раз посреди ночи на него нападали: волки и зерницы. Волков он отпугивал огнем, а вот с зерницами приходилось несладко. Каким идиотам взбрело в голову хоронить умерших родственников в корнях ржи, Селур не знал, но знал, что зерницы появились именно по их вине. Желтоглазые, покрытые крошащимися струпьями, пахнувшие хлебом, ― они выбирались из земли затемно и бродили по округе в поисках влаги. Мечи их не брали. От ударов они рассыпались, точно зерно, и заново соединялись. Чтобы сладить с ними, Селуру пришлось использовать заклинание: он вызвал небольшой дождь, чем израсходовал оставшиеся две с половиной линии.

Селур мог колдовать и без линий, но понимал, к чему это приведет. В последний раз, когда он, будучи совсем еще юным, за ночь раз десять вызвал пламя, от страшного гнойного недуга ― буквально лопнул, как пузырь, ― скончался его друг, спящий в кровати над ним. С тех пор Селур поклялся, что никогда и не при каких обстоятельствах не станет злоупотреблять магией. И для того, чтобы сдержать слово, ему нужно убить грязного, как написано в кодексе чистых, человека. Ведь за него он получит новые четыре линии.

Селур решил, что нет лучше места для поисков какого-нибудь мерзавца, чем Тендоки, крупнейший город Хоруин. Убийства, изнасилования, отравления ― здесь все это должно быть в избытке. В свой прошлый визит в Тендоки, он покарал местного маньяка с фетишом на потрошение женщин за пятьдесят, и сегодня не беспричинно надеялся отыскать нового, не менее отвратительного преступника.

На пока все шло совсем не по плану.

Доска изобиловало мусорными объявлениями об услугах ремесленников. И не одного, сколько бы и где бы Селур не видел досок, такое было впервые, не одного сообщения о пропаже, убийстве или розыске. Селур резко выдохнул носом, круто развернулся, собираясь уходить, и тут увидал мужчину с напоминавшей гнездо прической. Мужчина шел к нему, размахивая руками, ― в одной свернутый в трубку лист, в другой сверкающий на солнце молоточек.

С новым объявлением? Может хоть сейчас мне повезет?

– Что у тебя? ― нетерпеливо спросил Селур.

Мужчина ловко его обогнул, остановился у доски, опытным движением отвернул верхний край листа и вытащил из кармана чуть ржавый гвоздь.

– Мед, ― проговорил он, поставил гвоздь и ударил молотком, ― самый сладкий и густой во всем Хоруине.

Селур громко фыркнул.

– Чего? ― обернулся мужчина. Над губой у него чернела тонюсенькая полоска усов. ― Не любишь мед?

– Как же, обожаю! ― бросил Селур. ― Вот только сейчас, поверь, мне не до меда.

– Ты просто не пробовал настоящий мед. ― Пчеловод пожал плечами и вернулся к работе.

Что Селуру нравилось в городских, так это спокойное отношение к причудам. Городским нет дела до того, что у кого-то черные пальцы или красные глаза, у них свои заботы. Тут никто не станет глядеть на тебя, как на ненормального.

А ведь так и должно быть.

Позади Селура проехала скрипящая на поворотах кибитка. Из приоткрытого окна кабины долетел звонкий девичий смех.

– Послушай, ― сказал Селур, ― чего это у вас на доске нет новостей про убийства там всякие или грабежи? Неужели в городе воцарился порядок?

– Угу. Можно и так назвать. С недавних пор верховный маг Грелон всерьез взялся за контроль улиц, ― ответил пчеловод, ― создал отряды эти, как их там… ве… что-то на «ве», точно не помню уже. С тех пор я даже и не слышал об убийствах, а если и слышал, то мигом позабыл. Мало их было.

– В жизни не поверю, чтоб мало убийств…

– Чистым и положено не верить. Расслабитесь, и чернь внеземная устроит тут хаос. Ну что, подумал насчет меда? Отдам бочонок за полцены, в честь, скажем, твоей непростой работы.

– Только за бесплатно.

– Нет уж, так и разориться недолго. ― Пчеловод на шаг отступил от доски, упер руки в бока, наклонил голову. ― Вроде ровно… Достаточно броско, а, что думаешь?

– Сойдет.

Мимо Селура, задев его плечом, проскочил низенький человек с сумкой на спине, в кепи почтальона. В руке у него трепетал лист бумаги. Посмотрим, что здесь. Почтальон у доски не задержался. Вдавил большим грубым пальцем гвоздь сверху посередине листа и помчался дальше. Селур вскинул брови: да неужели ― сообщение о розыске.

На пергаменте был изображен портрет женщины. О цвете ее волос и глаз, Селур мог только догадываться, но и без того сомневаться не приходилось ― она красива.

Не идеальна ― лицо несколько несимметричное, один глаз чуть шире другого, да и нос кривоват, хотя вполне возможно виноват художник, ― но все же красива. И за что ее…

Селур распахнул рот.

Не может быть!

Под портретом мелким, слишком мелким, учитывая обстоятельства, почерком писарь вывел: «Подозревается в убийстве верховного мага и защитника Хоруин Грелона Дуная. Особа опасна. За поимку назначается свободная награда».

– Посторонись! ― Перед Селуром словно из-под земли вырос запыхавшийся почтальон. Вернулся. ― Извините! ― Почтальон быстро пригвоздил еще одно объявление и понесся прочь, на ходу расталкивая зевак.

У Селура скакнуло сердце. То был указ, подписанный императором Хоруин, Деволом Третьим, о роспуске ордена чистых на основании совершенных в Нординах преступлениях.

С сего момента, прочитал Селур, объявляю чистых вне закона, их лицензия недействительна. А посему, каждый встретивший чистых гражданин обязан немедленно сообщить об их местонахождении страже. В случаях агрессии со стороны чистых допускается применение оружия, вплоть до убийства, при необходимости. В случае, если убийство-таки состоялось, гражданин обязан доставить тело чистого страже. Лицам, профессионально занимающимся розыском людей, поручается розыск чистых. И объявляется награда: тысяча серебряных за одного члена ордена. Сей указ действует на всей территории Хоруин и землях Нординской империи.

Внизу листа чернела небрежная подпись императора.

Они там что, с ума сошли?

Пыхтящий от негодования, Селур с трудом подавил желание сорвать мерзкое объявление, скомкать в лепешку, найти этого императора-недоумка и запихать этот идиотский указ ему прямо в зад. А желание было велико.

Как могут судить всех нас за какие-то преступления ордена аж в другой стране?

Селур заметил, что пчеловод, крепко сжав молоток, пристально рассматривает доску. Чтоб тебя! Надо уходить! Накинул капюшон, мягко на пятках развернулся.

– А как же мед? ― раздалось сзади.

Он поджал губы.

– Завтра заберу, ты только скажи где и во сколько?

В двух каменных домах спереди, за фонтаном, улицу переходил пеший отряд стражи.

Как вовремя.

– Завтра будет поздно. Я прочел указ.

– Не делай глупостей.

– Мне нужно только закричать.

– И почему же ты молчишь?

Селур поглядел по сторонам. Слева привязанная к стойлам у лавки пряностей фырчала кобыла, недовольная капаньем с крыши. За кобылой плевались три крепких мясника. Справа три уютных лавочки заняли две молодые девушки, старуха с книгой и два мальчугана. Дальше через дорожку из окна кирпичного дома выглядывал попыхивающий трубкой старик. Селур мог попытаться убежать, но на этот счет у него было дурное предчувствие.

– Что произошло в Нординах? ― спросил пчеловод.

– Самому интересно.

– Вы перешли черту?

Селур посмотрел через плечо: молот опущен ― драться пасечник с ним не намерен.

Хоть что-то.

– Сказал ведь, что не знаю. Я ни разу не бывал в этих Нординах. И за поступки других членов ордена не несу ответственности. Судить меня, все равно, что наказывать всех пасечников на свете за преступление одного какого-то пасечника. Это абсолютная глупость.

Селур крутил головой, подбирая верный момент. Никто не должен смотреть в его сторону.

– Я понимаю, почему ты…

Вот он!

Селур неожиданно развернулся и точно веслом, прямой рукой зарядил пчеловоду по голове. Тот камнем упал, выпустив из руки молоток. Чугунная головка звонко ударила о булыжник. Молоток отскочил в куст шиповника.

– Кто-нибудь! ― крикнул Селур, громко, но не настолько, чтобы услышала стража. ― Мужчине плохо, принесите воды!

Люди засуетились. Мясники оставили разговор, старуха бросила книгу на лавочке и поспешила к пчеловоду, девушки перестали хихикать. Селур дождался, когда пчеловода обступят со всех сторон и незаметно ушел. Проходя мимо двух пареньков, игравших в камни, Селур услышал:

– А ведь ему не плохо стало. Его тот ударил, сильно, с размашки. Он плохой человек.

Верно все говоришь. Иногда мне кажется, что я даже хуже, чем плохой.

***

Селур перелез через забор, чуть выше пояса, с косой медной решеткой, и спрятался за пышным кустом зыскуса. Зыскус рос вокруг каждого храма чистых и по поверию отгонял чернь. Селур в это не верил. Он вообще редко верил в легенды, сказания и прочую, как сам называл, ересь. Но зыскус ему нравился ― уж больно хорошо пах: этакая смесь земляники, яблока и тюльпана.

Храм Веди-Вичи стоял на северо-востоке Тендоки, в четырех кварталах от Бурого моста. Мост был построен совсем недавно и соединял земли только-только отстроившейся деревни Заварушка со столицей Хоруин. Именно по Бурому мосту Селур планировал вскоре уйти из города, но для начала ему нужно заглянуть в храм. Зачем? ― кажется, он и сам не до конца понимал этого, но чувствовал, что должен.

У входа никого. Наверняка стража побывала здесь еще днем. Но нельзя исключать и того, что они поджидают внутри. Будь я на их месте, обязательно бы поджидал. В большом зале или в комнате очищения, с тусклыми свечами и во всеоружии. Внезапная атака ― что может быть лучше в замкнутом помещении?

Пригнувшись, Селур мягко пошел по траве, по дорожке, выложенной плиткой, переступил через лохматый кустик мыльнянки и замер. На витражных окнах над главными дверями играл холодный отблеск луны. Селур прислушался. Калитка тихо-тихо поскрипывала, подталкиваемая прохладным ветерком. Где-то вдали слышался стук лошадиных копыт по брусчатке, с крыш доносилось протяжное мяуканье, а из открытых окон домов, фасадами выходящих к храму, ― приглушенный мужской хохот.

Селур двинулся дальше. Скользя, как тень, вдоль стен, облицованных гранитом, он принюхивался. Отделял аромат зыскуса от запаха скошенной травы, пытался уловить другой, не менее знакомый запах, кисловатый со спиртовыми нотками. Так пахли оружие и доспехи стражи после очередной чистки. А запахи быстро не выветриваются, тот, кто их ясно слышит, отлично это знает.

Нашел.

Он остановился у тяжелой дубовой двери. Поверхность двери, лакированная, испещренная загадочными, совершенно непонятными рисунками, слабо серебрилась. Селур чуть наклонился, что убедиться.