Читать книгу Женщина ночи. Разные лица любви - Тина Палецка - Страница 3
Глава 2
Передышка
ОглавлениеЗатишье сменилось бурной деятельностью. Её буквально осаждали предложениями из агентства. Звонили старые знакомые. Но всё сделалось безразличным. То ли Поль своим намёком породил сомнение, то ли бешеный ритм жизни утомил сильнее, чем можно было себе в этом признаться.
В очередной раз проснулось чувство вины за то, что она так редко навещает маму. Сердце рвалось в родной дом и незамедлительно получило отклик на зов. Всё было улажено в один день: билеты, покупки.
Старшая сестра уверяла её в том, что они дают матери всё возможное: навещают, привозят подарки, помогают по дому. Только внутри себя Настя знала правду, и её постоянно преследовало чувство вины за невысказанную любовь.
Сейчас состояние благодати окутало душу. И она пребывала в приподнятом настроении в предвкушении долгожданной встречи.
По возвращении на родину несколько дней она провела в городе. Нужно было уладить некоторые дела, повидаться с друзьями.
И наконец долгожданный момент настал: Настя села в поезд, идущий до станции, расположенной неподалеку от родительского дома. Едва выйдя на перрон, моментально ощутила, как обитель покоя и чистоты приняла её в свои теплые объятия. Родительский кров выглядывал из-за холма и слал лучики доброй энергии. Её охватило сладостное волнение: совсем скоро она увидит маму. И только тяжёлые сумки удержали от того, чтобы не пуститься вприпрыжку к родным дверям.
Тропинка к дому пролегала сквозь сад. Чистый, свежий воздух, настоянный на аромате цветов и фруктов, наполнял всё её существо. В шуме ветра слышались полузабытые мелодии детства, и чем ближе она подходила к дому, тем сильнее билось сердце. Но перед тем как переступить родной порог, Настя подошла к знакомой с детства яблоне и прислонилась к ней, отдавая свои печали и тревоги. Впитанная деревом энергия воздуха, солнца, земли, мгновенно наполнила её жизненной силой.
Мама от неожиданной радости на мгновение лишилась дара речи. Только держала её за руку, словно не в силах поверить своим глазам, потом ласково обняла дочь и дала волю слезам. Когда волнение немного утихло, она стянула с головы платок, вытерла слёзы и стала рассказывать о том, как каждый день выходила встречать утренний поезд, а сегодня возилась по дому, и стук в дверь застал её врасплох.
Она расспрашивала обо всём сразу, одновременно расставляя на столе угощения, а Настя, в свою очередь, доставала привезённые лакомства. Она всегда нагружалась таким количеством гостинцев, как будто тем самым пыталась принести извинения за редкие встречи.
Внимательно глядя на маму, она вдруг почувствовала, как сердце сжимается от боли. Сколько морщинок и седых волос прибавилось с момента их последней встречи, как она похудела и осунулась, и только взгляд сохранил былую глубину и ясность. Из глаз бил все тот же неиссякаемый родник любви, который помогал ей стареть красиво.
– Мама, а где Александр Григорьевич? – оглядевшись по сторонам, поинтересовалась Настя.
– Сегодня утром уехал погостить к брату. Он огорчится, если ты его не дождёшься.
– Хотелось бы, – уклончиво ответила Настя, и виноватая улыбка скользнула по её лицу.
Было мучительно больно обмануть ожидания родной души.
У неё действительно было желание увидеться с отчимом, добрым и заботливым человеком, взявшим маму под свою опеку. Общение с ним ложилось легко и приятно. Он умел появиться именно в тот момент, когда в нём нуждались, и под благовидным предлогом исчезнуть, когда обсуждались вопросы, не требующие его вмешательства. Минуты, свободные от физического труда, он проводил за чтением, и не было темы разговора, которая оказалась бы ему не по плечу.
Внутреннее пространство дома почти не изменилось. Часы на стене били тем же звонким боем. Рядом висели семейные портреты. Они слегка пожелтели от времени, но родные глаза, что смотрели с них, стали только ближе и дороже. Знакомые с детства вышивки, оформленные в рамки, сохранили своё место в спальне и несли поблекшее от времени очарование. Мебель в доме никогда не переставлялась. В старом буфете стояла фарфоровая посуда, которая служила при приёме гостей. Приезжали родственники и друзья.
Мама, нарядная и красивая, радушно принимала их. Веселью и шуткам не было конца. Казалось, что дом по-прежнему хранит их голоса и они отзываются эхом.
На стене аккуратно висели деревянные полки с любимыми книгами детства. Стоило только взять одну из них в руки, как в голове возникали яркие образы литературных героев.
В синем фаянсовом кувшине стояли полевые цветы. Стол был накрыт самотканой белоснежной скатертью.
В открытое окно заглядывал куст диких белых роз. Дул лёгкий летний ветерок и доносил внутрь их пряный аромат. Солнечный зайчик скользил по комнате, перебегая со стены на занавеску. Мелькал яркой искоркой и снова исчезал. Блаженный покой царил в каждом уголке дома.
Мама, как и раньше, взяла в руки вязание и, сидя на стареньком диванчике, бросала вопросительные взгляды поверх очков. Она трепетно ждала новостей из этого нового мира, который открылся её дочери.
Настя без умолку рассказывала о достопримечательностях Лондона, о менталитете его обитателей, желая отвлечь внимания от самого главного, что интересовало маму: в каком мире протекает её жизнь.
– Интересно, – мама печально кивала, словно соглашаясь со всем. – Рада, что ты окружена хорошими людьми. Только, пожалуйста, будь осторожна, – и, отложив в сторону рукоделье, добавила: – Я каждый день читаю за тебя молитвы.
Столько ласки и затаённой тревоги было в её глазах, что Настя не удержалась, села рядышком и, припав к маминому плечу, заверила:
– Всё будет хорошо. Не переживай за меня, – и добавила уже шутливым тоном: – Ты же знаешь, я очень мудрая и наделена здравым смыслом.
Сознание того, что приходится скрывать истинный ход событий, создавало внутренний дискомфорт. Однако постоянное беспокойство казалось излишним, и она искренне считала, что нет причин для волнения.
– Знаю, – мама слегка повеселела и накрыла дочкину руку своей ладонью: – Пойдём-ка пить чай, и я расскажу тебе местные новости.
Умение видеть вещи в истинном свете оставило в душе печальную метку, но говорить об этом мама не стала.
Настя нежно обняла маму и вздрогнула, ощутив под своей рукой такие худенькие, острые и опустившиеся плечи. Когда же успели произойти подобные разительные перемены, как же она их просмотрела? И сделав над собой усилие, чтобы не разрыдаться, усадила маму за стол, а сама принялась заваривать чай и расспрашивать о делах и здоровье соседей.
Местных новостей было мало, но та весомость, которую они имели для мамы, побудила и её глубоко вникать в ход событий. Говорила ли мама о том, что у соседа пал скот, или о том, что чья-то дочка неудачно вышла замуж – она внимательно слушала и все больше проникалась.
Каждый раз, возвращаясь домой, Настя обходила окрестности, чтобы вдохнуть полной грудью родной воздух, восстановить утраченные силы.
Деревня ещё спала, только пастух гнал небольшую отару овец и птицы начинали утренний концерт, перелетая с ветки на ветку в сиянии утренней зари. Первые лучи осветили росинки, и они сверкали, отражая роскошь окружающего мира.
Здесь была заложена её основа. Здесь она впитала в себя атмосферу любви и красоту природы. Сердцем её овладела бесконечная благодарность к родным местам. Хотелось сказать спасибо каждой тропинке, дереву, реке. Родной дом служил компасом, указывающим путь. Вливал новые силы, помогал залечить раны, наполняя чистой энергией.
Только существо не ограничивалось прошлым. Её переполняла неуёмная энергия. Казалось, что с таким зарядом можно покорить весь мир. Так и в этот приезд – после недели, проведённой в родном доме, не глядя на чувство вины и желание побыть рядом с мамой, всё её существо рвалось обратно. В большой многообещающий мир, в надежде приручить фортуну.
Утром в день отъезда мама бесшумными шагами вошла в комнату, поставила на стол кружку с кофе и тарелку с омлетом.
Настя протёрла глаза:
– Неужели уже пора вставать?
Мама села рядом и с добродушной улыбкой сказала:
– В школьные годы это была твоя излюбленная фраза. А за ней следовала другая: «Можно я сегодня просплю?»
– Прогуливать уроки не считалось грехом, – искренне отметила Настя и потянулась за чашкой кофе.
– Не вставай, я тебе подам, – подхватилась мама. – Кто знает, может, в последний раз, – и догадываясь, какую боль причиняют эти слова, мама опустила глаза и подала чашку.
– Мам, ну зачем ты так, – руки задрожали, кофе пролился на постель.
– Ладно-ладно. Я ведь не нарочно, – начала извиняться мама, глядя через окно куда-то вдаль, где остались прожитые годы.
– Обещаю приезжать чаще, – Настя поставила чашку на край тумбочки и положила голову на мамины колени.
– Доченька, сколько же можно кружить по свету? – тихо и печально проговорила мама, всё так же глядя вдаль и пытаясь замаскировать тревогу.
Настя ласково принялась гнать беспокойство с родного сердца, успокаивая тёплыми заверениями в своей осмотрительности и способности преодолевать невзгоды, говоря проникновенные слова благодарности. И мама, утешенная этими заверениями, перевела на неё взгляд с пляшущими искорками надежды в глазах.
Так они и провели все утро. Мама сидела на краю кровати и гладила Настю по волосам. Из кончиков её пальцев струилось и передавалось тепло.
Они вспоминали о прошедших днях. Мечтали о следующей встрече и совершенно утратили чувство реальности. Стрелка часов приближалась к половине первого, и до поезда оставался всего час.
Слёзы расставания полились по щекам, и сдержать их было намного труднее, чем слёзы встречи. Щемящее чувство вины звало остаться, но теперешняя жизнь определялась состоянием дел, ожидающих в Лондоне.
Мамины слова «Мне кажется, я тебя больше никогда не увижу» ранили в самое сердце. Сколько внутренних сил понадобилось, чтобы перешагнуть порог родного дома, сколько невысказанного оставалось в сердце! Ноги шли в сторону станции, а сердце рвалось обратно.
Перед самым их выходом из дома прошел быстрый летний ливень, и впереди серых туч во всей красе раскинулась радуга. Охватив своим изгибом полнеба. Таких ярких красок ей ещё не доводилось видеть. И с той поры для Насти это небесное явление неизменно ассоциировалось с печалью последней встречи.
* * *
Поезд тронулся с места. Мамин одинокий силуэт отдалился и исчез за поворотом. Уплывали вдаль и очертания деревенских домов и вскоре исчезли из виду, превращаясь в маленькие точки на горизонте.
Сердце сжалось так, словно его защемили в тиски. Как всегда, чтобы облегчить терзания совести, она придумала много самооправданий. Утешением ей служила мысль о том, что в один день она приедет к маме надолго. Подарит столько сердечного тепла, сколько заслуживает родной человек.
Только душа не могла стонать бесконечно. Когда Настя проехала полпути, грусть разлуки и сожаления слегка её отпустили. Казалось, что впереди ждёт что-то невероятное. Охватило внезапное предчувствие чуда.