Читать книгу Королева психов - Тина Шевцова - Страница 7

Шаги.

Борис всегда считал их, повинуясь какой-то необъяснимой дурацкой привычке, полученной в наследство от отца.

– Учёт и контроль. Внутренняя дисциплина, понимаешь? Всегда всё считай – поможет тебе сориентироваться даже в незнакомой обстановке. Вот, помяни моё слово, Борька, – отец к месту и не к месту добавлял «помяни моё слово», и эта фраза навсегда осталась для Бориса маленьким листком поминальной записки, украдкой написанной им в церкви. Он написал и имя отца на клочке бумаги, примостившись возле какого-то столика и потом не знал, что с ним делать, стыдясь спросить. Вокруг толкались неприятные хлопотливые старухи. В церкви было темно и пахло смертью.

Двенадцать шагов до какого-то прилавка… Старухи подходили туда и, крестясь, складывали там свои бумажки в две отдельные стопки.

Борис изловчился и тоже подсунул свой листок в одну из стопок, до которой смог дотянуться и хотел уже было скорее уйти прочь…

– Мальчик! – строгий голос остановил Бориса и заставил обернуться, – МАЛЬЧИК! – возле прилавка стоял высокий худощавый мужчина, одетый в длинное чёрное платье, и держал в руках его записку, – подойди-ка сюда, – Борис подчинился. – За здравие или за упокой? – Борис молчал, не понимая, что от него хотят.

– Что?..

– Записка твоя?

– Моя.

– Как поминать? Ты не написал.

– Что? – от страха вдруг пропали все слова.

– Живой или усопший? – у чёрного мужчины был высокий строгий голос и жидкая острая бородка, которую Борис тут же случайно назвал про себя «козлиной».

– Это мой папа… – что-то внутри сдавило горло и стало трудно дышать, – он умер.

– Тогда так и напиши: «за упокой». Батюшка же не знает, как поминать папу твоего, – Борис послушно написал, – вот, так. И крестик нарисуй. Да, вот, здесь. Крещёный был раб Божий Александр?

– Он не раб…

– Все мы рабы Божьи, – мужчина в платье произнёс это назидательным тоном и снова повторил вопрос, – крещёный был раб Божий…

Старухи перестали креститься, обернулись и посмотрели на Бориса, как ему показалось, с любопытством и презрением. Борису стало стыдно, он скомкал записку и выбежал из церкви, размазывая по лицу откуда-то взявшиеся слёзы.

Папа.

Если бы папа был жив.

Если бы папа был жив.

Если бы.

Борис почти не помнил папу. Запах табака. Старая бритва. Туфли в коридоре. Борис всё время об них спотыкался. Папа рано уходил и поздно возвращался. Перед тем, как уйти, он всё время гладил Бориса по голове. Борис всегда ждал этого. Но мама была рядом, и он делал вид, что спит, когда жесткая рука отца приминала его волосы. Когда отец уходил, Борис отворачивался к стенке с облегчением. Он знал, что до следующего утра его не поймают точно. Нельзя было показывать, что он почувствовал руку отца на своём затылке. Нельзя. Никогда.