Читать книгу Камбоджа и год ЮНТАК - Том Риддл - Страница 10

Нам предстоит “Миссия невыполнима”: мы поедем туда, где невозможны радиоконтакты, где еще не ступала нога человека ООН – в самую дальнюю, захолустную и фактически неизведанную провинцию Прэахвихеа.

– Боже, Супермен, – сказал я Сергею. – Неужели это правда?

– Да, правда.

Сначала мы полетели в Сиемреап. Когда я пристегнулся в одном из брезентовых сидений, прикрученных вдоль борта самолета, мне стало весело от того, что я не в офисе, а опять в дороге с Сергеем, картографом, переводчиками и французским экипажем С160. Я засек время, чтобы узнать, столько до Сиемреапа. Если верить карте, он был чуть-чуть ближе, чем Баттамбанг. И действительно, мы приземлились через сорок, а не сорок пять минут. Только вот была одна проблема: мы приземлились в Баттамбанге.

– Ничего страшного, – сказал нам французский экипаж. – Через час вылетаем в Сиемреап.

Пока мы ждали, австралийские солдаты-миротворцы, прибывшие сюда с нами, распаковали свое снаряжение. У них были пластиковые винтовки такой меткости, что “можно засадить парню пулю между глаз с четырехсот метров”. Все солдаты из Малайзии и Индонезии также захотели продемонстрировать свое оружие. По словам австралийцев, ООН не исключала “риска значительных потерь” для поддержания мира, и было похоже, что солдаты серьезно настроены. Через час, когда уже стало проходить ощущение “почти-началась-воздушная-болезнь”, мы вылетели в Сиемреап.

В ООН верили в то, что почти 20 % сельской местности в Камбодже остается под контролем красных кхмеров и что почти все эти места находятся в Северной Камбодже. Возможно, это объясняет, почему мы летели так низко – почти над самыми верхушками деревьев. Мы наслаждались полетом. Поскольку нас осталось в самолете всего семеро, экипаж разрешил нам вставать и рассматривать в иллюминаторы поля и леса внизу. Несколько раз стаи красивых белых птиц пролетали под нами.

На этот раз мы приземлились в Сиемреапе.

Сиемреап – это духовный центр Камбоджи, родина одного из самых величественных религиозных памятников в мире, Ангкора Вата. Все камбоджийцы заявляют, что хотят посетить Ангкор Ват прежде, чем умрут, но большинство так до него и не добираются. Это место считается настолько священным, что даже красные кхмеры его не тронули. Это одна из главных достопримечательностей Камбоджи, привлекающая толпы туристов, не случайно в аэропорту такой большой зал ожидания.

Нас встретил британский офицер военной связи, майор Льюис. Он сказал, что попытался организовать для нас поездку в пункт конечного назначения – столицу провинции Прэахвихеа, Тбенгмеантьей, но ни от кого не смог добиться, где это или как связаться с местными жителями.

– Ничего страшного, – сказал ему Сергей. – Это всего лишь детали, мы поедем завтра.

Мы стояли в прохладном зале ожидания, пытаясь выяснить, как добраться до города, когда я заметил бодрого камбоджийца, сидевшего по-азиатски на пятках. Он повернулся к самолету, но я чувствовал, что он следит за нами: кто мы? что хотим? какая ему от нас может быть польза? Аккуратен, за тридцать, очки в проволочной оправе; казалось, что он пристально изучает самолет, одновременно оценивая нас. Майор Льюис, которому только монокля не хватало, чтобы стать вылитым офицером Британского Раджа, отметил, что нам нужно держать язык за зубами, поскольку этот джентльмен был офицером красных кхмеров и иностранная военная разведка вступила с ним в сек-ретный контакт. Мы все оглядели его еще раз, а он, кажется, и не заметил.

Сиемреап оказался приятным городком: многие улицы были тенистыми, через город медленно текла река, и похожий на дворец отель имел подобающее название “Гранд Отель д'Ангкор”. От Ангкора Вата нас отделяло всего лишь шесть километров дороги, которая пролегала через красивый лес, но была, к сожалению, заминирована. Комнаты в “Гранде” стоили $46 долларов за ночь. Поэтому, когда пришел второй офицер военной связи, майор Ву из КНР, мы попросили его найти для нас более дешевое место. Майор Ву сказал на своем ломаном английском (продукте китайской образовательной системы), что будет счастлив нам помочь. Он поселил нас в маленьком гостевом доме. Владельцы, очень предприимчивая семья, на заднем дворе держали крокодилью ферму. Комната на двоих с кондиционером стоила $25. Семья выращивала крокодилов, чтобы потом отправлять их в Таиланд, где из них делали сумки. Во всех комнатах, пахнущих свежим бетоном, были душевые и балконы с видом на огороженный вольер с крокодилами. Отель уже сам по себе был приятным сюрпризом. Вдобавок ко всему он был чистым.

Когда мы устроились, Сергей собрал нас всех, заказал воды со льдом и объявил план.

Мы разделимся: три члена команды – секретарь, картограф и переводчик – останутся в Сиемреапе для сбора данных, а Сергей, второй картограф, еще один переводчик и я – мы полетим вместе на вертолете ООН в Прэахвихеа, место, которое существует только на карте, как думают все в Сиемреапе. После обеда Сергей обратился к губернатору Сиемреапа с просьбой установить для нас контакт с Прэахвихеа. Мы еще раз зашли к нему вечером и получили ответ, что контакт с Прэахвихеа невозможен.

На карте Тбенгмеантьей находился от Сиемреапа примерно на таком же расстоянии, как Сиемреап от Баттамбанга. Попасть туда можно было только пролетев над территорией, которую кто-то называл “несогласной”, а кто-то говорил, что она контролируется красными кхмерами. Вечером я заговорил об этом с Сергеем.

– Ты написал завещание? – спросил он меня серьезно.

– Да, и отослал несколько писем домой прямо перед тем, как приехать сюда. А ты? Это ведь у тебя жена и сын, а не у меня.

– Я знаю.

– И?

– И я совершенно уверен, что ничего с нами не случится.

Я отстал от него и не стал выяснять, почему он так в этом уверен.

В семь утра мы были в аэропорту. Два офицера-связиста пришли нас проводить – им нужно было внести наш отъезд в протокол для последующих отчетов. Майор Льюис любезно предложил нам свои шлем и бронежилет. Поскольку они были в единственном экземпляре, Сергей отклонил предложение. Если с нами что-нибудь случится, то мы погибнем все вместе. Мы наблюдали за тем, как появился в небе и приземлился вертолет из Баттамбанга. Белая “Пума” с огромными черными буквами “ООН” на борту. Внутри могли разместиться от шести до восьми пассажиров на брезентовых откидных скамеечках, прикрученных к полу салона, а две из них располагались прямо за дверью кабины летчика.

Три члена французского экипажа вышли нам навстречу, сказали “бонжур” и пожали руки. Сергей показал им на карте место, где, по его мнению, мог быть Тбенгмеантьей.

Мы поднялись внутрь вертолета, пристегнулись, надели защитные наушники и ждали, когда экипаж закроет двери. Но было слишком жарко, чтобы их закрывать. И потом, зачем портить вид? “Да, – подумал я, – давайте будем крутыми и полетим с открытой дверью!”

Лопасти закружились, вертолет затрясся, и, даже с защитными наушниками, грохот достиг разрывающей перепонки силы.

Проскользнув над взлетной полосой, мы оказались в воздухе.

Один из военных связистов попросил пилота пролететь над Ангкор Ватом, и тот с удовольствием согласился. Мы пролетели над густым лесом, надо рвом, окружающим храм, и вот перед нами предстал Ангкор Ват. Сверху он был похож на песчаный волшебный замок, окруженный большой стеной. Длинная аллея вела к главному алтарю, три шпиля поднимались над храмом. Ангкор Ват был слишком мистическим, слишком похожим на сон, а не на самую большую религиозную конструкцию на Земле.

На моих часах был альтиметр – мы летели точно на высоте 1000 метров, около трех тысяч футов. Сельская местность – лес и рисовые поля – не сильно отличалась от того, что мы видели за день до этого, только сейчас под нами не было видно заасфальтированных дорог. Рисовые поля закончились, под нами промелькнул поросший лесом горный хребет с проплешинами из поваленных деревьев – вырубленных не кхмерами, а местными меньшинствами, до сих пор использующими метод подсечно-огневого земледелия.

Считалось, что большая часть Прэахвихеа контролировалась красными кхмерами. Меня не покидало чувство, что какой-нибудь идиот с автоматической винтовкой может открыть по нам огонь – по первому вертолету ООН, пролетающему над Прэахвихеа.

Сидя у открытой двери вертолета, глядя вниз на кроны деревьев джунглей, поджидая тихого, невидимого вестника смерти, который мог настичь меня быстрее, чем я бы его заметил в его лагере, скрытом под зеленым шатром леса, я ощутил тот ужас, который был знаком всем, кому приходилось летать во время вьетнамской войны. Этот ужас мог оказаться последним, что мне осталось в жизни. Охваченный им, я также понял, что полеты на вертолете с открытой дверью, когда сидишь на своей кепке и периодически хватаешься за соседа рядом, в то время как желудок выворачивается наизнанку, – это, возможно, одно из самых ярких впечатлений. Мне стало понятно, почему для пилотов вертолетов все в жизни кажется таким унылым по сравнению с их потрясающими полетами.

Примерно через час пилот каким-то образом определил, что мы находимся рядом с Тбенгмеантьей. Он сделал несколько кругов, пытаясь найти место для посадки, люди внизу вышли из домов и смотрели на нас как на инопланетян. Мы помахали им, и многие тоже помахали нам как пришельцам из космоса.

Экипаж решил приземлиться на местном футбольном поле. Когда мы вышли, толпа людей уже спешила нам навстречу. Впереди бежали дети из близлежащей школы. Все хотели знать, кто мы такие? Что хотим? Что можем для них сделать? У меня возникли встречные вопросы. Кто они такие? Что хотят? Никогда, что ли, не видели вертолета на футбольном поле? Вращающийся ротор создал внизу пыльную бурю. Все, кроме пилота, облаченного в шлем и защитные очки, закрывали глаза руками. Я подождал, пока ротор перестанет вращаться, открыл глаза и обнаружил, что весь покрыт пылью. “Орел”[8] приземлился на Марсе.

Я осмотрелся. Толпа, плотным кольцом окружившая нас, приблизилась почти к самым лопастям вертолета, но выглядела дружелюбно. Переводчик спрыгнул вниз, за ним один член экипажа, вместе они подали знак толпе отойти назад. Дети, однако, не могли устоять перед искушением подойти поближе к “космическому кораблю”. Я выпрыгнул и воспользовался помощью одного из местных, чтобы оттолкнуть детей подальше.

Сергей двинулся в толпу, пытаясь выяснить, кто здесь за старшего.

Нам не пришлось долго ждать. Подъехал джип русского производства, и из него вышли люди в форме. Они сказали, что мы приземлились не там. Сергей извинился за грубое вторжение и объяснил им, кто мы такие. Они представились нам – чиновники местного правительства, не красные кхмеры. Когда вопрос знакомства был улажен, нам предложили доехать до офиса губернатора на джипе.

Тем временем экипаж вертолета установил радиоантенну, чтобы проинформировать штаб, что мы все еще живы и добрались до места. Чуть позже Сергей объяснил пилотам, где правительственные чиновники просят их приземлиться в следующий раз, через 48 часов, и вертолет взмыл в небо.

Провинциальный штаб, как и все в Тбенгмеантьее, находился неподалеку. Это был тихий городок, лишь несколько японских мотоциклов и русских джипов, проезжающих по темно-красным земляным дорогам, нарушали его спокойствие. Квадратные домики с деревянными и бамбуковыми крышами, окруженные частоколами, располагались на просторе. Возможно, Тбенгмеантьей красив в сезон дождей. Сейчас, в зной, здесь преобладают оттенки коричневого, ощущается нехватка тенистой прохлады и зелени. Все вокруг сухое и раскаленное.

Мы въехали во двор правительственного комплекса, где нас уже ждали, хоть мы и явились без объявления. Нас провели в конференц-зал, усадили и сразу же подали китайский чай, а за ним 7Up со льдом. Провинциальная администрация справлялась с отсутствием кондиционера, вынося столы для официальных встреч на веранду, туда, где крыша дает тень и решетчатые стены пропускают случайный ветерок.

Сергей, как обычно, всех нас представил. Они вежливо закивали. Да, начал один из них, они слышали, что в Камбодже работает ООН, но мы были первыми ее представителями, приехавшими к ним в провинцию. Затем они сказали нам приблизительно то, что повторяли почти все, кого мы впоследствии встретили здесь:

“Нам надоела эта война, мы устали от борьбы, ужаса и смерти. Не могли бы вы помочь нам остановить войну? Мы хотим жить в мире, иметь возможность навещать родных и чувствовать себя в безопасности ночью. Вы можете помочь прекратить кровопролитие? Почему красные кхмеры продолжают сражаться? Остановит ли их ООН? Почему вы не поговорите с красными кхмерами и не спросите их, зачем они воюют? Когда наконец наступит мир?”

Мы хорошо знали Парижское мирное соглашение, поэтому смогли объяснить им кое-что из того, что будет происходить во время процесса мирного урегулирования, но мы не могли дать им точный ответ или говорить на правах ООН. Поэтому мы просто их выслушали.

Кое-что утешающее у нас все-таки было для них припасено. Мы сами только что услышали от австралийцев новости: глава военных операций ООН в Камбодже, генерал Сандерсон, сообщил, что красных кхмеров, не сдавших оружие, как и всех других неразоружившихся, объявят вне закона и будут преследовать. Это вселяло надежду на скорый мир.

Как всегда все были очень гостеприимными. К прибытию представителей ЮНТАК был назначен специальный комитет, его председатель пообещал сделать для нас все что угодно. Уже завтра он предоставит нам все статистические данные, а наш картограф получит возможность приступить к работе этим же вечером, используя карты, приготовленные местными военными. Но сначала нам нужно было разместиться в гостинице. Как обычно, единственным местом проживания в городе был правительственный гостевой дом. Председатель сказал нам, что мы там можем жить бесплатно и также бесплатно питаться. Такое было впервые.

Мы опять забрались в джип, хотя ехать было совсем недалеко.

Гостевой дом оказался хорошо проветриваемым двухэтажным деревянным зданием с большими комнатами и уютной мебелью. Туалет и душ находились на заднем дворе; в отдельной комнате – кухня, совмещенная со столовой. Когда мы приехали, повар с помощниками уже готовили для нас курицу.

Поваром была женщина, наполовину вьетнамка, наполовину камбоджийка. Она рассказала Сергею, что присутствовала на казни своих родителей и видела, как красные кхмеры убили ее брата. Ей было чуть больше тридцати, но на ее лице застыло выражение вечного ужаса, которое встречается на лицах камбоджийцев. Она была великолепным поваром. Благодаря ей через два дня я вынужден был взять назад все нелестное, сказанное мною о камбоджийской кухне. Но не забывайте, она была наполовину вьетнамка. Она давала нам много свежих ростков фасоли, зеленых салатных листьев и острые (но не чересчур) изысканные соусы для риса, жареной рыбы и мяса.

Каким-то образом к каждой еде она умудрялась подавать импортное, то есть контрабандное, пиво. Прэахвихеа уже шесть недель как была отрезана от остальной Камбоджи. Правительство предупредило нас, что красные кхмеры прослушивают их телефонные разговоры. Узнав, что большая колонна, везущая рис, направлялась из Прэахвихеа в Пномпень, в южном направлении через Кампонгтхом по единственной оставшейся дороге, они заминировали эту дорогу. Когда первый грузовик подорвался на мине, красные кхмеры убили одного из водителей, отобрали рис и оставили второго умирать обезноженного. С тех пор никто не рисковал и не выезжал отсюда. Иногда совершались перелеты на вертолете в Пномпень и обратно, но очень редко. Тем более удивительно, что местный рынок был забит любым товаром, который только можно было пожелать, – наш картограф даже купил там себе рубашку для гольфа. Как это было возможно? А это было возможно потому, что за двадцать лет войны камбоджийцы научились контрабандой ввозить что угодно откуда угодно. Некоторый риск был присущ каждому бизнесу.

Администраторы провинции присоединились к нам во время обеда, потом пришли на ужин и так далее. Сергей сказал, что он еще ни разу не встречал камбоджийца, который бы ему не понравился, и я начинал понимать почему. Они слушали очень вежливо, было ясно, что здесь не любили спорить и противоречить, да и демонстрация морального или умственного превосходства в этой стране не принята в общении. Двоих из пяти мужчин, которые присоединились к нам, пригнали сюда войска Пол Пота из Пномпеня в конце семидесятых. По каким-то причинам они решили остаться. Они предпочитают спокойную жизнь. Это хорошо, если б им не нравилась такая жизнь, то, я уверен, они давно бы сошли с ума в этих краях.

Эти двое, в отличие от нашей дорогой поварихи, ничего особенно плохого не могли сказать о Пол Поте и жизни в семидесятые. В этих местах не было никаких смертельных полей, и когда в 1979 г. сюда пришли вьетнамцы, красные кхмеры ушли в джунгли. Позднее, в восьмидесятые, когда во многих частях Камбоджи был голод, последовавший за вторжением вьетнамцев, Прэахвихеа, возможно из-за своего изолированного положения, смогла прокормить себя сама. Главным образом наши собеседники жаловались на продолжение войны. “Вот уж чего хватит! Да, все до чертиков устали от войны”, – повторяли они снова и снова.

Этим вечером мы приступили к нашему картографическому и статистическому исследованию. После обеда правительственный чиновник сообщил нам, что температура поднялась до 42 градусов по Цельсию (1080 F), то есть стало достаточно жарко для солдата-кхмера, чтобы выйти из правительственного офиса наружу и расстегнуть рубашку на минуту. “Да, – сказал нам один из чиновников, – Прэахвихеа – это самая жаркая и самая бедная провинция”.

На второй день после обеда, когда вся работа была сделана, правительственные чиновники предложили нам съездить в близлежащую деревню, в которой проживали этнические меньшинства. Нам это показалось интересным, и в три часа дня колонна из трех джипов (солдаты в первом) направилась в сторону той деревни.

– Но Сергей, – сказал я, когда мы уселись во второй джип, – если красные кхмеры прослушивают радиосвязь администрации провинции, они знают, что мы едем, так?

– Да, но не беспокойся. Мы ведь не везем рис.

– Да, конечно.

Всю дорогу я мучился вопросом, не заржавели ли у солдат в первой машине их древние винтовки.

Стоило только выехать за город, как дорога превратилась в две неровные колеи, петляющие среди кустарника. Нас сильно мотало в машине, но Сергей успокоил меня, заметив, что неизнашиваемые джипы русского производства могут пройти где угодно. Мы проехали по безжизненному кустарнику, чередовавшемуся с редкими лиственными перелесками, и через сорок минут оказались в деревне, которая выглядела совсем заброшенной. Все было в таком беспорядке, будто по улицам прошла чума или мародерствующая армия. Дворы не подметались, в домах не было ни окон ни дверей. Казалось, не сегодня завтра здесь все зарастет кустарником. Это была, сказали нам, та самая деревня, которую мы искали. Мы проехали в центр. Все население, возможно человек сто, поджидало нас в тени двух больших фиговых деревьев.

Деревенские жители стояли полукругом. Незамужние женщины с одной стороны, пожилые и старейшины – с другой. Между ними размещались три сдвинутых для пикника стола. Наш выход из машин сопровождался дружными аплодисментами – ведь приезд людей из ООН означал возможность мира!

Мы пожали руки всем, кто хотел пожать руки, и сели за стол. Нас продолжали внимательно разглядывать. Все хотели посмотреть на иностранцев. И мы хотели посмотреть на них. Эти “этнические меньшинства” выглядели как кхмеры и говорили на кхмере, как и все остальные в Камбодже, с кем мы общались. Вот что их действительно отличало от других, так это то, что все они задыхались от кашля. Его отрывистый и сухой звук являлся сопровождающим фоном любого разговора. У некоторых детей были безжизненные жесткие волосы – следствие витаминной недостаточности. У некоторых взрослых были серьезные проблемы с глазами и зубами, но у всех было по четыре конечности, что не совсем обычно в Камбодже.

Наши хозяева предложили нам лучшее, что у них было – 7up, местный чай и кокосовый тодди. Мы выбрали тодди. Сергей объяснял смысл нашей миссии, все слушали. Вскоре кто-то притащил большой переносной магнитофон и обрушил на нас визгливый рок-н-ролл на кхмере. Сергей попросил вместо этого сыграть местную музыку, в ту же минуту два молодых человека исчезли и вернулись с деревенским ансамблем – скрипачом и барабанщиком. Они заиграли аккомпанемент для ром-вунга, самого популярного танца в этой части Азии. Было сформировано два круга, первый, из женщин, внутри второго. Оба круга, вращаясь в одном направлении, медленно двигались в такт музыке в ритме, заданном маленьким ручным барабаном. Танец включает в себя и движения рук, но если танцоры слишком пьяные или слишком жарко, то можно просто ходить. Никто никогда не дотрагивается до своего партнера. После нескольких стаканов кокосового тодди по всеобщей просьбе мы присоединились к ром-вунгу. Моей партнершей по танцу была полная 14-летняя девушка, которая сразу сказала, что я “парень ничего, хотя и иностранец”, но ей нужно ждать семнадцатилетия, чтобы вступить в брак. “Да, – сказал я, – лучше подождать”.

Мне было почти сорок, а я все еще ждал.

Чиновники в гостевом доме не выключали электричество до полуночи, хотя мы их об этом не просили. Генератор из экономии можно было и в десять выключить, мы бы не возражали. Они сказали, что комфорт и счастье дорогих гостей для них на первом месте. Однако после девяти им уже не хотелось с нами говорить, отвлекаясь от своей карточной игры, которая, по случайному совпадению, продолжалась до полуночи.

На следующее утро мы собрались на официальной вертолетной парковке. Вертолет приземлился вовремя. Мы пожали всем руки еще раз и поднялись на борт. Когда мы взлетели, члены экипажа раздали нам шоколадные батончики и потом, чтобы проверить, все ли пристегнулись и переварили завтрак, пилот выполнил несколько сложных фигур и стремительных снижений над деревней.

Тем вечером мы воссоединились с остальными членами команды, которые остались в Сиемреапе. Выпив пару банок пива, Сергей, в лучших традициях Толстого и Солженицына, рассказал свою версию нашего возвращения. Оказывается, на обратном пути наш вертолет сбила зенитная управляемая ракета. Когда мы начали медленно терять высоту, я спрыгнул с парашютом, чтобы облегчить пассажирский вес. После этого пилот смог вернуть контроль над машиной и посадил ее на отдаленной горной вершине, где каким-то образом починил вертолет. Я там с ними встретился, представьте, проскользнув под небольшим огнем красных кхмеров. Потом, прибавил Сергей, началась жаркая битва, и он вырвал гранатомет у одного из солдат и взорвал и его, и его дружков. “Некоторые детали сейчас не очень хорошо проработаны, – заключил рассказчик, – но ничего страшного, поскольку я лично буду сдавать подробный отчет Генеральному секретарю ООН, сейчас над этим корпеть вовсе не обязательно”.