Читать книгу Удачи вам, Сеньор! - Том Волков - Страница 5

«Спектакль, спектакль!» – проносилось в моей голове. Я ещё немного постоял перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя и как сидит на мне мундир.

– Подумать только, как может выглядеть повседневная форма, если её тщательно привести в порядок, да только ради этого стоило навестить любезного сеньора Фернандеса. А сапоги до такого блеска мой слуга ещё никогда не доводил. Ну что же, придётся устроить ему взбучку.

Ещё раз пристально взглянул в зеркало и отметил, что к такому бравому виду неплохо было бы побриться, но тут же вспомнил, что нахожусь здесь совсем по другой причине, чем званый ужин.

– Ладно, и так сойдёт, спектакль так спектакль, – произнёс я вслух и вышел из комнаты.

Открыв дверь, я лишь смог сделать первый шаг, как чуть не наскочил на шкафоподобного слугу. Причём он не только загораживал мне путь, но и лишал какой-либо возможности обойти его.

Оценивающе и с какой-то ухмылкой несколько секунд он взирал на меня сверху вниз и затем громоподобным голосом произнёс:

– Сеньор лейтенант, сеньор Рауль хочет видеть вас, – сделал шаг назад, уступая мне дорогу и указывая рукой, куда мне стоило направиться.

Далее всё происходило согласно сценарию. Войдя в кабинет, я застал душещипательную картину: на небольшом диванчике сидели Рауль и Франсуаза. Как и положено оскорблённой женщине, Франсуаза горько рыдала, уронив голову на плечо драгоценного супруга. Тот же, нежно обняв супругу, говорил ей что-то утешительное, при этом оба не обращали никакого внимания ни на меня, ни на вошедшего слугу.

– Добрый день, сеньор Рауль!

Продолжая не замечать моё присутствие, сеньор Рауль с картинной нежностью поцеловал супругу в макушку и произнёс первую фразу.

– Успокойся, дорогая, тебе сейчас же необходимо прилечь и отдохнуть, – и обратился к слуге. – Хорхе, позови Анхелику, пусть она позаботится о сеньоре.

Это картинное пренебрежение мной слегка начало выводить из себя, порождая в голове мысли, совсем далёкие от спектакля. «Напыщенный хлыщ, проклятый ростовщик, дряхлый…» – и тут мои мысли прервал голос Хорхе, который подобно громовому раскату, открыв дверь кабинета, позвал служанку.

– Милостивый сеньор! Не угодно ли вам объяснить, зачем вы меня пригласили и…? – мне не дала договорить вошедшая служанка, которая, увидав плачущую хозяйку, громко вскрикнула, бросившись перед ней на колени.

– Анхелика, перестань причитать и помоги сеньоре, ей необходимо отдохнуть. Дорогая, сейчас тебя проводят в спальню, прими сонных капель и постарайся поспать.

Лишь после того как хлопнула дверь за ушедшими женщинами, сеньор Рауль наконец-то вспомнил о моём присутствии. Повернулся в мою сторону и пристально, не моргая, стал смотреть на меня взглядом, полным раздражительного пренебрежения, слегка искривив губы, словно от зубной боли, и всем видом старался показать, как ему неприятна моя компания.

От пренебрежения ко мне, от этого надменного взгляда, я вдруг почувствовал какой-то прилив ненависти к этому напыщенному индюку, и кровь вдруг забурлила во мне, отдаваясь болезненным стуком молоточков в моих висках.

Я сильнее сжал эфес своей сабли и уже стал представлять, как я сейчас выхвачу её и проткну этого старого козла, но очередной стук в дверь, к счастью, отвлёк меня от этой мысли. Вошла служанка и сообщила, что сеньора пожелала уединиться в саду.

– Пусть будет так, Анхелика, но всё равно будь рядом с ней, она сейчас в таком состоянии, что неизвестно, что с ней может случиться.

Как только хлопнула дверь за ушедшей служанкой, опять повисла какая-то вызывающая тоску тишина. Рауль всё так же презрительно и надменно смотрел на меня, разве что в его взгляде добавился намёк на то, что нездоровье сеньоры имеет прямое отношение ко мне. Если бы не служанка, я не знаю, смог бы ли я сдержать себя от этого опрометчивого поступка, но её упоминание о сеньоре вернуло меня к реальности, а в мыслях опять пронеслось: «Спектакль, это всё спектакль». И мне ничего не оставалось, как глубоко вздохнуть несколько раз, чтобы хоть как-то успокоиться. Неизвестно, как долго бы продолжались наши взаимные гляделки и к чему бы это привело, но сеньор Рауль, видимо, посчитал, что я нахожусь в нужном состоянии, чтобы начать со мной беседу.

– Не могу не ответить на ваше приветствие, хоть, поверьте, мне это весьма неприятно. Я надеюсь, вы заметили, что моя супруга пребывает в ужасном душевном состоянии. И всё же, доброе утро, милостивый сеньор лейтенант!

– Поверьте, я не меньше удручён и искренне сожалею о состоянии вашей супруги, но при чём здесь я и о чём вы собираетесь со мной говорить?

– Прошу присесть. Разговор, я полагаю, у нас будет долгим и, покуда вы в моём доме на правах гостя… – он опять скривил губы, как будто от приступа зубной боли, показывая, как неприятна ему даже эта фраза. Но негоже хозяину заставлять гостя стоять.

Я прошёл и сел на указанный мне стул возле письменного стола, затем сеньор Рауль медленно и с достоинством обошёл стол, сел с другой стороны и скрестил руки на груди. И прежде чем начать разговор, ещё раз одарил меня взглядом, полным неприязни.

– Так вот, любезный мой лейтенант, не далее как вчера из самых чистых побуждений я пригласил вас составить мне компанию и отобедать. А затем на правах доброго друга я пригласил вас к себе в дом, чтобы познакомить вас со своей супругой и та воочию смогла бы увидеть героя, о котором уже неделю гудит вся Ла-Салина. Но бравый лейтенант не проникся уважением к нашим светлым помыслам и, пребывая в подпитии, нахамил мне уже в таверне. Я же со своей стороны, чувствуя вину, что это я вас напоил, бросился на ваши поиски и нашёл вас в одной из сомнительных забегаловок, но вы уже пребывали в неприлично пьяном состоянии. Так как я полагал, что в вашем состоянии всё же виноват я, а также в полной ответственности за вас, если с вами что-нибудь случится, мне стоило большого труда убедить вас отправиться ко мне домой, где бы вы могли прийти в себя. И что же в итоге? А в итоге мы имеем форменный погром, что вы учинили в гостиной, и при попытке вас успокоить вы дерзко нахамили мне, но это мелочи! Вы посмели весьма нелестно отозваться о моей супруге, вы посмели называть её так, что даже завсегдатаи борделей покраснели бы от стыда! Боже мой, моя Франсуаза, она же немедленно лишилась чувств: женщина с чуткой и ранимой душой, которой посвящали стихи поэты, а художники толпами обивали пороги, чтобы иметь честь рисовать её портрет. И тут она слышит в свой адрес поток нецензурной брани и эпитетов. Я даже не могу представить себе, как она не сошла с ума от всего этого?!