Читать книгу Возлюбленная. Этюд характера - Томас Гарди - Страница 9

Мисс Бенкомб вышла из отеля и направилась к железной дороге, которая находилась совсем рядом и открыта была недавно, словно специально для этого события. По предложению Джослина, с целью развеять тревогу и предотвратить преследование, она написала сообщение отцу, что поехала к своей тете. Они вместе дошли до платформы и здесь попрощались; каждый самостоятельно купил билет, а Джослин еще забрал свой багаж из камеры хранения.

На платформе они встретились снова, и в их взглядах, обращенных друг к другу, был огонек, который словно по флэш-телеграфу сообщал: «Мы направляемся в один и тот же город, почему бы нам не сесть в одно купе?»

Так они и сделали.

Она села в углу, спиной к паровозу; он сел напротив. Кондуктор заглянул внутрь, подумал, что они влюбленные, и не размещал других пассажиров в этом купе. Они разговаривали на совершенно обычные темы; о чем она думала, он не знал, но на каждой остановке он боялся вторжения. Не успели они проехать и половины пути до Лондона, как событие, которое он только начал осознавать, стало очевидным фактом. Возлюбленная снова воплотилась; она заполнила каждую клеточку и изгибы тела этой женщины.

Приближение к большому лондонскому вокзалу было подобно приближению Судного дня. Как он мог оставить ее в суматохе многолюдных городских улиц? Она казалась совершенно неподготовленной к грохоту этих мест. Он спросил, где живет ее тетя.

– Бейсуотер22, – сказала мисс Бенкомб.

Он подозвал кэб и предложил ей разделить его с ним, пока они не приедут к ее тете, чей дом находился недалеко от его собственного. Как он ни старался, он не мог удостовериться, понимает ли она его чувства, но она согласилась на его предложение и села в экипаж.

– Мы старые друзья, – проговорил он, когда они тронулись.

– Действительно, так и есть, – отвечала она без улыбки.

– Но по происхождению мы смертельные враги, дорогая Джульетта.

– Да… Что вы сказали?

– Я сказал Джульетта.

Она рассмеялась не без гордости и прошептала:

– Ваш отец – враг моего отца, а мой отец – мой враг. Да, это так.

И тут их взгляды встретились.

– Моя царственная избранница! – воскликнул он. – Вместо того чтобы ехать к тете, может, вы выйдете за меня замуж?

Ее залил румянец, который казался сродни румянцу негодования. Впрочем, это было не совсем так, но она была взволнована. Она не отвечала, и он испугался, что смертельно оскорбил ее достоинство. Возможно, она использовала его лишь как подходящее средство в осуществлении своих намерений. Однако он продолжил:

– Тогда ваш отец не сможет вернуть вас обратно! В конце концов, все не так поспешно, как кажется. Вы знаете все обо мне, о моем прошлом, о моих перспективах. Я тоже знаю о вас все. Наши семьи были соседями на острове в течение сотен лет, хотя теперь вы – настоящий лондонский житель.

– Вы когда-нибудь станете членом Королевской Академии? – задумчиво спросила она, когда ее волнение улеглось.

– Я надеюсь стать… я стану им, если вы согласитесь стать моей женой.

Его спутница долго смотрела на него.

– Подумайте, каким бы это стало коротким путем к выходу из ваших затруднений, – продолжал он. – Никаких хлопот с тетушками, никакого возвращения в дом разгневанного отца.

Видимо, это убедило ее. Она уступила его объятиям.

– Сколько времени потребуется, чтобы пожениться? – спросила мисс Бенкомб между делом, явно сдерживая себя.

– Мы могли бы это сделать завтра. Я доберусь до «Докторс Коммонс»23 сегодня к полудню, и разрешение будет готово к завтрашнему утру.

– Я не поеду к своей тете, я буду независимой женщиной! Мне сделали выговор, как если бы я была шестилетним ребенком. Я стану вашей женой, если это так просто, как вы говорите.

Они остановили кэб, пока совещались. У Пирстона были комнаты и студия недалеко от Кэмпден-Хилл24, но вряд ли было бы желательно везти ее туда, пока они не поженятся. Они решили отправиться в отель.

Таким образом, изменив направление, они вернулись на Стрэнд25 и вскоре устроились в одной из почтенных старых таверн Ковент-Гардена, района, который в те дни часто посещали жители западных районов. Затем Джослин оставил ее и отправился со своим поручением на восток.

Было около трех часов, когда, уладив все предварительные приготовления, необходимые в связи с этой внезапной сменой курса, он медленно побрел обратно; он чувствовал себя сбитым с толку, и идти было облегчением. Время от времени заглядывая то в одну, то в другую витрину магазинов, он, словно по наитию, подозвал экипаж и направил кэбмена к «Меллсток Гарденс». Приехав сюда, он позвонил в дверь студии, и через пару минут ему открыл молодой человек в одной рубашке, примерно его возраста, с огромной измазанной палитрой на большом пальце левой руки.

– О, это ты, Пирстон! Я думал, ты в деревне. Входи. Я ужасно рад тебе. Я здесь, в городе, заканчиваю картину для одного американца, и он хочет забрать ее с собой.

Пирстон последовал за своим другом в мастерскую, где сидела за шитьем симпатичная молодая женщина. По сигналу художника она исчезла, не произнеся ни слова.

– Я вижу по твоему лицу, что тебе есть что сказать, так что оставим все это между нами. У тебя какие-то неприятности? Что будешь пить?

– О! Неважно что, лишь бы это был алкоголь в том или ином виде… А теперь, Сомерс, ты должен просто выслушать меня, потому что мне есть что рассказать.

Пирстон сел в кресло, а Сомерс возобновил свою работу над картиной. Когда слуга принес бренди, чтобы успокоить нервы Пирстона, и содовую, чтобы снять вредное воздействие бренди, и молоко, чтобы снять разрушительное действие содовой, Джослин начал свой рассказ, обращаясь скорее к готическому камину Сомерса, готическим часам Сомерса и готическим коврам, чем к самому Сомерсу, который стоял у своей картины немного позади своего друга.

– Прежде чем я расскажу тебе, что со мной случилось, – сказал Пирстон, – я хочу, чтобы ты узнал, что я за человек.

– Господи… я уже знаю.

– Нет, ты не знаешь. Это из тех вещей, о которых не любят говорить. Я лежу ночью без сна и думаю об этом.

– О нет! – воскликнул Сомерс с большим сочувствием, видя, что его друг действительно встревожен.

– Я нахожусь под странным проклятием или влиянием. Я в затруднительном положении, озадаченный и сбитый с толку проделками одного существа – скорее, божества; Афродиты26, как выразился бы поэт, как я сам изобразил бы это в мраморе… Но я забыл – это должен быть не жалобный плач, а защита – своего рода apologia pro vita mea27.

– Так-то лучше. Стреляй залпом!