Читать книгу Мировая революция. Воспоминания - Томаш Масарик - Страница 11

Перед отъездом мне хотелось еще разок основательно взглянуть на Австрию и на эту самую Вену. Влез я прямо в львиный ров. В Праге поговаривали, что у губернатора Туна есть присланный из Вены список лиц, подлежащих аресту, и что в этом списке значусь и я.

И вот, после своей первой поездки в Голландию пошел я прежде всего к Туну, имея для этого тоже повод в связи с конфискацией «Нашей Добы» и вечным давлением на «Час». Тун был приличный человек, и с ним можно было говорить довольно откровенно. На этот раз он показался мне более холодным, чем обычно, и даже не подал мне руки. Он ввел меня в комнату около приемного зала, и мне показалось, что за портьерой кто-то записывает все мои слова. Мне хотелось вдолбить ему несколько мыслей. Прежде всего, что австрийское правительство во время недавней Балканской войны разрешило делать нам сборы в пользу сербов и болгар – как же можно ожидать, чтобы наши солдаты так скоро об этом забыли? Что касается русофильства – то верно, что мы русофилы, но это вовсе не означает, что мы обожаем царя и его режим; во всяком случае, Вена должна проявить немного политического такта по отношению к нашим солдатам. Сказал я ему, что раненые, возвращающиеся с русского фронта, жаловались на недостаточный уход и лечение в полевых лазаретах; еще сказал я ему, что военные доктора, и к тому же немцы, обращали мое внимание еще перед войной на недостаточность медицинской помощи. Военные власти руководятся в этом отношении взглядами эрцгерцога Франца Фердинанда, который считает всех военных докторов атеистами и евреями. Повторил я ему то, что рассказывали мне военные доктора уже во время войны, т. е. что военная медицинская администрация не позаботилась обновить аптеки, что лекарства стары и не действуют, что не хватает хирургических инструментов, а о рентгеновании и не снилось. Рассказал я ему о перипетиях командира полка в Галиче (венгерца) и о его опасениях, переданных мне. Таким образом, рассказал я губернатору довольно много, между прочим, и свои личные наблюдения в Германии и Голландии. Благодаря постоянному подчеркиванию некоторых впечатлений, он мог догадаться, что как раз этого не хватает в Австрии. Политически я сделал следующее резюме: Австрия, если бы в Вене могли быть менее пристрастны, должна была бы лишь радоваться, что чехи не хотят видеть ее под постоянным контролем Германии. Я дал ему несколько доказательств невозможной античешской и антиславянской деятельности немецких офицеров при австрийском генеральном штабе и в войске (немецкие песенники и т. д.).

Благодаря сообщениям Кованды мог я пустить шпильку относительно отношений к Соколу, цензуры и т. п. Наместник, был, по-видимому, удивлен и даже поражен. Полагаю, что не ошибусь, если скажу, что в глубине души он со многим должен был согласиться; при прощании он благодарил меня за посещение и несколько раз повторил, что его чрезвычайно заинтересовали мои выводы. Руки мне снова не подал, но во время разговора он заметил, что лично против меня он ничего не предпринял. Основываясь на этом, я решил, что мне удастся без особых затруднений выехать в третий раз за границу. Кроме того, я обратился к нему с одной конкретной просьбой: передать немецким евреям, чтобы они были умереннее в своем австрофильстве. В Праге было значительное отвращение к немецким евреям, ходили слухи о погроме немецких редакций и тому подобное; лично я говорил о том же с разумными немецкими евреями. Я опасался, что еврейские погромы произвели бы скверное впечатление за границей и затруднили бы мою деятельность. Тун обещал, что примет меры.

Через несколько дней я снова написал Туну и обратил его внимание на некоторые явления. У меня были также тактические цели – не показывать перед скорым отъездом своих намерений и вести себя самым невинным образом.

Чтобы еще раз проверить свое отрицательное отношение к Австрии, поехал я в Вену переговорить с некоторыми политическими деятелями.

Отправился я, между прочим, к Керберу, с которым беседовал часто довольно откровенно; на этот раз мы говорили более двух часов, подробно разобрали положение. Я расспрашивал о некоторых лицах, главным образом из придворных кругов. Формулировал я свой главный вопрос следующим образом: способна ли Вена на необходимые реформы в случае победы? Кербер по глубоком размышлении и разборе лиц ответил определенно: нет. Победа усилит старый режим, а новый (Карл) не будет ни в чем лучше; после победоносной войны решающий голос приобретут военные, а они будут централизовать и германизировать, создавая абсолютизм с парламентским украшением. А что Берлин, спросил я, не будет ли он настолько разумен, чтобы толкнуть своего союзника на реформы? Едва ли, последовал ответ.

Если бы у меня было больше места, я бы мог привести из рассказа Кербера о дворе и близких ему сферах множество прямо анекдотических примеров бездарности и нравственного вырождения, но думаю, что это лишнее, так как мемуары Кербера наверно не потеряны. Кербер не смотрел на династию, на Вену и Австрию так, как я, не судил о них с нравственной точки зрения, но тем убедительнее были его политические характеристики.

Нашел я также некоторых своих немецких знакомых по парламенту; они лишь подтвердили мне то, что ранее сказал мне Кербер и что я сам ожидал. Ввиду серьезности вопроса я, однако, хотел слышать то, что сами немцы говорят об Австрии. Из этих разговоров мне прежде всего стало ясно, что военные круги настроили против нас и мирных немцев. Намекали мне, что будут преследования; сообщали и об административных и политических планах (после победы), о которых говорил и Кербер. Между прочим, для меня выяснилось, что у д-ра Крамаржа будут неприятности: его русская политика была для политически неграмотного Фридриха бельмом на глазу; панславизм всех оттенков являлся для Вены и Будапешта пугалом. Я предупредил об этом близких знакомых д-ра Крамаржа.

После посещения Вены моя задача сводилась к подготовке и устройству моего отъезда за границу.