Читать книгу Портартурцы. 1940—1942 - Трофим Борисов - Страница 9

Через неделю Подковина вызвали в канцелярию батареи и поручили ему переписку ведомостей довольствия. Старший писарь в первый же день сказал ему:

– Прочти уставы воинской службы, и ты будешь знать словесность лучше своего дядьки, да, пожалуй, и фельдфебеля.

Каждое утро, до девяти часов, Подковину все же приходилось быть и на занятиях словесностью. Его коробили ненормальные отношения между учителями и новобранцами. Во всей казарме не было ни одного вдумчивого дядьки, который бы любовно передавал свои незначительные знания по уставу строевой службы. Все они были с грубыми, словно окаменевшими, лицами. Только злоба отражалась в их взглядах. Они говорили или кричали хриплыми голосами.

Дядька того десятка, в котором числился Подковин, имел одну «лычку» на погонах, то есть был бомбардиром. Только этой лычкой он и отличался от остальных.

Вначале дядька круто взялся за Подковина: заставлял делать прыжки, повороты, опрашивал о чинах и именах ближайших начальников. Все его требования, не выходящие из рамок программы обучения молодых солдат, Тихон выполнял быстро и отчетливо. Но по лицу дядьки было видно, что он все-таки недоволен. В его приказаниях сквозило желание выставить Подковина перед всем строем в смешном положении, и Тихон насторожился. Впоследствии оказалось, что дядьки и фейерверкеры не любили грамотных подчиненных, а Подковин для казармы был «белой вороной».

Недоброжелательность дядек к Тихону усилилась после первых дней пребывания его в канцелярии. Они следили за ним, прислушивались к его разговорам с товарищами.

Однажды, по заведенному порядку, все встали рано утром, начистили сапоги и заправили постели. На дворе стоял сорокаградусный мороз. Окна промерзли снизу доверху. Несмотря на все старания новобранцев, сапоги их не получали надлежащего блеска.

Обучение в строю вел младший фейерверкер Осипов – отделенный начальник четвертого взвода.

– Смирно! – скомандовал дядька.

Отделенный, выпятив грудь, подошел к шеренге молодых солдат.

– Здорово, ребята!

– Здравия желаем, господин отделенный!

Младший фейерверкер быстро прошелся вдоль строя.

Новобранцы не спускали с него глаз. От правого фланга он повернул обратно и насупился, устремив взгляд на ноги солдат.

– Почему сапоги плохо вычищены? Лодыри! Рассчитаться на первый-второй!

Прошло полминуты.

– Первые – направо, вторые – налево!..

Солдаты повернулись и очутились лицом к лицу.

– Ударьте друг друга по щекам!

Подковин получил пощечину от солдата, стоявшего напротив, но его бить не стал. Отделенный подскочил к Тихону:

– Бей!

Тихон по-прежнему стоял, вытянувши руки по швам.

– Направо! Два шага вперед!

Подковин вышел из строя.

– Коневязов, иди сюда! Ударь Подковина.

Тот-ударил слегка.

– Бей сильней! – скомандовал фейерверкер.

Коневязов ударил сильнее. Подковин сказал:

– Господин отделенный, доложите взводному о моем избиении в строю.

– А, ты жалуешься?!

– Да, я буду жаловаться и требовать, чтобы вы были наказаны.

– Почему же ты не бил своего соседа, раз я приказываю? – хрипло спросил фейерверкер,

– Я знаю, что ваше приказание незаконно, а следовательно, стал бы отвечать вместе с вами. Зачем мне это?

Наступила тишина. Все вытянули шеи. Отдельный побагровел.

– Что будет мне, если я закачу по уху покрепче?

Приподняв плечи, отделенный подошел к Тихону и поднял правую руку.

– Лишитесь звания и попадете в дисциплинарную роту, – громко ответил Подковин, обрадовавшись вопросу.

Рука фейерверка опустилась, и он отступил шаг назад.

– Доложите подробно! – выкрикнул Тихон.

– Ишь, разошелся! Не беспокойся, доложим о твоем неповиновении…

Ученье началось.

Вечером Тихона вызвали к взводному.

– Чего ты, Подковин, хочешь?

– Хочу, чтобы вы доложили фельдфебелю о моем избиении в строю.

– Но виновен ты, потому что не исполнил приказание начальника.

– Вы, господин взводный, разрешаете бить солдат?

– Виновных.

– Тогда, если не откажетесь от своих слов, отвечать будете и вы.

– Это уж слишком… Ступай!

Повернувшись кругом, Тихон взглянул на близсидящих молодых солдат. Они одобрительно кивали головами. Уже издали Подковин видел, что его сосед Коневязов сидел как на угольях. Он бы вскочил, но боялся выдать свое волнение.

– Так и в уставе сказано? – шепотом спросил он.

– Понятно. Ты никого больше не бей…

– Теперь они сами припухнут. Ты здорово перед строем сказал: как будто только для себя, а польза будет для всех…

Солдаты видели, что в последние три вечера устав не выходил из рук учителей, собиравшихся в кучки. Отделенный Остапов примолк. Занятия словесностью теперь шли без оплеух и гусиных шагов.

Все чаще и чаще на учениях при вопросе: «Кто наш внешний враг?» – проскальзывало слово: Япония. О ней впервые в казарме упомянул поручик Карамышев. Проверяя работу учителей, он задавал молодым солдатам вопросы о «внутренних» и «внешних» врагах и сам же отвечал, что внешним врагом на Дальнем Востоке является Япония, которая усиленно готовится к войне с Россией.