Читать книгу Лунный камень - Уилки Коллинз, Elizabeth Cleghorn - Страница 15

Вслед за Эблуайтами один за другим начали прибывать другие гости, пока не собрался полный кворум. Вместе с членами семьи набралось двадцать четыре человека. Великолепная картина: все сидят за круглым столом, местный священник из Фризингхолла (искусно и проникновенно) читает молитву.

Список гостей пусть вас не беспокоит. Вы их больше не встретите, по крайней мере в моей части истории, за исключением двоих.

Эти двое сидели по обе стороны от мисс Рэчел, как звезда торжества неизбежно привлекавшей к себе всеобщее внимание. На этот раз она притягивала к себе взгляды всех и каждого еще и по другой причине: она надела (к тайному неудовольствию матери) чудесный подарок, затмивший все остальные, – Лунный камень. Алмаз достался ей без оправы, но всесторонне гениальный мистер Фрэнклин с помощью ловких пальцев и кусочка серебряной проволоки смастерил брошь, которую можно было приколоть к вырезу белого платья. Все, естественно, восхищались удивительной величиной и красотой алмаза. Однако что-либо особенное, отличное от всеобщих банальностей, высказали лишь два гостя, сидевшие по правую и левую руку от мисс Рэчел.

Слева от нее сидел мистер Канди, доктор из Фризингхолла.

Это был приятный, общительный человечек маленького роста, имевший, впрочем, один недостаток: он слишком любил – кстати и некстати – шутить и вступать в беседы с незнакомцами очертя голову, не прощупав почву. Из-за этого он постоянно совершал оплошности в свете и нечаянно ссорил людей друг с другом. В лечебных делах он, однако, вел себя осмотрительнее и проявлял чисто инстинктивную (как утверждали недоброжелатели) осторожность, благодаря чему оказывался правым там, где другие, более скрупулезные доктора попадали впросак.

То, что он сказал мисс Рэчел об алмазе, по обыкновению было преподнесено как мистификация или шутка. Доктор с наисерьезнейшим видом предложил (в интересах науки, разумеется) позволить ему забрать алмаз к себе домой и сжечь.

– Сначала мы его нагреем, – сказал доктор, – до определенной температуры. Потом направим на него поток воздуха. И понемногу – пуф! – испарим алмаз, дабы избавить вас, мисс Рэчел, от треволнений, связанных с хранением драгоценного камня.

Миледи слушала их разговор с крайне озабоченным видом, будто действительно желала, чтобы врач говорил всерьез и убедил мисс Рэчел поступиться подарком ради науки.

По правую руку юной госпожи сидел выдающийся общественный деятель, путешественник по Индии, мистер Мертуэт, с риском для жизни побывавший под чужой личиной в таких местах, куда не ступала нога европейца.

Это был долговязый, тощий, жилистый, загорелый и молчаливый человек. Взгляд усталый, но в то же время прямой и внимательный. Ходили слухи, что ему наскучила рутинная жизнь наших краев и он жаждал еще раз отправиться в странствия по диким землям Востока. Помимо замечаний о драгоценном камне, сделанных для мисс Рэчел, он не произнес за весь вечер и пяти-шести слов и не выпил больше одного бокала вина. Лунный камень был единственным предметом, мало-мальски его заинтересовавшим. Слава алмаза, похоже, достигла путешественника еще в местах его странствий по опасным районам Индии. Он долго рассматривал драгоценность, отчего мисс Рэчел стало немного не по себе, и наконец произнес в своей спокойной, бесстрастной манере:

– Если вам придется поехать в Индию, мисс Вериндер, оставьте подарок вашего дяди дома. Для индусов алмаз нередко является предметом религиозного поклонения. Я знаю об одном городе Индии и храме этого города, где, появись вы в сегодняшнем наряде, ваша жизнь не продлилась бы и пяти минут.

Мисс Рэчел, чувствуя себя в Англии в полной безопасности, с удовольствием слушала рассказы об индийских ужасах. О попрыгуньях и говорить нечего. Они с треском побросали ножи и вилки и хором воскликнули:

– О-о-о, как интересно!

Миледи заерзала на стуле и перевела разговор на другую тему.

По ходу ужина я начал замечать, что нынешнее торжество вызывало меньше веселья, чем в прежние времена.

Вспоминая этот день рождения и последовавшие за ним события, я наполовину склоняюсь к тому, чтобы поверить: проклятый алмаз отбросил свою тень на всю нашу компанию. Я потчевал гостей вином и, пользуясь своим особым положением, сопровождал вокруг стола блюда, находившие мало спроса, и заговорщицки нашептывал:

– Прошу отведать. Уверен, что вам понравится.

В девяти из десяти случаев гости соглашались – из уважения, как сами говорили, к старому оригиналу Беттереджу, – но и это не помогало. Разговоры за столом то и дело замолкали, вызывая неловкость даже у меня. А когда снова оживали, невинно произнесенные слова приходились совершенно не к месту. Один мистер Канди намолол больше чепухи, чем когда-либо. Приведу пример, чтобы вы поняли, что мне пришлось пережить как человеку, всем сердцем желавшему, чтобы торжество протекало весело.

Одной из приглашенных на ужин была достойная миссис Тридголл, профессорская вдова. Эта добрая леди непрестанно говорила о муже, ни разу не упомянув, что его уже нет в живых. Видимо, полагала, что любому англичанину, пребывающему в своем уме, такая подробность должна быть известна. Во время одной из мучительных пауз кто-то заговорил о человеческой анатомии, предмете сухом и отталкивающем. Миссис Тридголл, по обыкновению, тут же завела речь о муже, опять не упоминая, что он умер. Профессор, оказывается, на досуге любил изучать анатомию. Как назло, напротив сидел мистер Канди (не знавший о смерти ее мужа) и услышал ее. Будучи образцом вежливости, он не мог упустить возможности и предложил поддержать увлечение профессора.

– В хирургическую академию недавно поступили прекрасные образчики скелетов, – громко и жизнерадостно заявил мистер Канди на весь стол. – Я крайне рекомендую профессору, мадам, если у него найдется пара часов свободного времени, нанести визит в академию.

В наступившей тишине можно было услышать звук упавшей булавки. Вся компания (из уважения к профессору) проглотила язык. В этот момент я стоял за спиной миссис Тридголл, незаметно подливая ей рейнвейну. Она уронила голову и едва слышно проговорила:

– Моего любимого мужа больше нет в живых.

Увы, мистер Канди не расслышал и, ничтоже сумняшеся, продолжал еще громче и вежливее, чем прежде:

– Возможно, профессору неизвестно, что, если предъявить карточку академии хирургии, его пропустят с десяти до четырех в любой день, кроме воскресенья.

Миссис Тридголл уткнулась в кружевной воротник и все еще тихим, но торжественным голосом повторила:

– Моего любимого мужа больше нет в живых.

Я отчаянно подмаргивал мистеру Канди с другой стороны стола. Мисс Рэчел тронула его за руку. Миледи пронзила его взглядом, который нельзя описать словами. Какой там! Говорун с необоримой сердечностью гнул свое:

– Буду рад отправить профессору свою карточку, если вы сообщите его адрес.

– Его адрес – кладбище! – вдруг выйдя из себя, выпалила миссис Тридголл с таким напором и яростью, что зазвенели бокалы. – Профессор скончался десять лет назад!

– О, господи! – вырвалось у мистера Канди. За исключением прыснувших со смеху попрыгуний, компанию охватила гробовая тишина, словно все они отправились вслед за профессором.

И это один мистер Канди. Остальные по-своему провоцировали разлад не меньше его. Когда нужно было что-то сказать, молчали. А когда раскрывали рот, говорили невпопад. Мистер Годфри, столь велеречивый на публике, как воды в рот набрал. То ли он дулся, то ли оробел после конфуза в розарии – понять было трудно. Он ни к кому не обращался кроме сидевшей рядом с ним леди (еще одной нашей родственницы). Она была одной из участниц его кружка – очень духовная особа с торчащими наружу ключицами. У нее была губа не дура по части шампанского – ну, вы поняли: любила посуше и побольше. Они сидели недалеко от буфета, и, судя по обрывкам разговора, которые я услышал, пока откупоривал бутылки и нарезал баранину, могу засвидетельствовать, что компания сильно выиграла бы от их беседы. Обсуждение благотворительных дел проходило без меня. К тому моменту, когда я начал прислушиваться, они оставили рожениц и бедствующих женщин далеко позади и перешли к серьезным темам. Религия (сказал мистер Годфри, как я расслышал в промежутках между хлопками пробок и звоном ножа) есть любовь. А любовь есть религия. Земля – тот же рай небесный, только немного обветшавший. А рай – земля, но вычищенная и как новенькая. На земле встречаются возмутительные субъекты, зато во искупление страданий все женщины в раю являются членами одного неохватного кружка, в котором никто не ссорится, а мужчины в облике ангелов-хранителей исполняют их желания. Какая прелесть! Какого рожна мистер Годфри скрывал такую новость от всех остальных?

Вы, вероятно, спросите, не расшевелил ли общество, сделав вечер приятнее, мистер Фрэнклин?

Ничего подобного! Он вполне оправился и находился и телом, и душой в прекрасном состоянии после того, как, я подозреваю, Пенелопа сообщила ему о приеме, полученном мистером Годфри в розарии. Говорил-то мистер Фрэнклин много, но в девяти случаях из десяти не о том, что нужно, и не с теми, с кем следовало. Заканчивалось это обидой у одних и недоумением у других. Заграничное образование, все эти французские, немецкие и итальянские черты характера, о которых я уже говорил, повылезали за праздничным столом самым беспорядочным образом.

Например, как вам его рассуждения о том, насколько замужняя женщина может увлечься другим мужчиной, не являющимся ее мужем, представленные в легкомысленной шутливой французской манере незамужней тетке священника из Фризингхолла? Что вы думаете о его немецкой стороне, когда он заявил владельцу поместья и опытному скотоводу, который начал было рассказывать о своем опыте разведения бычков, что опыт, в сущности, ничего не сто́ит и что правильно вырастить породистого быка можно, лишь достав из глубин собственного разума архетип идеального быка и обратив его в реальность. А что вы скажете на это: член совета графства, распалившись, когда подавали сыр и салат, по поводу распространения демократии в Англии, вскричал: «Если мы растеряем наши наследные гарантии, мистер Блэк, то с чем мы останемся?», а мистер Фрэнклин на итальянский манер ответил: «У нас останутся три вещи, сэр: любовь, музыка и салат»? Мало того, что эти выходки привели компанию в ужас. Когда в свой черед вернулась его английская сторона, мистер Фрэнклин вдруг растерял весь заграничный лоск и, заговорив о медицине, стал жестоко высмеивать докторов, чем привел в ярость даже благодушного коротышку мистера Канди.

Спор между ними начался с вынужденного – уже не помню чем – признания мистера Фрэнклина, что последнее время он плохо спал по ночам. На это мистер Канди сказал, что у собеседника расшалились нервы и ему следовало немедля пройти курс лечения. Мистер Фрэнклин ответил, что курс лечения и курс, которым человек движется на ощупь в темноте, суть одно и то же. Мистер Канди ловко парировал, сказав, что мистер Фрэнклин, образно говоря, сам пытается найти сон на ощупь в темноте и обрести его поможет лишь медицина. Мистер Фрэнклин принял подачу и заявил, что не раз слышал поговорку о слепцах, ведущих за собой других слепцов, но только сейчас понял, что она означает. Подобный обмен выпадами и финтами продолжался, пока оба не на шутку разгорячились, особенно мистер Канди. Он совершенно вышел из себя, защищая свою профессиональную честь, из-за чего мидели пришлось вмешаться и запретить дальнейшие споры. Это вынужденное применение хозяйских полномочий окончательно погасило последние искры веселья. Ростки разговоров пробивались то тут, то там, но через минуту или две снова увядали, им недоставало живости и блеска. Над застольем довлел Дьявол (или алмаз), поэтому, когда миледи поднялась и подала знак другим дамам оставить мужчин за вином, все с облегчением вздохнули.

Только я расставил графины с вином перед мистером Эблуайтом-старшим (игравшим роль хозяина дома), как вдруг с террасы послышался звук, заставивший меня мгновенно забыть о светских манерах. Мы с мистером Фрэнклином переглянулись. Звук издавал индийский барабан. Клянусь последним куском хлеба – с возвращением Лунного камня в наш дом вернулись и фокусники!

Когда индусы показались из-за угла террасы, я поспешил к ним, чтобы приказать убираться вон. Но не судьба – меня опередили две попрыгуньи. Они выскочили на террасу, как две шутихи, жаждая увидеть индийские фокусы. За ними высыпали остальные дамы, потом к ним присоединились джентльмены. Мошенники раскланялись, а попрыгуньи осыпали поцелуями красивого мальчика быстрее, чем вы успели бы произнести: «Господи, помилуй».

Мистер Фрэнклин встал рядом с мисс Рэчел, я занял место у нее за спиной. Подозрения нас не обманули – она, не подозревая ничего дурного, вышла и показала индусам, что алмаз прикреплен к декольте ее платья!

Я не помню, какие фокусы и как они показывали. Раздосадованный неудавшимся ужином и разозлившись на мошенников, появившихся аккурат к тому моменту, когда они могли увидеть Лунный камень собственными глазами, я, признаться, растерялся. Меня привело в чувство внезапное появление на террасе путешественника по Индии, мистера Мертуэта. Обогнув стоявших и сидевших полукругом господ, он потихоньку подошел к фокусникам с тыла и внезапно заговорил с ними на их родном языке.

Пырни он их штыком, они вряд ли бы обернулись с более звериной прытью, чем услышав первые звуки родной речи. Секунда, и они уже кланялись ему в своей подчеркнуто учтивой, притворной манере. Перебросившись с индусами несколькими фразами, мистер Мертуэт удалился так же спокойно, как пришел. Старший индус, выступавший переводчиком, снова повернулся к господам. Я заметил, что его кофейного цвета лицо после разговора с мистером Мертуэтом сделалось серым. Он поклонился миледи и объявил, что представление окончено. Страшно разочарованные попрыгуньи выстрелили в сторону мистера Мертуэта, помешавшему зрелищу, громким «о-о-о». Старший индус смиренно приложил руку к груди и повторил, что фокусов больше не будет. Мальчишка прошел с шапкой по кругу. Дамы вернулись в гостиную, мужчины (за исключением мистера Фрэнклина и мистера Мертуэта) – к вину. Я с лакеем проследил, чтобы индусы покинули усадьбу.

Возвращаясь через сад, я почуял запах табачного дыма и застал мистера Фрэнклина и мистера Мертуэта (курившего манильскую сигару) медленно прогуливающимися между деревьев. Мистер Фрэнклин поманил меня присоединиться к ним.

– Это, – представил меня мистер Фрэнклин, – Габриэль Беттередж, тот самый старый слуга и друг нашей семьи, о котором я только что говорил. Будьте добры повторить ему ваши последние слова.

Мистер Мертуэт вынул сигару изо рта и с типичным для него усталым видом прислонился спиной к стволу дерева.

– Мистер Беттередж, – начал он, – эти трое индусов такие же фокусники, как мы с вами.

Вот те на! Я, естественно, спросил, не встречался ли он с ними раньше.

– Ни разу. Зато я знаю, как на самом деле выглядит индийский фокусник. Сегодня вечером вы наблюдали плохую, неуклюжую подделку. Если меня не обманывает мой длительный опыт, эти люди принадлежат к высшей касте браминов. Я спросил их, почему они выдают себя за фокусников. Эффект вы видели сами, а ведь индусы большие мастера скрывать эмоции. Тайну их поведения я не в состоянии объяснить. Они дважды пожертвовали принадлежностью к своей касте: во-первых, уехав за море, во-вторых, переодевшись бродячими фокусниками. В их краях это – колоссальная жертва. У них должны иметься очень серьезные мотивы и незаурядное оправдание, без которого по возвращении в родную страну их не примут обратно в касту.

Я потерял дар речи. Мистер Мертуэт затянулся сигарой. Мистер Фрэнклин, немного поколебавшись, словно решая, какую сторону характера выбрать, первым нарушил молчание:

– Не уверен, мистер Мертуэт, стоит ли тревожить вас по семейным делам, которые вам неинтересны и о которых мне не хочется говорить вне семейного круга. Однако после ваших слов я считаю себя обязанным перед леди Вериндер и ее дочерью рассказать вам кое о чем, что, возможно, наведет вас на верный след. Я говорю это по секрету и смею надеяться, что вы об этом не забудете?

После этого вступления мистер Фрэнклин рассказал путешественнику все, чем поделился со мной на Зыбучих песках. История настолько заинтересовала невозмутимого мистера Мертуэта, что он позабыл о сигаре.

– Что об этом, – закончил мистер Фрэнклин, – говорит ваш опыт?

– Мой опыт подсказывает, мистер Блэк, что вы чудом избежали смерти большее количество раз, чем я, а это о многом говорит.

Теперь настала очередь удивиться мистеру Фрэнклину.

– Неужели все так серьезно?

– По моему мнению – да. Сказанное вами не оставило у меня ни малейших сомнений в том, что возвращение Лунного камня на свое место во лбу индийского идола и есть тот мотив и оправдание жертв, о которых я упоминал. Эти люди будут ждать подходящего момента с долготерпением кошки и набросятся на добычу со свирепостью тигра. Как вам удалось улизнуть от них, ума не приложу. – Путешественник снова зажег сигару и посмотрел на мистера Фрэнклина в упор. – Вы перевозили алмаз туда-сюда и здесь, и в Лондоне, и тем не менее вы еще живы! Давайте разберемся. Полагаю, оба раза вы забирали алмаз из лондонского банка в дневное время?

– Среди бела дня, – подтвердил мистер Фрэнклин.

– И на улицах было много народу?

– Порядочно.

– Вы, разумеется, намеревались приехать в дом леди Вериндер к определенному часу? Дорога до вокзала довольно пустынна. Вы приехали вовремя?

– Нет. Я прибыл на четыре часа раньше намеченного срока.

– Поздравляю! Когда вы отвезли алмаз в местный банк?

– Через час после прибытия в дом – за три часа до того, как кто-либо рассчитывал увидеть меня в здешних местах.

– Поздравляю еще раз! Вы везли алмаз назад в одиночку?

– Нет. Я ехал верхом с кузинами и грумом.

– Поздравляю в третий раз! Если когда-нибудь решите путешествовать за чертой цивилизованного мира, мистер Блэк, дайте знать – я поеду с вами. Вы невероятно удачливы.

Тут и я не утерпел. Подобные вещи противоречат моим представлениям об Англии.

– Вы желаете сказать, сэр, что ради алмаза, будь у них шанс, они бы лишили мистера Фрэнклина жизни?

– Вы курите, мистер Беттередж? – спросил путешественник.

– Да, сэр.

– Есть ли вам дело до пепла, который вы выстукиваете из трубки?

– Нет, сэр.

– В стране, откуда они явились, жизнь человека ценится не больше пепла в выкуренной трубке. Если бы между ними и алмазом стояла тысяча человек и они нашли бы возможность, как их убить, не привлекая к себе внимания, они бы никого не пощадили. Видите ли, для индуса такая жертва, как отречение от своей касты, очень серьезна. А такая жертва, как чья-то жизнь, – совершенный пустяк.

Я высказал мнение, что нам противостоит шайка воров и убийц. На это мистер Мертуэт высказал свое – что индусы замечательные люди. Мистер Фрэнклин оставил свое мнение при себе и вернул нас к теме разговора:

– Они видели Лунный камень на платье леди Вериндер. Что теперь можно сделать?

– То, чем грозил ваш дядя, – ответил мистер Мертуэт. – Полковник Гернкастль понимал, с кем имел дело. Завтра же отправьте алмаз (под охраной нескольких человек) в Амстердам, пусть его разрежут. Превратите его в дюжину бриллиантов. Это положит конец его священным свойствам и вместе с тем заговору.

Мистер Фрэнклин обернулся ко мне:

– Ничего не поделаешь. Придется поутру обо всем рассказать леди Вериндер.

– Может быть, лучше сегодня же вечером? – спросил я. – Вдруг индусы вернутся?

Мистер Мертуэт ответил прежде мистера Фрэнклина:

– Индусы не рискнут возвращаться сегодня ночью. Они редко идут к цели напрямик, тем более в таком деле, где малейшая ошибка способна окончательно сорвать их планы.

– Что, если мошенники поведут себя более дерзко, чем вы думаете, сэр?

– На этот случай спустите на ночь собак. У вас есть на подворье крупные собаки?

– Две, сэр. Ищейка и мастифф.

– Подойдут. В критическом положении, мистер Беттередж, у ищейки и мастиффа есть одно большое преимущество: им не свойственны, как вам, угрызения совести насчет неприкосновенности человеческой жизни.

Вслед за его шуткой из гостиной послышались звуки фортепиано. Мистер Мертуэт выбросил окурок сигары и, взяв мистера Фрэнклина под руку, пошел обратно к дому. Следуя за ними, я заметил, что небо быстро затягивают тучи. Путешественник тоже это увидел. Он бросил на меня сухой, равнодушный взгляд и сказал:

– Индусам сегодня ночью не обойтись без зонтиков, мистер Беттередж.

Ему все шуточки. Но я-то не отважный путешественник, привыкший рисковать жизнью среди воров и душегубов в диковинных краях. Я вернулся в свою каморку, сел, покрытый испариной, в кресло и стал теряться в догадках, как быть дальше. Такое тревожное состояние ума способно довести других до лихорадки, но только не меня. Я зажег трубку и открыл «Робинзона Крузо».

Не прошло и пяти минут, как я наткнулся на сто шестьдесят первой странице на бесподобный отрывок: «Страх опасности всегда страшнее опасности уже наступившей, и ожидание зла в десять тысяч раз хуже самого зла».

Если человек даже после этого не уверовал в «Робинзона Крузо», то у него либо что-то не в порядке с головой, либо ему застит глаза самонадеянность! Доказательство смотрит ему в лицо, и снисхождения заслуживает лишь тот, кто готов поверить.

Я заканчивал вторую трубку, тая от восхищения перед чудесной книгой, но тут Пенелопа прибежала доложить обстановку в гостиной (куда она приносила чай). Попрыгуньи пели дуэтом, каждую фразу начиная с длинного «о-о-о» под соответствующую музыку. Миледи ошибалась в висте, чего за ней раньше не наблюдалось. Великий путешественник задремал в углу. Мистер Фрэнклин оттачивал свой сарказм на мистере Годфри в частности и дамском благотворительном кружке в целом, а мистер Годфри отвечал ему резче, чем подобало джентльмену, известному своим великодушием. Мисс Рэчел, очевидно, пыталась загладить обиду, нанесенную миссис Тридголл, показывая ей фотографии, но на самом деле украдкой бросала на мистера Фрэнклина такие взгляды, смысл которых любая смышленая горничная прочитает за одну секунду. Под конец мистер Канди загадочно пропал из гостиной, чтобы не менее загадочно вернуться и вступить в разговор с мистером Годфри. В общем и целом дела шли лучше, чем можно было ожидать после того, что происходило во время ужина. Осталось продержаться в таком же духе еще часик, и старушка Время подгонит свои экипажи, окончательно избавив нас от присутствия гостей.

В нашем мире ничто не вечно. С уходом Пенелопы иссяк и успокаивающий эффект «Робинзона Крузо». Я опять не находил себе места и решил, пока не начался дождь, сделать обход имения. Вместо лакея, который был человеком, а следовательно, обладал никчемным нюхом, я взял с собой ищейку. Уж на ее нюх в отношении чужаков можно было положиться. Мы обошли всю территорию, выглянули на дорогу и вернулись несолоно хлебавши, нигде не обнаружив и следа прячущихся злоумышленников.

Прибытие экипажей словно подало сигнал к началу дождя. Зарядило, похоже, на всю ночь. За исключением врача, которого ждала двуколка, остальные гости благополучно отправились по домам в закрытых экипажах. Я предупредил мистера Канди, что он вымокнет по дороге. Он изобразил удивление: мол, как я мог дожить до седин и не знать, что кожа врачей не пропускает влагу. Он так и уехал под дождем, хохоча над собственной шуткой. Мы наконец проводили всех гостей восвояси.

Дальше пойдет рассказ о том, что было ночью.