Читать книгу Лунный камень - Уилки Коллинз, Elizabeth Cleghorn - Страница 9

Прошу прощения, что задержал ваше внимание на себе и моем плетеном кресле. Я прекрасно сознаю, что сонный старик, сидящий на солнышке во дворе, малоинтересный предмет. Однако все должно идти своим чередом по мере того, как развертывались события, а потому вам придется еще немного потоптаться на месте вместе со мной в ожидании прибытия мистера Фрэнклина Блэка.

Не успел я снова задремать после ухода моей дочери Пенелопы, как дрему нарушил звон блюд и тарелок в людской, возвещавший о готовности к ужину. Трапезничаю я в своей отдельной гостиной и к ужину челяди непричастен, разве что иногда пожелаю им приятного аппетита, чтобы тотчас вернуться в свое кресло. Только я размял ноги, как во двор выбежала еще одна особа женского пола. На этот раз Нанси из кухонной прислуги. Я сидел прямо у нее на пути. Когда она попросила разрешения пройти мимо, я заметил на лице девушки хмурость – явление, которое я как старший над слугами принципиально не оставляю без внимания, не поинтересовавшись причиной.

– Почему ты убежала с ужина? Что стряслось, Нанси?

Нанси попыталась улизнуть, не отвечая, после чего я поднялся и взял девчонку за ухо. Нанси – молодая, пухленькая бабенка, и мой жест – стандартное проявление личного благоволения к девушкам такого рода с моей стороны.

– В чем дело? – повторил я.

– Розанна опять опаздывает к ужину. Меня послали за ней. Вся тяжелая работа в этом доме – на моих плечах. Оставьте меня, мистер Беттередж!

Упомянутая Розанна работала у нас второй горничной. Испытывая некое сострадание к нашей второй горничной (почему, вы сейчас поймете) и видя по лицу Нанси, что она позовет служанку в более жестких выражениях, чем подобает, я вдруг вспомнил, что у меня на тот момент не было конкретного занятия и что я вполне мог бы сам сходить за Розанной, намекнув ей, чтобы впредь лучше следила за часами, – подобное замечание, сделанное мной, ее бы не обидело.

– Где сейчас Розанна? – спросил я.

– На песках, где же еще? – мотнула головой Нанси. – С ней утром опять случился обморок. Сказала, что идет подышать свежим воздухом. Она выводит меня из себя!

– Ступай обратно в людскую, девочка моя. Мне терпения хватит, я сам ее приведу.

Нанси (а аппетит у нее будь здоров) осталась довольна. Довольный вид ее преображает. Преображенную Нанси меня всегда тянет пощекотать под подбородком. Никакой безнравственности – обычай такой.

Я взял свою трость и отправился на пески.

Нет! Отправляться в путь еще рано. Прошу прощения, что вновь вас задерживаю, но вы должны сначала узнать историю песков и самой Розанны – по той причине, что история алмаза близко их касается. Как бы я ни старался продвигать повествование без задержек, получается плохо. То-то и оно. Люди и вещи подчас возникают в этой жизни с такой досадной неожиданностью, что на них невозможно не обращать внимания. Призовем же на помощь простоту и краткость, и оглянуться не успеете, как мы окажемся в гуще таинственных событий, – обещаю!

Розанна (начнем с человека, нежели неодушевленного предмета, – хотя бы из вежливости) – единственная новенькая из прислуги в нашем доме. Месяца четыре назад миледи посетила исправительный дом в Лондоне, призванный удерживать выпущенных из тюрьмы на волю заблудших женщин от возвращения к пороку. Смотрительница, заметив интерес миледи, указала ей на девушку по имени Розанна Спирман и поведала ее историю, настолько ужасную, что мне не хватает духу ее здесь передать, ибо я не люблю – и полагаю, вы тоже – лишний раз огорчаться. Короче говоря, Розанна Спирман была воровкой, однако не такой, кто вместо одного человека, открыв контору в Сити, обкрадывает тысячи людей, а потому ее быстро настигла рука правосудия, она же направила Розанну в тюрьму, а оттуда – в исправительный дом. По мнению смотрительницы, Розанна (несмотря на преступления) была человеком редкого десятка и, если только дать ей шанс, оправдала бы доверие, оказанное доброй христианкой. Миледи (будучи доброй христианкой, каких еще поискать) на это заявила: «Розанна Спирман получит этот шанс у меня на службе». Прошла еще неделя, и Розанна Спирман была принята в нашем хозяйстве на должность второй горничной.

Ни одна живая душа, кроме мисс Рэчел и меня, не знала о ее прошлом. Миледи доверяла мне во многих делах, доверилась и в этом. В последнее время я перенял привычку покойного сэра Джона во всем соглашаться с миледи, а потому искренне одобрил ее поступок.

Ни одна молодая женщина не получала лучшего шанса, чем бедняжка Розанна. Другие слуги не могли злословить о ее жизни, потому как ничего о ней не знали. Она получала жалованье и пользовалась правами наравне с остальными, время от времени миледи ободряла ее наедине добрым словом. В ответ, нужно сказать, Розанна показала себя достойной оказанного ей приема. Не отличаясь большой силой и временами страдая от обмороков, о которых я здесь уже упоминал, она выполняла свою работу скромно и безропотно, с тщанием и прилежанием. Однако с другими слугами у нее почему-то не сложилось – за исключением моей дочери Пенелопы, хотя и с ней она была не слишком близка.

Ума не приложу, чем Розанна им не угодила. Уж верно не красотой, вызывающей у других зависть, – в доме не было девушки невзрачнее, вдобавок одно плечо у нее было выше другого. Другие слуги, сдается мне, невзлюбили ее за молчаливость и нелюдимость. В свободные часы, пока другие сплетничали, она или читала, или работала. В выходные дни в девяти из десяти случаев молча надевала капор и куда-то уходила одна. Никогда не вступала в перебранки и ни на кого не обижалась – лишь упрямо и вежливо соблюдала дистанцию между собой и всеми остальными. Следует добавить, что в ней было нечто такое, что делало ее похожей не на служанку, а скорее на госпожу. Может быть, голос, а может быть, лицо. Как бы то ни было, другие женщины в первый же день молниеносно высмотрели в ней эту черту и стали утверждать (совершенно неоправданно), что Розанна Спирман задирает перед ними нос.

В завершение истории Розанны остается упомянуть одну из многих чудаковатых привычек этой странной девушки и уж тогда перейти к истории песков.

Наш дом стоит в высокой точке йоркширского побережья, неподалеку от моря. Прекрасные пешеходные тропы пролегают во всех направлениях, кроме одного. Эта тропа воистину ужасна для прогулок. Четверть мили она ведет через унылую колонию елок и выходит между двумя низкими утесами к самой пустынной и некрасивой бухте нашего побережья.

Дюны здесь спускаются к морю и заканчиваются двумя отстоящими друг от друга, уходящими под воду каменистыми выступами. Один называют Северной стрелкой, второй – Южной. Между ними, меняя место в зависимости от времени года, пролегает самая жуткая песчаная топь йоркширского побережья. В промежутках между приливом и отливом в неведомой бездне что-то происходит, отчего вся поверхность песка начинает дрожать и колебаться – поразительное зрелище, заслужившее у местных жителей прозвище «Зыбучие пески». Большая отмель у входа в залив в полумиле от берега гасит напор волн открытого океана. Зимой и летом, когда отмель затопляет прилив, морские волны застревают на ней, и дальше вода катится плавно, заливая песок, не производя ни звука. Заброшенное и жуткое место – можете мне поверить! Ни одна лодка не заплывает в этот залив. Ни один ребенок из нашей рыбачьей деревеньки Коббс-Хол не ходит сюда играть. Даже птицы, похоже, облетают Зыбучие пески стороной. Чтобы молодая женщина, у которой есть выбор в виде десятков удобных прогулочных маршрутов и спутников – достаточно только позвать, предпочитала это место другим, гуляла либо сидела и читала здесь в полном одиночестве в свой выходной день, в это, уверяю вас, трудно поверить. И все же это правда: необъяснимо, но Розанна Спирман больше всего любила гулять у Зыбучих песков, за исключением редких случаев, когда она ходила в Коббс-Хол к единственной подруге, что имелась у нее по соседству, о которой я вскоре расскажу подробнее. Вот куда я направился звать девушку на ужин, что благополучно возвращает нас в исходную точку повествования и на тропинку, ведущую к пескам.

В ельнике Розанны не было. Однако выйдя между дюнами на пляж, я сразу же увидел ее маленький соломенный капор и простенькую серую накидку, под которой она всегда прятала кривое плечо. Розанна сидела одна-одинешенька, глядя на песчаную топь и море.

Когда я поравнялся с ней, девушка вздрогнула и отвернулась. Если люди отворачиваются при моем появлении, как старший над слугами я вижу в этом еще один сигнал, который принципиально не оставляю без внимания, не спросив о причине. Я развернул Розанну лицом ко мне и увидел, что она плачет. У меня в кармане лежал наготове фуляровый носовой платок – один из шести прекрасных подарков миледи. Я вынул его и сказал горничной: «Ступайте за мной, дорогуша, присядем на спуске к пляжу. Сначала я осушу ваши слезы, а затем наберусь нахальства и спрошу, что их вызвало».

Когда вы доживете до моего возраста, то обнаружите, что присаживаться на спуске к пляжу вовсе не такая легкая задача, как в молодые годы. Пока я устраивался, Розанна успела промокнуть слезы платком намного скромнее моего – из дешевого батиста. Она выглядела притихшей и несчастной, однако, когда я попросил, послушно опустилась рядом. Самый быстрый способ успокоить женские нервы – посадить женщину себе на колени. Я прикинул, не последовать ли этому золотому правилу. Увы! Розанна не Нанси – что правда, то правда.

– А теперь, дорогуша, расскажи, о чем ты плакала.

– О годах, которые больше не вернуть, мистер Беттередж, – спокойно ответила Розанна. – Моя прежняя жизнь иногда напоминает о себе.

– Ну что ты, девочка моя. Вся твоя прежняя жизнь испита до дна. Почему ты не в силах ее забыть?

Розанна взяла меня за лацкан сюртука. Я неряшливый старик, брызги пищи и вина нередко пристают к моей одежде. Обычно грязь счищает кто-нибудь из служанок. Накануне Розанна оттерла пятно с фалды моего сюртука новым составом, якобы удаляющим все пятна на свете. Блестящее жирное пятно исчезло, зато вместо него осталось пятно матовое. Девушка указала на него и покачала головой.

– Видите? Пятна больше нет, мистер Беттередж. Но где оно было, все равно видно!

На замечание, неожиданно отвлекающее внимание мужчины на его сюртук, не так-то легко ответить. Кроме того, что-то в самой девушке пробуждало жалость в моей душе. Она смотрела на меня своими карими глазами, неприметными, как и вся она, с уважением к моему преклонному возрасту и доброму имени, как если бы и то, и другое были вне ее досягаемости, отчего у меня сжалось сердце. Не в силах утешить ее, я прибегнул к единственному выходу – позвал на ужин.

– Помоги мне подняться, – попросил я. – Ты опоздала на ужин, Розанна. Я пришел за тобой.

– Вы, мистер Беттередж!

– Они послали Нанси. Я подумал, что мои упреки ты воспримешь спокойнее.

Вместо того чтобы помочь мне подняться, бедняжка украдкой пожала мою руку. Она отчаянно старалась побороть слезы и сумела это сделать, за что я ее уважаю.

– Вы очень добры, мистер Беттередж, – сказала она. – Я не хочу сегодня ужинать. Позвольте мне еще немного побыть здесь.

– Чем тебя так привлекает это жалкое место? Почему ты постоянно сюда ходишь?

– Меня сюда что-то тянет, – ответила девушка, рисуя пальцем фигуры на песке. – Я пытаюсь не поддаваться, но не могу. Иногда, – она понизила голос, словно убоявшись собственной смелости, – иногда, мистер Беттередж, мне кажется, что я найду здесь свою могилу.

– Ты найдешь жареную баранину и пудинг с салом! Немедленно ступай на ужин, Розанна! Вот какие мысли приходят на голодный желудок, – сурово вымолвил я, испытывая естественное негодование от того, что выслушивал рассуждения о смерти от двадцатипятилетней особы.

Розанна как будто меня не услышала. Положив мне руку на плечо, она заставила меня задержаться.

– Мне кажется, что это место околдовало меня, – сказала она. – Снится мне ночь за ночью. Я думаю о нем за рукоделием. Вы ведь знаете, что я вам благодарна, мистер Беттередж, и что я пытаюсь оправдать доброе отношение и доверие, оказанные мне миледи. Но иногда я сомневаюсь, не слишком ли здешняя жизнь спокойна и хороша для такой женщины, как я, после всего содеянного, мистер Беттередж, после всего пережитого. Мне более одиноко среди слуг, чем в этом месте, от сознания, что я не такая, как они. Миледи не ведает, и смотрительница исправительного дома не ведает, какой страшный упрек представляют собой честные люди для такой женщины, как я. Не ругайте меня, мой дорогой, ведь я справляюсь с работой, не так ли? Прошу вас, не говорите миледи, будто я чем-то недовольна, – я довольна. Просто иногда душа волнуется, вот и все. – Она резко убрала руку с моего плеча и указала на зыбучие пески. – Смотрите! Разве они не чудесны? Разве они ужасны? Я десятки раз смотрела на них, и всякий раз кажется, будто вижу их впервые.

Я посмотрел в указанном направлении. Наступал прилив, жуткий песок зашевелился. Широкая бурая плоскость медленно набухала, покрылась ямочками, задрожала.

– Знаете, чем песок представляется мне? – спросила Розанна, снова хватаясь за мое плечо. – Как будто под ним погребены тысячи задыхающихся людей, все они пытаются выбраться на поверхность, но только лишь погружаются все глубже и глубже в жуткую бездну. Бросьте туда камень, мистер Беттередж! Бросьте, и вы увидите, как его засосет в песок!

Пора прекращать нездоровые разговоры! Это тот случай, когда пустота в желудке порождает беспокойство в уме. Мой ответ, довольно резкий, – для блага Розанны, никак иначе – уже вертелся у меня на языке, как вдруг его пресек голос, выкрикивавший за дюнами мое имя.

– Беттередж! – звал кто-то. – Где вы?

– Здесь! – крикнул я в ответ, понятия не имея, кто меня зовет. Розанна вскочила на ноги и повернулась в сторону, откуда доносился голос. Я уже собирался встать сам, как вдруг выражение на лице девушки внезапно переменилось.

Цвет лица приобрел прекрасный алый оттенок, какого я прежде не видел. Она вся озарилась внутренним светом, словно потеряла дар речи и задохнулась от восторга.

– Кто это? – спросил я. Розанна ответила вопросом на вопрос.

– Ох! Кто это? – мягко, скорее про себя, чем обращаясь ко мне, сказала она.

Я, сидя на песке, повернулся и посмотрел назад. Из-за дюн появился молодой человек с сияющими глазами, одетый в прекрасный костюм кремового цвета и перчатки в тон, с розой в петлице и улыбкой на губах, в ответ на которую могли заулыбаться даже Зыбучие пески. Прежде чем я успел подняться на ноги, он сбежал ко мне вниз по склону, обнял меня за шею, как делают иностранцы, и так сжал в объятиях, что я чуть не задохнулся.

– Дорогой старина Беттередж! – воскликнул он. – Я вам должен семь с половиной шиллингов. Теперь вы меня узнали?

Господи, спаси и сохрани! Пред нами стоял прибывший на четыре часа раньше условленного времени мистер Фрэнклин Блэк!

Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, мистер Фрэнклин, немного удивившись, перевел взгляд с меня на Розанну. Я последовал его примеру. Девушка густо покраснела, очевидно оттого, что привлекла внимание мистера Фрэнклина, тут же отвернулась и внезапно убежала в необъяснимом для меня замешательстве, даже не поздоровавшись с молодым господином и ни слова не сказав мне. Это было на нее непохоже: трудно найти служанку вежливее и воспитаннее, чем она.

– Какая странная девушка, – заметил мистер Фрэнклин. – Интересно, что во мне так ее изумило?

– Полагаю, сэр, – ответил я, подшучивая над европейским воспитанием юноши, – виной тому ваш заграничный лоск.

Я привел здесь беззаботный вопрос мистера Фрэнклина и мой собственный глупый ответ для утешения и в поддержку всем недалеким людям. Как я заметил, наши ограниченные сограждане испытывают глубокое удовлетворение, когда видят, что люди, берущиеся их поучать, ничуть их не умнее. Ни мистер Фрэнклин с его великолепным заграничным образованием, ни я с моим возрастом, опытом и природной смекалкой не имели ни малейшего понятия, что на самом деле означало странное поведение Розанны Спирман. Мы забыли о бедняжке прежде, чем ее серая накидка последний раз мелькнула за дюнами. «Ну и что с того?» – вполне справедливо спросите вы. Читайте дальше, дорогие друзья, набравшись терпения, и когда вы узнаете правду, возможно, пожалеете Розанну Спирман так же, как пожалел ее я.