Читать книгу Буря. Двенадцатая ночь. Зимняя сказка - Уильям Шекспир, William Szekspir, the Simon Studio - Страница 11

Мой замысел к концу теперь приходит.

Власть чар не лжет: покорны духи. Время

Несет свой груз легко. Который час?

Шестой. Ты говорил мне, повелитель,

Что в этот срок все кончишь.

                               Так сказал я,

Когда еще я только поднял бурю.

А что король и свита, дух?

                                        Всех вместе,

Как ты мне поручил, я их оставил

В той роще липовой, что охраняет

Жилье твое от ветра, – все в плену;

Не двинутся, пока их не отпустишь.

Король, брат короля, твой брат – все трое

В безумье полном; прочие на них

Глядят с тоской и ужасом, особо ж

Старик, кого зовешь ты «добрый старый

Гонзало». Слезы с бороды его

Стекают, точно дождь зимою с кровли

Соломенной. Твои так страшны чары,

Что если б ты несчастных увидал,

То пожалел бы их.

                            Ты полагаешь?

Я б пожалел, будь человеком я.

И мне их жаль. Уж если дух бесплотный

Им сострадает, – неужели я,

Подобный им, с такими же страстями

И чувствами, не пожалею их

Сильней, чем ты? Я оскорблен жестоко,

Но разум благородный – против гнева;

Великодушие – сильнее мести.

Раскаялись они. Достиг я цели,

И больше нет отныне у меня

Ни капли недовольства. Но лети,

Освободи их. Чары я разрушу:

Они придут в себя.

                            Лечу за ними.

Вас, духи рощ, озер, ручьев и гор;

И вас, что, на песке не оставляя

Следов, за отступающим Нептуном

То гонитесь, то от него бежите;

Вы, малыши, чьи хороводы топчут

Траву, что после овцы не едят;

Вы, чья забава – по ночам растить

Грибы; вы все, кого для игр веселых

Сзывает час тушения огней, —

Вы слабы сами по себе, но мне

Вы помогали затмевать свет солнца

И ветер поднимать, от вод зеленых

Вздымать валы до голубых небес.

Я дал огонь громам, я расщепил

Юпитера величественный дуб

Его ж стрелой; потряс я мыс скалистый

И с корнем вырывал сосну и кедр;

Могилы по веленью моему

Усопших возвращали, разверзаясь, —

Все это силой магии моей…

От мощных этих чар я отрекаюсь.

Еще лишь звуки музыки небесной

Я вызову: чтоб им вернуть рассудок,

Нужны ее возвышенные чары.

А там – сломаю жезл мой, схороню

Его глубоко под землей, и в море

Я глубже, чем измерить можно лотом,

Магическую книгу утоплю.

Торжественная музыка – вот лучший

Целитель для расстроенной души:

Кипящий мозг она тебе излечит.

Остановись, моим покорный чарам. —

Гонзало, добрый, честный человек!

Из глаз моих, в сочувствии твоим,

Катятся слезы. – Чары уж слабеют.

Как утро крадется на смену ночи

И расплавляет тьму, так их сознанье

Гнать начинает прочь туман зловещий,

Рассудок затмевавший им. – Гонзало,

Спаситель мой, но и служитель верный

Владыки своего! Вознагражу

На родине тебя я по заслугам. —

Алонзо, ты жестоко поступил

Со мной и с дочерью моей. Твой брат

Был заодно с тобою: он наказан. —

Ты, плоть и кровь моя, мой брат, поправший

Для честолюбья совесть и природу,

Ты с Себастьяном (как теперь он страждет!)

Замыслил короля убить… Прощаю

Я и тебя, хоть ты бесчеловечен. —

К ним разум возвращается, и скоро

Он вступит в берега свои и смоет

С них грязь и муть. Но все еще никто

Меня не видит и узнать не может. —

Мой Ариэль, подай мне меч и шляпу:

Я им явлюсь таким, как был в Милане.

Скорее, дух! Свобода ждет тебя.

С пчелкой я росу впиваю,

В чаще буквиц отдыхаю;

Там я сплю под крики сов,

А в тиши ночных часов

На крылах летучей мыши

В теплом мраке мчусь все выше.

Весело, весело буду жить я в цветах,

Что природа развесила для меня на кустах.

Мой нежный Ариэль, как скучно будет

Мне без тебя! Но ты свободен. Так!

Ступай же невидимкой на корабль.

Там спящими найдешь матросов в трюме.

Ты капитана с боцманом разбудишь

И их сюда скорее приведешь.

Поторопись!

              Я выпью воздух пред собой – и раньше

Вернусь, чем дважды пульс ударит твой.

Здесь все кругом чудесно, странно, жутко.

О силы неба, выведите нас

Из этих страшных мест!

                            Взгляни, король:

Я – Просперо, обиженный тобою

Миланский герцог. Чтобы доказать,

Что я не тень, тебя я обнимаю

И здесь тебя и всех твоих друзей

Приветствую.

                    О Просперо! Ты ль это

Или одно из тех видений странных,

Что здесь меня преследуют, – не знаю.

Но пульс твой бьется, как у всех, кто создан

Из плоти и из крови, а твой вид

Мне разум прояснил, прогнав безумье,

Объявшее меня. Все это странно.

Твои права на герцогство верну я.

Прости меня. Но, Просперо, как ты

Мог жив остаться и сюда попасть?

Сперва дай мне облобызать седины

Того, чья честь превыше всякой меры.

Ты сон иль явь – поклясться я не мог бы!

Еще вас чары острова смущают,

И трудно вам в действительность поверить.

Привет мой всем друзьям.

                             А к вам, синьоры,

Немилость короля легко б я вызвал,

Открыв измену вашу. Но не бойтесь:

Не выдам вас.

                     Сам дьявол говорит

Его устами!

                 Нет! – Тебе ж, преступник,

Которого не называю братом,

Чтобы уста не осквернить, прощаю

Твой страшный грех, но требую обратно

Я герцогство: вернуть его ты должен.

Когда ты – Просперо, поведай нам:

Как спасся ты, как здесь нашел ты нас,

За три часа лишь до того случайно

Заброшенных на этот остров бурей?

О, как о ней воспоминанье страшно!

Во время этой бури сын мой милый,

Мой Фердинанд погиб.

                                   Скорблю о нем.

Потеря невозвратна, и терпенье

Ее не уврачует.

                                Полагаю,

Ты помощи в терпенье не искал.

В подобной же потере испытал я

Всю благодать его, и вот – спокоен.

В подобной же потере?

                                   Да, в такой же

Большой и тяжкой, только утешенья

Осталось меньше мне: я потерял

Единственную дочь.

                               Как! Дочь? О небо!

О, если бы они владели оба

Неаполем, а я лежал теперь

На тинистом и мрачном дне морском,

Где спит мой сын! – Как потерял ты дочь?

Во время бури. Я, однако, вижу,

Что все синьоры в полном изумленье:

У них мутится ум, своим глазам

Они почти не верят и в смятенье

Дар слова потеряли. Все же верьте:

Как странно б вам все это ни казалось,

Я – Просперо; да, я тот самый герцог,

Что из Милана изгнан был и чудом

Попал на этот остров, как и вы,

И завладел им. Но пока – довольно.

Рассказ мой будет летописью целой:

Его нельзя за завтраком закончить

Иль в первой встрече заключить. Прошу вас!

Вот мой дворец-пещера. Слуг здесь мало,

А подданных и вовсе нет. – Взгляни же:

За то, что ты мне герцогство вернул,

Я отплатить тебе сумею чудом,

Которое тебе дороже будет,

Чем для меня все герцогство мое.

Мой нежный друг, вы сплутовали.

                                         Что вы!

Любовь моя, я плутовать не стал бы

За целый мир.

                    За двадцать царств бы стали,

А я б сказала: «Честная игра!»

О, если это лишь виденье, – дважды

Я потеряю сына.

                         Что за чудо!

Хоть грозно море, но и милосердно.

Его напрасно проклинал я.

                                        Сын мой,

Благословенье на твою главу!

Встань, расскажи, как спасся ты.

                                          О чудо!

Какие здесь красивые созданья!

Как род людской хорош! Прекрасен мир

Таких людей!

                    Тебе все это ново.

Кто ж девушка, с которой ты играл?

Ты с ней знаком не больше трех часов.

Иль то богиня, что нас разлучила

И вновь свела?

                      Нет, смертная она,

Но мне дана бессмертным провиденьем.

Избрал ее без твоего совета:

Я думал, что отца я не имею.

Дочь герцога миланского она,

О ком так часто раньше я слыхал,

Но первый раз увидел здесь. Он дал мне

Вторую жизнь. Отец моей любимой

Стал мне вторым отцом.

                                    Как ей – я буду.

Но странно будет мне просить прощенья

У милой дочери моей.

                                 Довольно:

Не будем отягчать воспоминаний

Минувшим горем.

                     Плакал я в душе

И оттого молчал. – Взгляните, боги,

И любящих венцом благословите:

Ведь вы же сами начертали путь,

Приведший нас сюда.

                                 Аминь, Гонзало.

Ты изгнан был, чтобы твои потомки

Неаполем владели! О, ликуйте

И золотом вы врежьте на столпах

Неразрушимых: в плаванье одном

Нашли: в Тунисе Кларибель – супруга,

А Фердинанд – супругу там, где ждал

Погибели, а Просперо – престол свой

На бедном острове; мы ж, наконец,

Нашли себя там, где теряли разум.

Давайте руки! Будь несчастлив вечно,

Кто счастья не желает вам!

                                       Аминь!

О государь, смотрите! Я ж сказал:

Пока одна хоть виселица будет

На суше, этот малый не потонет. —

Ну, богохульник? Так кричал на море,

А на земле, как видно, онемел?

Что нового?

                  Да новости нет лучше,

Что здравствует король наш и со свитой.

А наш корабль, что три часа назад

Разбился в щепы, цел и оснащен

И в полном блеске, как в день спуска в море.

Все это я наладил в миг единый.

Мой ловкий дух!

                         Все это очень странно.

Тут чудеса! Как вы сюда попали?

Будь я уверен, что не грежу, – право,

Я б рассказал… Мы спали мертвым сном, —

Не знаю, как и кто нас запер в трюме.

Вдруг страшный шум, и вой, и лязг цепей,

И целый ряд других ужасных звуков

Нас разбудил, и вот – мы на свободе!

Увидели наш царственный корабль

Таким нарядным, крепким и исправным,

Что капитан от радости подпрыгнул.

Вдруг в миг один нас что-то подхватило,

И, как во сне, мы очутились здесь.

Что, хорошо все вышло?

                                    Превосходно,

Усердный дух, – и будешь ты свободен.

Мы бродим точно в странном лабиринте.

Таится в этом больше, чем природе

Доступно; лишь какой-нибудь оракул

Все разъяснит нам.

                            Государь, не надо

Смущать свой ум, разгадывая тайны.

Я скоро на досуге обещаю

Все разъяснить вам; а пока отдайтесь