Читать книгу Русский язык и культура речи: учебник для технических вузов - В. И. Максимов - Страница 6

Из этого раздела вы узнаете, каковы условия успешной коммуникации, что такое языковая норма и ее типы: регистрирующий и предписывающий.

Вы научитесь обращать внимание на эффективность собственной коммуникации в зависимости от речевой ситуации.

Итак, язык представляет собой определенный код, служащий для коммуникации. Под коммуникацией будем понимать передачу информации (т. е. сообщения, включающего известную и новую части). Давайте задумаемся, при каких условиях эта передача осуществляется наиболее эффективно (т. е. максимально быстро и надежно)?

Можно посмотреть на процесс коммуникации с точки зрения специалиста-языковеда. Язык – основной инструмент общения, и от степени владения этим инструментом, т. е. от культуры речи, во многом зависит эффективность речевого взаимодействия. Так, если речь хотя бы одного из собеседников лишена логики, недостаточно информативна, неточна, она вряд ли может адекватно передать информацию. Наличие цели стимулирует готовность субъектов общения вести беседу на данную тему в данное время, их взаимную коммуникативную заинтересованность. Отсутствие этой заинтересованности снижает коммуникативную активность. Выбор формы и стиля общения зависит от степени знакомства, возрастных или социальных различий участников общения. Та роль, которую играет говорящий в диалоге, определяет его речевую манеру поведения (истец и ответчик, проситель и тот, к кому обращаются с просьбой, и т. д.). Не менее важно учитывать ситуацию общения, поскольку ее изменение при неизменности прочих факторов существенно влияет на речевое поведение субъектов общения. Так, совершенно по-разному может протекать общение в ситуации диалога с глазу на глаз и в присутствии третьих лиц, обсуждение производственного вопроса на совещании или в комнате отдыха. Чтобы речевое общение было эффективным, собеседники должны придерживаться определенных принципов, правил ведения разговора, которые позволяют координировать их действия и высказывания. Чтобы понять эти принципы, посмотрим на речевое общение несколько глубже, с позиций общей теории информации.

Любой информационный контакт между людьми выполняется в соответствии с определенными правилами, которые устанавливают порядок обмена информацией, предусматривают возникновение ошибок, перерывов в общении и т. д. В современных компьютерных сетях, например, большое значение имеет концепция «протокола» – формальной процедуры взаимодействия. Протокол включает ряд обязательных пунктов.

Во-первых, на языке теории информации общение возможно в «согласованной системе». Это значит, что оба собеседника пользуются одинаковыми физическими аппаратами для передачи и приема информации. Эти аппараты должны быть соединены каналом связи. В устном речевом общении роль аппарата передачи информации играет голосовой аппарат (рот, язык, зубы, голосовые связки и др.), а роль приемника – слуховой. В качестве канала связи может выступать воздух, по которому распространяются звуковые колебания.

Во-вторых, на физическом уровне необходимо договориться о типе сигналов, их наборе и значении, т. е. о коде. На машинном уровне это соответствует набору команд, используемых обеими машинами для связи. В естественном общении людей кодом, как уже говорилось, является язык.

В-третьих, для более высокого уровня коммуникации желательно использовать одинаковые законы объединения сигналов в определенной последовательности. В языке это законы грамматики, описывающие правила соединения морфем в слова, а слов – в предложения.

В-четвертых, существует, наконец, уровень взаимопонимания, когда участники общения договариваются об употребляемой терминологии, подбирают в собеседники людей одного уровня квалификации и т. д. Это обеспечивает более высокую предсказуемость информации. Каждый из вас испытывал на себе, насколько легче говорить на знакомую тему с теми, кто в ней тоже разбирается, и как трудно объяснять различия между хип-хопом и рейвом человеку, который объединяет их в понятии «современная музыка». Вот пример такого межкультурного непонимания людей из романа Т. Устиновой «Персональный ангел»:

Он забыл, как зовут Катеринину сестру, и решил потихоньку спросить кого-нибудь об этом, но тут к нему привязалась бабушка-императрица с вопросом о внешней задолженности России. Попутно она поделилась с Тимофеем сведениями об этом вопросе, почерпнутыми у какой-то чрезвычайно осведомленной Веры Владимировны.

Тимофей смотрел на нее во все глаза, но заговорить не решался. Потом он все-таки робко спросил, как зовут вторую сестру.

– Даша, конечно! – воскликнула императрица с непонятным ему энтузиазмом. – Как ее еще могут звать? Если старшая Катерина Дмитриевна, то младшая может быть только Дарьей Дмитриевной!

Из чего следовало, что младшая может быть только Дарьей Дмитриевной, Тимофей не понял. Начиная раздражаться, он смотрел на бабушку, ожидая пояснений, и тут ему на помощь пришла Катеринина мать.

Наклоняясь, чтобы поставить перед ним тарелку с картошкой, она сказала весело:

– Это Алексей Толстой, помните? «Хождение по мукам». Две девочки, Катя и Даша. Катерина Дмитриевна и Дарья Дмитриевна.

Не помнил он никаких «хождений» Алексея Толстого! Был какой-то Толстой, он написал про то, как тетка под поезд угодила, или что-то в этом роде. А на него смотрели так, как будто он обязан это знать, а он не знал.

Молодой мужик, муж этой самой Даши… смотрел на Тимофея как на экзотическую гориллу в зоопарке – с интересом и некоторым недоверием: что-то она выкинет, если отвернуться? Это тоже выводило Тимофея из себя, он не привык к подобным разглядываниям. Он вообще не привык ни к чему, кроме безоговорочного подчинения и душевного трепета, которые испытывали нормальные люди в его присутствии… Все это было странно, настолько странно, что Тимофей так ни о чем и не поговорил с Катериной.

Тимофей Кольцов, ныне олигарх, а ранее – беспризорник, неожиданно чувствует себя неуверенно и некомфортно во время визита в семью Катерины, и причина этого в непонимании и непредсказуемости ситуации из-за несовпадения его знаний о мире и знаний людей другого круга.

Поскольку при передаче информации главное не в том, что передает отправитель, а в том, как ее понимает получатель (вспомним детскую игру в испорченный телефон), разберемся, в каких случаях возникают ошибки при передаче информации. Прежде всего, это ситуации, когда велики помехи или же нарушается какое-то из правил протокола. При использовании разных аппаратов приема и передачи информации происходит разговор глухого со слепым в буквальном смысле слова. При различии используемых кодов, т. е. сигнальных систем или языков, коммуникация не осуществляется. Если словарь или грамматика говорящего и слушающего в чем-то не совпадают, это также воспринимается как помеха при передаче сигнала, переносит внимание участников общения со смысла на форму. Если в таком случае коммуникация и достигает успеха, то со значительными потерями времени и/или смысла передаваемой (получаемой) информации. Попробуйте прочитать текст, в котором всего лишь убраны пробелы между словами и знаки пунктуации, и вы увидите, насколько труднее воспринимается любое отступление от привычной формы:

Еслинадовыяснитькакуюнибудьинформациюсвязаннуюсословомкакпишетсякакпроизноситсясловооткудаонопроизошлокакие значенияимееткакиесловаимеютпохожиезначенияакакиесловаимеютпротивоположныезначениякаковморфемныйсоставслова вовсехэтихслучаяхмыиспользуеморфографическиетолковыеслова рисловарииностранныхсловсинонимовантонимоворфоэпические.

Чем сложнее передаваемая информация, чем больше число участников коммуникации, тем последовательнее нужно придерживаться протокола общения. Видный советский лингвист А.М. Пешковский еще в 1948 г. отмечал, что трудность в общении прямо пропорциональна числу общающихся и достигает максимума, когда одна из сторон является неопределенным множеством (как в случае с общением ведущего радиопередачи и слушателей). По сути, при выступлении оратора перед большой и неопределенной по составу аудиторией (публичная лекция, телепередача) смысловая часть сообщения может вообще отойти на задний план, уступая место чисто эмоциональному воздействию. Зная это, опытные ораторы (например, публичные политики) при подготовке выступления зачастую уделяют большее внимание проникновенности интонаций, чем содержательной стороне речи. Объективная трудность восприятия становится, таким образом, почвой для субъективного манипулирования толпой.

Преодоление трудностей в общении согласуется с требованиями теории информации: надежность достигается избыточностью знаков для передачи одной и той же информации. Если канал связи плох (велико расстояние между говорящими, невнятна их дикция, у автора текста неразборчивый почерк), проще всего увеличить громкость звука (размер букв) – так обычно поступают в разговоре с иностранцами. Избыточность обеспечивается и параллельной передачей с помощью разных кодов (например, текст и изображение), более высокой степенью предсказуемости знаков, минимизацией, упрощением передаваемой информации (в шутливой форме это выражено в рекомендации докладчикам на конференции: не более одной мысли в одном докладе!).

Один из важнейших законов речевой коммуникации заключается в том, что ответственность за точную передачу информации лежит на отправителе: если получатель неправильно толкует сообщение отправителя, то вину несет последний.

Для повышения надежности понимания социально значимых текстов их создание так или иначе регламентируется обществом. Кроме того, желательно отсутствие ошибок в применении языка-кода. Правильная речь создает комфортную, без помех, ситуацию общения, неправильная же затрудняет его. Именно при затруднениях в коммуникации человек начинает серьезно задумываться о языковых проблемах, качестве своей речи: ее соответствии литературной норме, точности, красоте, выразительности и, что очень важно, соответствии ситуации. Написанные с отклонениями от стандарта заявление или отчет, непродуманный доклад или лекция вызывают в лучшем случае смех (вспомним юморески М. Задорнова), в худшем – отторжение (не пойду на лекцию этого профессора: прочитать его статьи вслух я могу и дома). Блестящая идея, изложенная в невнятной статье, останется незамеченной, а интригующий сюжет пропадет в бессвязном наборе фраз не владеющего языком автора (именно поэтому предприимчивые издатели современных детективов часто объединяют в одну писательскую команду разные таланты: мастеров сюжета, литературных редакторов, экспертов по эпохе или среде и т. п.).

В качестве протокола общения в естественном языке выступают нормы литературного языка. Литературным языком называют обработанную форму общенародного языка, в большей или меньшей степени обладающую письменно закрепленными нормами и обслуживающую различные сферы жизни общества. Литературный язык может быть представлен в устной и письменной формах.

Языковая норма – это совокупность правил и средств литературного языка (лексических, грамматических, фонетических), сложившаяся в процессе отбора элементов языка из числа существующих, наиболее пригодных для обслуживания коммуникативных потребностей общества.

Обратим внимание на два момента в приведенном определении. Во-первых, норма предусматривает отбор, во-вторых, критерий отбора – это степень пригодности элементов для коммуникации. Вслед за такими авторитетными лингвистами, как В.В. Виноградов и В.Г. Костомаров, подчеркнем, что культура речи отнюдь не предполагает заучивания набора правил и «ученых» слов. Гораздо важнее научиться правильно отбирать и употреблять языковые средства для достижения внеязыковых целей, эффективно переводить внеязыковую действительность в языковой код и наоборот: точно расшифровывать этот код в полученном сообщении и воссоздавать описанную отправителем сообщения действительность.

Неумелое использование средств языка обедняет его, ведет к разрыву цепочки коммуникации, снижению уровня культуры речи. Для того чтобы этого не произошло, необходимо знать правила выбора языковых средств.

Слова как значимые единицы языка не существуют изолированно, собственное значение каждого из них в той или иной мере зависит от значения других связанных с ним по смыслу слов, от возможностей его сочетания с другими словами. Чтобы правильно выбирать слова, надо рассматривать их в контексте, окружении. Лингвистический контекст соотнесен с условиями употребления того или иного слова в тексте. Пользуясь языком, мы обычно не отдаем себе отчета в том, что в основе нашей речи лежит процесс, определяемый устройством языка в целом, – выбор, обусловливающий чередование единиц и их сочетание. Мы отбираем те или иные слова и соответствующим образом сочетаем их – так же, как отбираем, например, необходимые элементы для электропроводки в доме и соединяем их в одну цепь. При этом мы обращаем внимание на то, что в разных электрических цепях в зависимости от нагрузки применяются провода разного сечения, и избегаем соединять в одной цепи медный и алюминиевый провода, иначе возможен пожар. Точно так же в речи использование конкретного слова определяется его сочетаемостью – грамматической, лексической и стилистической, а также функциями, которые ему предстоит выполнять в тексте.

Возможность отбора предполагает, что литературному языку присуща категория вариантности. Она отражается, в частности, в наличии синонимов (слов, конструкций, передающих одно содержание), имеющих, тем не менее, различия в значении и сфере употребления. Так, человек, передающий свои знания другим, в зависимости от места работы и типа учащихся будет называться учителем, преподавателем, тьютором, наставником, тренером, научным руководителем и т. д. Значение причины передают предлоги из-за, благодаря, по причине, от. Неразличение значений синонимов становится частой причиной речевых ошибок, вызывающих улыбку, раздражение или непонимание слушателей. Литературному языку присуща не только вариантность, но и гибкая стабильность. Без нее был бы невозможен обмен культурными ценностями между поколениями носителей данного языка. Стабильность литературного языка обеспечивается:

• поддержанием стилевых традиций благодаря письменным текстам, особенно тем литературным образцам, которые изучаются в школе;

• действием общеобязательных кодифицированных (т. е. зафиксированных в авторитетных словарях и грамматиках) норм, которые служат надежным регулятором существования и развития литературного языка.

Стабильности русского языка, в частности, способствуют его целостность, отсутствие значительно различающихся местных вариантов, особенно в языке СМИ. Еще сравнительно недавно по говору можно было определить, хотя и приблизительно, откуда человек родом. Волжан, владимирцев узнавали по полному, открытому звуку «о». (Поэт С. Марков с гордостью восклицал: «Всю жизнь я верен звуку “о” – на то и костромич! Он – речи крепкое звено, призыв и древний клич…») Жители Рязани и Смоленска «якали», вологжане, архангелогородцы «окали»; отличалась их речь и особой интонацией. Известны дразнилки, в которых обыгрывались особенности речи жителей того или иного региона. Так, в дразнилке о рязанцах: «У нас в Рязани грябы с глазами, их ядять, а они глядять» – указаны и яканье, и мягкое «т» глаголов в третьем лице. О жителях города Зубцова Тверской области, употреблявших «ч» вместо «ц», говорили: «Ты кто, молодеч? Зубчовский купеч!». Цокающих жителей псковской области поддразнивали: «До Опоцки три верстоцки, а в боцок один скацок».

Сегодня более или менее устойчивых местных особенностей в русской речи почти не осталось. Напомним все же некоторые сохранившиеся фонетические особенности, в частности оканье, а также произнесение звука «в» как очень краткого «у» – примером может служить речь М.С. Горбачева, или южнорусское щелевое «г», частое в просторечии. Эти черты используются в литературе и на эстраде для имитации речи малообразованных героев.

У носителей литературной нормы из разных регионов незначительно различается и бытовая лексика. Так, в Санкт-Петербурге московский проездной называют карточкой, а палатку – ларьком. На юге более распространено слово базар, а на севере – рынок. Кстати, в Интернете существует даже особый словарь «Языки русских городов» (www.lingvo.ru/goroda). Но если старые диалектные различия сегодня почти исчезли, а различия в речи городского населения все же не столь существенны, чтобы препятствовать пониманию, то на наших глазах начинают складываться новые территориальные разновидности: между русской речью в России и речью российских соотечественников в Германии, Израиле, США, Канаде и др. Вопросы нормы применительно к такой языковой ситуации требуют дальнейшего изучения.

В среднем за 100 лет меняется не более 10 % словарного запаса среднего носителя литературного языка, эти изменения происходят сначала на языковой периферии и только по прошествии некоторого времени попадают в словари и справочники. Когда же интенсивность языковых изменений становится выше (что происходит обычно в эпохи значительных перемен в общественной жизни), общение между представителями разных поколений осложняется.

Языковые нормы не выдумываются лингвистами произвольно. Они отражают закономерные процессы и явления, происходящие в языке, и поддерживаются речевой практикой. В жизни (не только в языке!) существует два вида норм: регистрирующая (объясняющая) и предписывающая.

Регистрирующая норма называется так потому, что она констатирует сложившееся положение вещей и объявляет его нормой. Например, мы легко отличим «нормальное» яблоко – спелое, ароматное, сочное – от «ненормального» – гнилого или с червоточиной. Люди за многие годы поняли, какие яблоки наиболее пригодны для еды и стали считать их «нормальными», отбирая их из общего числа. Эта норма, конечно, не может быть произвольно изменена (мы не можем объявить нормой вкус диких яблок).

Регистрирующая норма в широком смысле называется законом природы. Мы можем лишь открыть этот закон, но изменить его не в силах.

Яблоки, которые мы покупаем, считаются «нормальными» только потому, что они обычны, чаще всего встречаются. В каком-то смысле данная норма навязана людям. Рисуя яблоко, художник-реалист должен ее отражать. Регистрирующая норма описывается языковедами в следующих терминах: так делает большинство, это встречается чаще всего, это отвечает тенденции, возможны варианты.

Другим типом нормы является норма предписывающая. Это, например, расписание занятий, правила дорожного движения. Такая норма сначала создается людьми, а затем ими же исполняется. Она полностью зависит от воли людей и может быть легко изменена (ведь можно изменить расписание, переставив часы занятий). При желании мы можем поменять практически любую предписывающую норму: перейти на левостороннее движение, изменить систему мер и весов, ввести штраф за орфографические ошибки. Предписывающая норма описывается иначе, чем регистрирующая, для ее описания характерны выражения: так поступает авторитетное лицо, так делалось всегда, это считается правильным, указано в авторитетном источнике (не обязательно объяснение – почему), варианты в данном случае всегда получают оценку.

К каким нормам относят нормы языка: к регистрирующим или предписывающим? На этот вопрос трудно дать однозначный ответ. Так, опираясь на свой многолетний опыт ведущего радиопередач по русскому языку и на анализ писем радиослушателей, М.Я. Дымарский сделал вывод, что неспециалистам ближе предписывающий характер нормы. Слушателям, которые пишут письма на радио, как правило, не нравятся рекомендации, предполагающие возможность выбора того или иного варианта произношения или употребления в зависимости от каких-то факторов: «Вы утверждаете, что в нейтральном стиле говорят кóмпас, а в морском жаргоне – компáс, а как все-таки правильно?» Большинству важно услышать со всей определенностью: «так правильно» или «так не говорят».

Иначе обстоит дело среди специалистов. Авторы словарей, появившихся в последние десятилетия, скорее склонны к простой регистрации вариантов, поэтому при оценке правильности мнения составителей различных словарей расходятся. Вот только два примера разнобоя в трактовке, отмеченные в передаче «Говорим по-русски» (радиостанция «Эхо Москвы»). Определения при существительных мужского рода, обозначающих лицо по профессии, специальности, занимаемой должности, выполняемой работе и не имеющих парных соответствий женского рода, ставятся в форме мужского рода, например: она опытный педагог, она известный мастер спорта. Однако вместо нужной в подобных случаях конструкции один из… встречается и конструкция одна из… , например: одна из музыкальных педагогов, одна из призеров. Соответствуют ли нормам книжно-письменной речи обе формы или только первая – вопрос неоднозначный.

Другой пример: пособие Д.Э. Розенталя «Русский язык. Справочник-практикум: Орфография. Пунктуация. Орфографический словарь. Прописная или строчная?» (М., 2005) дает вариант сочетания (з)аслуженный деятель науки И.И. Иванов с прописной «з», а «Справочник по орфографии и пунктуации» К.И. Былинского и Н.Н. Никольского и «Правила русской орфографии и пунктуации» 1956 г. (кстати, это до сих пор единственный официальный, а не авторский свод правил русского правописания!) рекомендуют писать его со строчной. По этому поводу англичане иронически замечают: «Наверное, никакие два справочника никогда полностью не совпадали в своих рекомендациях, и, конечно, никакой справочник не может охватить все возможные ситуации. Руководство по грамматике и письму может быть весьма полезным для того, чтобы заставить некоторое число людей писать сравнительно единообразно, но если принимать его рекомендации слишком серьезно, то это может привести к бесконечным задержкам при принятии очевидных решений».

В настоящее время Институт русского языка Российской академии наук готовит новый свод правил русской орфографии и пунктуации. Его проект вызвал жаркие дебаты и среди специалистов, и среди широкой публики, потому что проблемы правописания затрагивают интересы всех: и школьников, и взрослых, которые не хотят переучиваться, и издателей, и разработчиков компьютерных программ, и журналистов, и рекламистов. А пока он не принят, рождаются вот такие шутки:

Зачем нужны правила орфографии? Насколько облегчилась бы наша жизнь, если бы мы нашли в себе силы отказаться хотя бы от некоторых из них. Вот, например, удвоенные согласные. Написание их – просто лишняя трата сил и времени. Не лучше ли отказаться от удвоеных букв и писать просто и ясно: вана, каса, маная каша. Потом, конечно, мешают жить непроизносимые согласные. Если ничего не произносицся, зачем же это писать? Вот так будет гораздо лучше: «Каме-ная лесница вела в вану, отделаную Иной со вкусом. Сонце попадало в нее через стекляные окна и играло на деревяном полу». И вот еще безударные гласные. К ним пачему-та нада пастаяна падберать разныи праверачныи слава, при том чты часты их и нет. Очинь памагла бы атмена праверки звонких и глухих сагласных, и ни к чиму мяхкий знак посли шипящих, патаму чта абалдена устаеш думыть фсе время аб этих праверках и ат этава утамлена засыпаиш. Что мы, мыш с кошкай спутаим, что ли, без мяхкава знака? Падумаиш, праблема. И нечива гаварить, што ф славарях падругому написана. Я вчера спрасил друга, как песать: фторнек или фторняк? Он гаварит: сматри в славарь, и што? Фуфло есть, фуфайка есть, а фторнека нет!