Читать книгу Круг Земной и Небесный - В. М. Зимин - Страница 19

Еврейскую тему по необходимости, в связи с фамилией, уже пришлось затронуть, но то была середина жизни В. М. А вообще знакомства и контакты с ними начались гораздо раньше, с первых шагов его взрослой жизни. Он никогда не придавал этому значения, всех воспринимал как обычных путников на дорогах жизни и часто даже не знал, что такой-то еврей. И только теперь задумался. Оглянулся, всмотрелся и понял: от них многое, оказывается, в его жизни зависело, и роль их в его событиях была обычно негативной. Никаких серьёзных, далеко идущих выводов делать не надо, как их не делает В.М., но знать об этом стоит, чтобы не питать иллюзий, относиться к иноплеменным трезво и быть готовым к сюрпризам.

Ц. Езер. Так случилось, что доставил его в геологическое управление, где В.М. прослужил потом почти сорок лет, габаритный, грузный и очень представительный еврей Езер. Внешность у него была семитская, но глаза синие. Наивный двадцатилетний несмышлёныш В.М. почему-то думал тогда, что они должны быть чёрными. Смущаясь, спросил однажды о национальности, тот ответил просто и не смущаясь: «Еврей». Езер на многие годы стал его главным начальником, в их отрасли он был чиновником номер один. Он был болен, хроник (печень и почки) и с этими хроническими болячками прожил до пенсии и дальше. Был он юморист и любитель посмеяться, хохотал до слёз, раскатисто, громко и долго. Ещё он был очень импульсивным и несдержанным; говорил вроде спокойно и длинно, но вдруг срывался на крик и орать тоже мог долго. Выдающимся специалистом не был, но лямку тянул достаточно исправно и всегда умел казаться значительным. В.М. как-то спросил его, что означает в переводе его причудливое на русский слух имя-отчество. «Академия наук, если коротко», – ответил тот. Ни больше, ни меньше.

Ида. Ширококостная крупная дама с маленькими глазками и в очках выглядела куда старше своих лет. Но была, оказывается, тоже молодым специалистом, как и В.М., на пару лет только его постарше и с инженерным образованием, а не среднетехническим как у него. Как и Езер, была с В.М. на параллельных курсах в одной и той же экспедиции все тридцать шесть с лишним лет.

В. Дымокур хотя и имел только среднетехническое образование, но был начальником экспедиции, где работал В. М. Рыжий, разговорчивый, самоуверенный, умелый и изворотливый хозяин, играл на гармошке и не чуждался народа, нередко устраивал в клубе общеэкспедиционные вечеринки. В.М. он почти не касался и скорее даже ему сочувствовал и в душе уважал; он знал, как нелёгок полевой рабочий хлеб, поскольку, как и В.М., начинал с простого коллектора. Тем не менее, исправно и регулярно укорачивал ему премии – то за невыход на демонстрацию в честь Первомая или 7 ноября, то за пьянку в рабочее время. Хотя понимал, пьёт тот или не пьёт, но свою работу всё равно сделает вовремя и на том уровне, за который высокое начальство похвалит уже Дымокура, отвалит общую премию на экспедицию, и уж он-то получит её сполна.

Ю. Крайний был главным специалистом экспедиции и непосредственным начальником В. М. Хороший спортсмен-волейболист, близорукий и потому всегда в очках, флегматичный и обычно спокойный, интеллигентный, но интеллекта и способностей ему недоставало, и со службой он справлялся плохо. Дымокур им помыкал, хотя в принципе должно было быть наоборот. В.М. всю жизнь не знал, что он еврей, пока (уже выходя на пенсию) в автобусе не разговорился с его женой Диной, умной и образованной женщиной, внешне похожей на Лилю Брик кисти А. Тышлера, и та рассказала, что обе их дочери сейчас за границей и преуспевают. «Где?» – спросил он. «В Израиле», – она посмотрела на него с недоумением (где же ещё?). Только тогда В.М. всё понял… Мелочи жизни его не касались…

Лёва Фитин. Небольшого росточка, кругленький, подвижный, любитель выпить, но меру знал и тут же отправлялся спать. Поспав с полчаса, снова занимал место за столом. Никогда не скандалил и легко обижался. Глаза его скрывались за толстенными стёклами очков, когда он их снимал, то ничего не видел. Глаза были круглые, крупные, серые, очень навыкате, в тонкой сетке красных склеротических прожилков. Лёва был геолог по образованию, но посредственный. Достаточно знал в теории, но идей особых не имел и двигался по колее, проложенной предшественниками. К карьерному росту не стремился, обычная жизнь и зарплата инженера его устраивали. Было ему двадцать четыре года.

Лёва и Стас Доренко. На месторождении нужно было провести геологическую съёмку. Собрали отряд, начальником назначили Стаса Доренко, Лёва перешёл к нему в подчинение. Стас был человеком своеобразным и неординарным. В.М. он считал себе ровней, но тех, кого числил ниже себя по интеллекту, куда занёс и Лёву, он и за людей не считал. Начитанный и образованный, хотя довольно однобоко, меломан, очень неглупый, очень упрямый, геолог грамотный и способный, но некритичность к себе, переросшая в самодовольство, сделала его малоприятным в общении. Правда, он никому не навязывался, но учить любил и, щеголяя цитатами, эту науку вбивал как гвоздь, не считаясь с возрастом, чинами или званиями… Начались маршруты, и первые из них они провели вдвоём: Стас считал необходимым сначала «натаскать» Лёву, тут он был прав.

В.М. в тот день смотрел керн по скважинам месторождения и за день подустал, двигая тяжёлые ящики. Вечером вернулся домой, в балок, где жил тогда, и на крыльце увидел Лёву. Тот мусолил очередную сигарету, так он их курил, – они всегда были до середины мокрыми. Вид у Лёвы был печальный. «Что случилось, Лёва?» – «Да так, ничего. Вот, вернулся из маршрута. Может, выпьем?» – он тронул рукой сумку рядом с собой. – «Может. Говори толком, что стряслось?»

Лёва рассказал. Начали маршрут, оба стучат молотками, Стас учит-натаскивает, Лёва больше помалкивает, опасаясь очередного разноса, вроде: «Чему тебя только учили? Это роговая обманка, а не пироксены, порода не может быть базальтом»… Стас прав, конечно, но можно бы и помягче. Лёва молча обижается… В середине дня чаёвка (так геологи называют свой обед в маршруте). Разводят костёр, ставят котелок на огонь. Лёва достаёт хлеб, кусок варёного мяса и заветную банку сгущёнки, Лёва сладкоежка. Выкладывает это всё перед Стасом, но тот делает отрицательный жест рукой. «У меня своё», – говорит он, дописывая в полевом дневнике маршрут. Костёр общий, чай общий, остальное у каждого своё —устанавливает Стас свои странные порядки. Лёва собирается открыть банку сгущёнки, роется в карманах, отыскивая нож. Выворачивает рюкзак – нет ножа. Потерял или оставил где-то в маршруте, где затачивал в последний раз карандаш. Просит у Стаса, у того за поясом тесак в ножнах.

«Нож существует не для того, чтобы им вскрывали консервные банки», – с расстановкой цедит Стас. – «Ну, хоть топор, я дырки сделаю». – «Топор служит для того, чтобы рубить им дрова и колья, когда устанавливают палатку», – так же медленно, с акцентами, поучает Стас.

Он извлекает из ножен тесак, вскрывает им банку своей тушёнки и бросает нож назад в ножны. Потрясённый Лёва на него смотрит.

«А ты как же?» – «Quod licet Jovi, non licet bovi», – переходит на латынь Стас и переводит: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку»…

Нетронутую сгущёнку Лёва приносит домой… В.М. достаёт из Лёвиной сумки бутылку водки и наливает ему сразу полкружки.

«Забудь, Лёва. Мерзавцев много, на всех тебя не хватит. Сейчас я принесу что-нибудь закусить».

Лёва и Галя. Галя работала оформителем в той камеральной группе, куда входил и Лёва. Симпатичная весёлая хохлушка на полголовы выше Лёвы и года на три старше быстро прибрала его к рукам. У неё была маленькая дочка Лена. И к Лене, и к Гале Лёва сильно привязался. Жили они неплохо, но Галя временами на несколько дней, а то и на неделю исчезала; случалось такое обычно в праздничные дни, в момент застольев. Лёва понимал, в чём дело, и страдал. В одиночку управлялся с Леной, пытался приструнить и разобраться с Галей, когда та возвращалась, но Галя имела над ним власть, Лёва оттаивал, и мир восстанавливался. В конце концов Галя решила, что ей пора познакомиться с Лёвиной семьёй и узаконить их отношения. Они уехали в отпуск в Ростов. Там они сочетались браком, Лёва удочерил Лену, Галю прописали на жилплощади Лёвиной семьи.

Буквально на следующий день Галя зазвала его в кафе напротив их дома и, как всегда весело, объявила: «Спасибо за всё, Лёвочка. Я так устала. Теперь мы свободные люди», – и показала ему билет на самолёт к Чёрному морю в тот же день на вечерний рейс.

Лёва остался в Ростове платить алименты неродной дочери.

Эту историю В.М. рассказали; ни Галю, ни Лёву он больше никогда не видел, знает только, что Лёва женился во второй раз на своей соотечественнице Наташе, и что у них есть дети.

*

Такие вот бывают евреи. К таким принадлежал и Ю. Крайний, единственный из его начальников, кто в стычках всегда был на его стороне. Но от него мало что зависело, его самого постоянно шпыняли, В.М. не раз это видел и ему было его жалко. Много лет спустя в какой-то книжке он прочёл, что есть евреи двух типов: семиты, остатки древних «богом избранных», и тюрки, принявшие иудаизм, их называют «ашкеназы»; они узурпировали язык, религию, обычаи и миссию первых и стали злейшими врагами семитов-арабов, исповедующих ислам. Может и так. В.М. хотелось бы в это верить, он не может отказаться от «богом избранных» – от Мандельштама, Пастернака, Шагала, Мендельсона… ни от Лёвы Фитина. Но ашкеназы – о, это совсем другое дело.

*

Первой самостоятельной работой В.М., хотя она и осталась в рукописи, была его региональная сводка по бору, по сути, монография. Бор собирались использовать в космической отрасли и, чтобы иметь сводку, по всему Союзу разослали приказ открыть эту тему. Открыли её и у них в экспедиции, организовав отряд, в задачи которого входили полевые исследования и обобщение всего, что было известно по бору в регионе. Старшим специалистом в отряде была Ида, В.М. – техником, хотя и учился уже заочно в московском институте. Было ему двадцать пять лет. После полей они засели за отчет. Как технику, В.М. дали задание, по которому с него спрашивали, и он без труда его выполнял. Но увлёкся, влез в материал и погрузился – так началась наука в его жизни. Он раскопал и перетряхнул фонды, т.е. неопубликованные материалы, осевшие в отчётах, проштудировал опубликованное (тогда немногое), сопоставил с результатами их собственных полевых исследований. И сделал сводку – около сотни рукописных листов. Её обобщала диаграмма, один единственный рисунок, объединивший в себе всё; он понял, что в науке о боре это новость, о которой никто пока не знал. Окрылённый и страшно довольный собой, В.М. принёс текст Иде, они сидели в разных камералках. По сути, это был готовый отчёт по бору. Но отчёт-то должна была писать Ида, ничего такого от него как от техника не требовалось… Через неделю она пришла к нему вместе с Езером, в руках у того был его текст. В.М. ожидал похвал, а получил… Претензий по существу они предъявить ему не могли, материалом владели плохо и не знали и половины того, что знал теперь о боре В. М. Поэтому обсуждали, в основном, его стиль. Езер похохатывал или заливался своим детским смехом до слёз. Ида вставляла реплики, но в основном сидела молча, поджав губы, с видом оскорблённого достоинства. Его размазали… Было очень обидно и, помнится, он сильно тогда напился.

В.М. прочитал потом отчёт Иды – компиляция, ссылки на авторитетов и бледная эклектика с претензиями… У него бор стал его любовью на многие годы. С этой тематикой ему предлагала остаться в Москве в аспирантуре руководитель его диплома. Лет через десять или пятнадцать, уже будучи сам начальником партии, он, повинуясь интуиции, из каменного материала сделал серию сколов на шлифы и аншлифы и отдал их в лабораторию, где госпожа Виллисова, очень талантливая и умудрённая опытом петрограф, обнаружила и описала по оптическим константам новый, доселе неизвестный борный минерал.

Макухин евреем не был, он был русским, из пролетарской семьи, но неприятностей В.М. доставил много своей изворотливостью, хитроумием и чиновничьей ненадёжностью. Начал с начальника полевой съёмочной партии, где у него работал и В.М., но в конце концов сменил Езера на главном посту и оставался там последние лет пятнадцать. Был умён и талантлив, прослыл писателем-беллетристом и выпустил книгу. В.М. её листал, но осилить не смог. Имел отношение к стихам; и правда, стенгазеты пестрели его рифмованными экспромтами, но, может быть, где-нибудь у него в столе была и поэзия. Макухин всё делал исподтишка, оставаясь в стороне и подставляя других. У начальства всегда был на хорошем счету. Потому вскоре и сам стал начальником. Лет через двадцать от начала этих событий он защищал кандидатскую диссертацию, и В.М. писал ему рецензию. В работе были зёрна, и отзыв он дал положительный, но впечатление двойственности и сомнения в правильности его посылов остались до сих пор.

История с бором – событие знаковое в жизни В.М., поэтому стоило об этом рассказать подробно. Начиная со Стаса Доренко и Гали, с «этнической! Стороны в его жизнь добавилась ещё одна виртуальная проблема – проблема «укров». В.М. тогда совершенно не отдавал себе в этом отчёта, но эпоха Ющенко на Украине (уже в XXI веке), старательно проследившего генеалогию своих соплеменников к украм – такое племя действительно когда-то было (Савельев Е. П. «Древняя история казачества». М. «Вече». 2004. с. 399) – заставила его обо всём вспомнить.

Все эти люди, за кулисами или открыто, всегда теперь участвовали в карьере и жизни В.М., и никто, кроме Ю. Крайнего, никогда не был на его стороне. Никому из них он не сделал ничего плохого, никому не перешёл дорогу, большинство было выше его по званию, но это были его постоянные и нередко агрессивные оппоненты. Почему?