Читать книгу Избранные стихотворения разных лет - В. О. Кириллов - Страница 4

Земля разверзлась, словно пасть,

И поглощала всё живое.

Но не должны в неё попасть

Лишь те, кто с гордою главою

Стояли на весах судьбы,

Не убоявшись горшей доли,

И не склоняли головы,

А рисковали головою.

Когда качнулись небеса,

Почти готовые сложиться,

Не напрягали голоса

И к солнцу направляли лица

Лишь те, кому не мил покой,

Смотрели прямо днём и ночью,

Пока сердца пронзала боль,

И сердце разрывалось в клочья.

Пучина грозная восстав,

На грешный мир волну обрушив,

Сметала мускулы застав

И в хляби превращала сушу.

Лишь те, кто жить умел в любви,

Нашли прибежище в ковчеге…

Их руки в струпьях и крови,

Мечты о доме и о хлебе.

Потом, когда наскучат вина

И бес забудет про ребро,

Сидеть на кресле у камина,

Читать Плутарха и Рембо.

И слушать Грига в полудреме

Или рассматривать Дали

В забытом, но надежном доме,

Затерянном в лесной дали.

Где можно на поляне дикой

Лежать, вдыхая запах трав,

Где можно думать о безликом,

Не беспокоясь: прав, не прав.

Или в ручье как бы живую

Струю поймать и отпустить.

И вдруг почувствовать: живу я.

А раньше так хотелось жить.

Стоять. Идти. Лежать. Отжаться.

Опять стоять. Опять идти.

Совсем не хочет отражаться

Бесполый луч в конце пути.

Безногим в гору не подняться,

Слепым мотор не завести —

Спартанской краткостью абзаца

В ушах прошедшее свистит.

Сырая ткань напомнит вкратце,

Что жизнь нельзя вничью свести…

Стоять. Идти. Лежать. Отжаться.

Опять стоять. Опять идти.

Конечно, жизнь конечна.

И разве это жизнь?!

Бездумно и беспечно,

Как ручеёк бежит.

А если слово вечно,

Так почему, скажи,

Ясны и человечны

Пустые миражи?

Не догорают свечи,

Зажжённые от лжи.

Но если что и лечит,

То это только – жизнь.

Упал на Землю целый небосвод.

Ударившись о твёрдую поверхность,

Катились звёзды. Каждой свой черёд,

И каждую ладонь хотела взвесить.

Да это ж звёзды, это огоньки,

Расплавленные языки металла!

Но здравому рассудку вопреки,

Ты вдруг одну к груди своей прижала.

Огонь не выжег раненую плоть,

Не излечил расшатанные нервы…

А ты сумела всё же превозмочь

Любовь и страх. И в этом стала первой.

Мир лежит на столе, впопыхах позабытый,

Он на стёклышке каплей растёкся, как блин.

А нескладный учёный собакой побитой

На диване калачиком дремлет один.

Целый день колдовал со своим микроскопом,

Раздвигая границы познанья основ,

Он поил себя кофе и яблочным соком,

Заполняя тетрадь плотным ворохом слов.

Очень резво крутились вчера в объективе

Мириады каких-то бессмысленных тел:

Они жили толпой в коммунальной квартире

И с утра разбегались для будничных дел.

Кто-то ссорился с кем-то и тут же мирился,

Кто-то дрался за место под солнцем семье,

А потом убегал и в сторонке делился,

И опять забывался в жестокой борьбе.

Все спешили оставить хоть память, хоть что-то,

Прежде чем раствориться, взорваться, уйти…

Что поделать – такая судьба и работа

В этом мире, который всё время в пути!

И на волну ложиться грудью,

На дельтаплане вниз с вершин,

Какой ещё сусветной мутью

Пытаться путь свой завершить?

Не подломить уже горбушку,

И соль из раны не извлечь,

И обманувшую кукушку

Как старый плед не сбросить с плеч.

А звёзды дразнят каждый вечер,

Не освещая закрома.

Зачем бежать заре навстречу,

Когда она придёт сама?!

Декабрь длинный и холодный

Темнит, морозит и снежит.

Котёнок тощий и голодный

В снегу под окнами лежит.

Свернувшись в шерстяной комочек,

Он весь – предчувствие беды.

Он ласки хочет, солнца хочет

И хоть немножечко еды.

Откройте дверь, незлые люди,

Налейте в миску молока!

Он под диван «ходить» не будет

И шторы рвать у потолка.

Да будет он благословен —

Тот день, когда проказник Бахус

Изрёк: «Мир тлен, навеки тлен —

Зальём его остатки разом!»

Но шли года, нектар крепчал

И взгляд дразнил, бокалы полня.

А трезвость, будто бы причал,

Забилась в пенистые волны.

В кругу друзей, в ночах любви

Напиток гнал тоску и горе

И звал к себе, как корабли

Зовёт задумчивое море.

Он был всегда, везде, во всём:

Он разделял судьбы коварство,

Когда скользил, то был плечом,

Когда болел, то был лекарством.

Мир разрывается на части.

Смешались души и тела.

И только пагубные страсти,

И только грязные дела.

Мир разлетелся на осколки:

Бессчётно множество миров.

И не слова, а кривотолки,

И нет произносимых слов.

Лишь рык и траурные звуки,

Лишь тьма и зло, лишь гнев и боль.

Подагрой скрюченные руки

На раны насыпают соль.

Цель не оправдывает средства.

Смотрюсь в кривые зеркала

И вижу: жалкое наследство,

И череп – голый, как скала.

А между старостью и детством

Вмиг время высосал вампир.

Куда от горькой правды деться:

Красота не спасает мир?!

Они живут безбедно и в довольстве:

Уход, жильё, приличная еда

И кое-что ещё из удовольствий.

Но вот беда, они не знают часа —

Мы называем это часом икс —

Когда кого-то вырвут из запаса.

Тогда придут мучители в халатах,

И мир взорвётся – мириады искр.

Кто ведает, за что пришла расплата?!

Они лишь путь к всеобщему здоровью —

Алтарь науки алчет новых жертв.

И наша жизнь оплачена их кровью.

Очень хочется узнать,

Что там за границей,

Не встречаются ль опять

Те же сны и лица.

За границею добра

Зло стоит на страже.

За границей серебра

Бедность или кража.

За границею любви,

Если есть такая,

Соловьи и снегири

Точно не летают.

За границею лица

Хитрый разум правит.

Где граница без конца?

Между сном и явью.

В руках синица плачет

И рвётся в облака.

Изменница удача

Наткнулась на рога.

Её трясёт, как тряпку,

В кровавой пене бык.

В Багдаде всё в порядке,

Он ко всему привык.

Пускай журавль в небе,

Он – символ, он – мечта.

Подумайте о хлебе

И зрелищах пока.

Заговорит, поверьте,

Когда-нибудь ишак.

Но помните о смерти

И с ней сверяйте шаг.

Он умер во сне, до срока:

Скончался скоропостижно.

Скорее, по воле рока

Он распрощался с жизнью.

Но мысль ещё дремала,

И тупо болела рана.

Он видел: пока не Валгалла,

Но точно уже не нирвана.

А тело бездвижное стыло,

Душа заплутала в тоннеле…

Со мною такое было,

Я помню, на прошлой неделе.

Однажды, может, иногда,

Почти всегда, короче,

Приходит подлая беда,

Лихая, но не очень.

Стучаться в дверь или окно

Ей недосуг, пожалуй,

И, как в диснеевском кино,

Слезой давить на жалость.

Она зашла хозяйкой в дом

Надолго и надёжно,

С бедою справиться притом

Бывает очень сложно.

Безмолвно сделала своё

Препакостное дело:

Когда-то ладное жильё

Она без соли съела.

Потом присела на порог,

Вздохнула полной грудью,

Весьма болезненный урок

Дала беспечным людям.

А люди, если рассуждать,

Беспочвенно дрожали,

Беда, конечно же, не мать,

Но тоже не чужая.

Она, наверно, неспроста

Являлась днём и ночью…

А вдруг дотянешь лет до ста?!

Беде не хватит мочи.

Сидела Смерть на камне у реки,

Давно умаявшись размахивать косою,

Она мечтала, чтобы старики

Самостоятельно ушли к Аиду строем.

Спустились в лодку, саваны в руках,

Омытые священною водою,

И чтобы сами превращались в прах

Без стонов, криков, боли или крови.

А в это время Жизнь взяла своё:

Подкравшись сзади к разомлевшей Смерти,

Ей острое звенящее копьё

Вонзили в спину маленькие дети.

Она лежала – призрачная тень,

С костей сползала рваная одежда…

С тех пор Земле не страшен Судный день.

Но нет Любви, и Веры, и Надежды.

Смерть не старуха с ржавою косой,

Не дьявол в полусказочном обличье.

Смерть – пилигрим, забредший на постой

И соблюдающий законы и приличья.

Расслабившись за кухонным столом,

Ведёт с тобой неспешную беседу,

И запивая шашлыки вином,

Похож скорей на доброго соседа.

Непринуждённо шутит и, смеясь,

Холодною касается рукою.

И эта тонкая, почти паучья вязь

Тебя опутывает с головою.

И ты даёшь согласие легко,

И отбываешь вместе с пилигримом

В ещё мифическое далеко…

Почти живой под толстым слоем грима.