Читать книгу Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых - Вадим Барташ - Страница 2

1 ноября 1943 года с Букринского плацдарма началось наступление на Киев. Этот плацдарм был не самым большим и находился в окрестностях райцентра Великая Букрина и села Григоровки, и располагался в восьмидесяти километрах юго-восточнее столицы Украины. Плацдарм был образован, когда в ночь с 22 на 23 сентября Днепр в этом месте форсировали подразделения 3-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Рыбалко и 40-й армии генерал-полковника Москаленко.

Используя благоприятные погодные условия полк майора Кузминова, соблюдая маскировку, скрытно выдвинулся к переправе. В густом тумане, без единого выстрела, на шести лодках первыми переправились бойцы взвода разведки, усиленные сапёрами и автоматчиками. Всего в этом штурмовом отряде было 30 бойцов. Разведчики в полной тишине переправились через реку и, выскочив на берег, с ходу захватили окопы немцев, перестреляв всех, кто в них находился. Через час гитлеровцы опомнились и начали контратаковать.

***

Несколько раз гитлеровцам удавалось ворваться в окопы и тогда в этих окопах завязывались ожесточённые рукопашные схватки. В ход шли ножи, сапёрные лопатки и всё что было под рукой, вплоть до увесистых камней. Из тридцати бойцов, первыми ступивших на правый берег Днепра, в живых осталось лишь только двенадцать. И, скорее всего, и они бы полегли, но перед рассветом сюда прибыли стрелки из батальона старшего лейтенанта Ламко. По признаниям взятых в плен фашистов выходило, что самое слабое место у них в обороне было на южных склонах холма, спускавшегося к окраине Григоровки. Гитлеровцы, засевшие на высоте 244, всё внимание сосредоточили на захваченных нашими бойцами окопах. На восходе солнца последовал решительный штурм высоты 244 у Григоровки, с той стороны, с которой атаки противник не ожидал. И немцы с этой высоты были выбиты. Тогда по ней гитлеровцы через пару часов открыли шквальный огонь. Затем последовали новые атаки. Однако к закрепившимся у Григоровки бойцам из батальона старшего лейтенанта Ламко постоянно начали переправляться через Днепр дополнительные силы.

***

Где-то в полдень в километрах трёх от переправы показались машины. К подходившим к Днепру частям подъехало несколько чёрных полноприводных «ЗиСов 101», остановившихся у обочины дороги.

Из второй машины выскочил невысокий худощавый капитан и открыл дверцу со стороны заднего сиденья. Оттуда, поправив сбившуюся на лоб фуражку, вышел мужчина средних лет и плотного телосложения, у него был цепкий взгляд. Проходившие мимо солдаты невольно подтянулись, и меж них послышался шёпот:

– Командующий!

– Это командующий!

– Сам Ватутин!

Да, это был командующий Воронежским фронтом, генерал-армии Николай Фёдорович Ватутин. Выходец из крестьянской семьи он прошёл путь от рядового красноармейца до командующего фронтом. Я много не буду про него распространяться, а только напомню, что ещё в военном училище однокурсники дали ему прозвище «Психолог», в войну свои называли «Генералом от наступления», а офицеры Вермахта прозвали «Гроссмейстером», и все эти прозвища он носил заслуженно, так как был одним из самых выдающихся командующих Красной Армии.

Николай Фёдорович с минуту молча стоял на обочине и смотрел на проходившую мимо него колонну пехотинцев, наконец его взгляд вырвал из всей массы двух молодых бойцов, которые несли ручной пулемёт.

– Бойцы, подойдите, – подозвал их командующий.

Пареньки вышли из строя и, положив пулемёт на землю, отдали честь.

– Как зовут? – спросил их Ватутин.

– Младший сержант Георгий Неустроев! – вытянулся светловолосый паренёк с кудрявым чубом, непослушно выбивавшимся из-под пилотки.

Второй боец был в каске. Он тоже отрапортовал:

– Рядовой Скоробогатов, товарищ командующий!

– Какая часть?

– 293-я стрелковая дивизия, товарищ командующий! – ответил младший сержант.

– Кто командир вашей части? Полковник Тер-Григорян?

– Так точно!

Ватутин оценивающе оглядел ребят. Они определённо ему понравились. Это были совсем молодые бойцы. Лет им было, наверное, восемнадцать или чуть больше. Ещё мальчишеские лица, у обоих играл румянец на щеках.

– Сколько времени на фронте? – спросил Ватутин ребят.

– Восемь месяцев, товарищ командующий, – ответил генералу младший сержант Неустроев.

– И я столько же, – ответил рядовой Скоробогатов.

– Поди со школьной скамьи призвались? Пошли на фронт добровольцами?

– Да! – дружно ответили оба бойца.

– А откуда призывались?

– Я из Казахстана, товарищ командующий, – ответил младший сержант со светлым кудрявым чубом.

– А поточнее?

– Из города Семипалатинска.

– Братья, сестры есть?

– Сестра. Мы погодки. Она чуть старше меня. Лидой зовут. Она учится заочно и уже работает.

– А ты кем думаешь стать после войны?

– Товарищ командующий, разрешите сказать? – рядовой Скоробогатов вытянулся и выжидательно уставился на генерала-армии.

– Говори, боец, – кивнул головой Ватутин.

– Младший сержант Неустроев стесняется об этом говорить, но он у нас художник. Самый настоящий! Он очень хорошо рисует. Особенно у него получаются портреты. Он даже нарисовал портрет командира полка, который тот потом отослал своей семье.

– Художник, значит… – протянул генерал-армии. – Молодец, младший сержант! Художники нам в мирной жизни тоже понадобятся. Ну а как считаете, бойцы, скоро мы войдём в Киев?

– Скоро, товарищ командующий, – откликнулся младший сержант Неустроев.– Я вот на фронте меньше года, а за это время уже сделал кое какие выводы…

– И-инте-ересно… И какие же, младший сержант? – заинтересовался Ватутин.

– Фашист меняется.

– Ты в этом уверен?

– Так точно!

– Ну, тогда объясни…

– До Курской дуги фашисты были самоуверенные, и даже, попадая в плен к нам, вели себя нагло, они считали, что всё равно дойдут до Москвы. Но после того как мы их под Курском и Белгородом согнули в бараний рог, они как-то приуныли и спесь с них слетела. Теперь они, окаянные, по каждому поводу не кричат уже «Хайль, Гитлер!» Вроде, как стали пришибленными.

Ватутин, не сдержавшись, рассмеялся:

– Очень точно подметил, младший сержант! Фриц действительно уже изменился и стал совершенно другим! А скоро фрицы будут сдаваться нам пачками и начнут кричать хором «Гитлер, капут!». И это время не за горами! Ну, ладно, ребята, ступайте, а то совсем отстанете от своих. Но вот что вам на прощанье скажу, и тебе, младший сержант Неустроев, и тебе, рядовой Скоробогатов: пулям лишний раз не кланяйтесь, фашистов не бойтесь, но берегите себя. Вы совсем молодые ещё, у вас впереди вся жизнь… И вы должны выжить! Обязательно должны выжить! Это-то вам понятно?

– Так точно, товарищ командующий! – хором ответили младший сержант Неустроев и рядовой Скоробогатов.

Бойцы отдали честь, подобрали свой пулемёт, и побежали догонять ушедших вперёд товарищей.

К Ватутину подошёл вышедший из его же машины моложавый и двухметрового роста генерал-лейтенант. Это был Семён Павлович Иванов, начальник штаба Воронежского фронта. Не оборачиваясь к нему лицом, командующий произнёс:

– Хорошие ребята, чистые… но ещё совсем мальчишки. И мы вот таких пацанов бросаем в самое пекло! Э-э-эх! А ведь в ближайшие дни на этом крохотном Букринском плацдарме будет сущий ад! Сколько там уже наших?

– Тысячи три пехоты, Николай Федорович, – ответил командующему начштаба Иванов.

– Да-а-а, не густо… Горстка их там. А немцы к этому плацдарму по данным нашей фронтовой разведки сейчас подтягивают десять дивизий! Я представляю, что там будет в ближайшее время происходить!

Когда младший сержант Неустроев и рядовой Скоробогатов догнали свой взвод, он уже находился в километре от реки. И тут налетели «месеры»…

– Во-о-о-оздух! – кто-то закричал истошно.

С берега заухали зенитки. Немецкие самолёты стали заходить на колонну нашей пехоты на бреющем полёте с включёнными для устрашения сиренами. Слева и справа начали разрываться сброшенные стокилограммовые авиабомбы и трассирующие пулемётные очереди выкашивали бойцов. Колонна рассыпалась, и красноармейцы залегли. Каждый из них сейчас про себя шептал испуганно какие-то слова или же молился, хотя почти у всех в нагрудных карманах гимнастерок находились комсомольские и партийные билеты, но в минуты предельной опасности все по любому обращались к каким-то высшим силам, и не важно, как при этом их они называли.

Георгий Неустроев вжимался в песок, и тут буквально в нескольких сантиметрах от его головы прочертилась трассирующая линия от пулемётной очереди. Немецкий «месер», казалось, прошёл в нескольких десятках метров над младшим сержантом. Георгий почувствовал, как по его телу пробежала воздушная волна от пикировавшего самолёта. И от неё ожил, вздыбился и зашуршал песок.

Слева, а затем и справа раздались стоны раненных бойцов. От жуткого грохота, от уханья зениток, от немецких сирен и разрывов авиабомб Георгий на какое-то время оглох, а когда слух к нему вернулся, он прокричал:

– Скоробогатов, ты жив?!

– Да, товарищ младший сержант!

– Не задело?

– Со мной всё в порядке.

– Пулемёт с тобой?

– Рядом.

– Если «месеры пойдут на второй заход, их надо встретить. Подползай ко мне.

Скоробогатов, прихватив пулемёт, пополз к младшему сержанту, но ему оставалось ещё метров пятнадцать до Георгия, как между ними взорвалась авиабомба и обоих бойцов засыпало землёй. Они оба были контужены, но ни один осколок от разорвавшейся авиабомбы не задел их и это было какое-то чудо.

Только через полчаса авианалёт прекратился, так как «месеров» отогнали уже поднятые в небо наши истребители. Наших оказалось в два раза больше и «месеры» также внезапно ретировались, как и появились. Потери во взводе, как и во всём батальоне от этого неожиданного авианалёта, были внушительные… Почти четверть личного состава была выведена из строя, кто был убит, а кто ранен. Неустроев и Скоробогатов оказались везунчиками. Пусть они на некоторое время и оглохли, но за то контузия у обоих была легкая и они смогли идти дальше, и где-то через полчаса младший сержант Неустроев и рядовой Скоробогатов со своим взводом подошли к Днепру.

***

Прежде ясное небо затянули серые тучи, за которыми скрылось солнце. Подул осенний холодный ветер. Холодом веяло и с реки. У берега была настоящая сутолока. К воде подходили всё новые и новые части и рассредоточивались. Все искали свои плавсредства, которые им заранее приготовили сапёры. В большинстве своём это были плоты и различные лодки.

Комвзвода лейтенант Юра Шестопалов (его за глаза бойцы прозвали Юриком, потому что ему не исполнилось ещё и двадцати трёх лет, и он только-только закончил ускоренные офицерские курсы где-то под Ярославлем), бегал по берегу, придерживая рукой планшет, и путаясь в своей не по росту длинной шинели, подгонял умоляюще бойцов:

– Торопитесь, торопитесь, братцы, пока фрицы не начали артобстрел, а то ещё и опять нагрянут «месеры», а нам бы успеть перебраться на тот берег без лишних потерь.

Для роты лейтенанта Шестопалова приготовлено было два плота и несколько лодок. Скоробогатов тихо шепнул младшему сержанту Неустроеву:

– Гош, я не умею плавать, и на лодке я боюсь… Давай постараемся попасть на плот. На нём всё-таки как-то надёжнее.

– Не дрейфь, Миша, – откликнулся Георгий, – Ты главное не поглядывай вниз, а смотри только вперёд, на тот берег. Ну а насчёт плота… Первый уже занят. А давай-ка попробуем пробиться на второй?

Они к нему подбежали, но там было уже место только для одного человека, так что рядовой Скоробогатов сокрушенно вздохнул:

– Опоздали. Придётся на лодке.

– Во-он, одна только на половину ещё занята, – указал рукой младший сержант Неустроев на ближайшую к плоту лодку. – Давай к ней!

Они успели со своим пулемётом усесться в эту лодку, и она тут же отчалила от берега. На веслах сидело четверо наиболее крепких и опытных бойцов, которые умело гребли, и лодка быстро продвигалась к противоположному берегу Днепра, хотя течение, особенно ближе к середине реки, набирало скорость и становилось стремительным, а кое-где просматривались и опасные водовороты. Гребцы их старательно обходили.

Когда они уже преодолели половину реки, немцы открыли огонь из орудий. В разных местах стали подниматься в небо фонтаны воды, вздымавшиеся от упавших в реку снарядов. Некоторые, особенно отчаянные бойцы, переправлялись даже на брёвнах, и вот в трёх таких смельчаков попало одним из снарядов, и они тут же ушли под воду, а вскоре отдельные их части всплыли на поверхность реки.

Рядовой Скоробогатов и младший сержант Неустроев тут же отвернулись, как, впрочем, и другие бойцы. Правый берег приближался и интенсивность артобстрела нарастала, а вскоре по переправлявшимся забили ещё и пулемёты. Второй плот, на который полчаса назад едва не попали Георгий Неустроев и Михаил Скоробогатов, плыл впереди метров в двадцати от их лодки. И вот, когда до правого берега оставалось не больше ста метров, в него угодил немецкий снаряд. В гуще столпившихся на плоту красноармейцев вначале возникла ослепительно яркая вспышка, а потом послышался сам взрыв. От прямого попадания крупнокалиберного снаряда практически все тридцать красноармейцев, находившихся на плоту, в одно мгновение погибли, причём многих из них разорвало на куски. Чья та рука из погибших упала рядом с лодкой, на которой находились молодые пулемётчики, и, пуская пузырьки, пошла ко дну. Поблизости ещё плавали оторванные части и конечности других красноармейцев. Соседа младшего сержанта Неустроева от увиденного стошнило, а ведь это был крепкий и не очень молодой боец. Он отбросил весло и, перевалившись за борт, стал срыгивать и заходился в кашле. А затем, отойдя немного от кашля, весь бледный, он ещё раз посмотрел на плававшие на поверхности реки оторванные конечности своих товарищей, с которыми совсем недавно перекидывался словами и шутил.

– Боже праведный, что творится-то! – вырвалось у него, и он истово стал креститься, не смущаясь рядом присутствующих товарищей.

До правого берега Днепра было уже рукой подать и оставалось несколько метров, когда под боком от лодки, на которой находились молодые пулемётчики, разорвался ещё один снаряд. Лодка сразу перевернулась, а взрывной волной людей разбросало в разные стороны. Кто был ранен и оглушён, но не потерял сознание, смогли вплавь добраться до берега, однако не все оказались счастливчиками…