Читать книгу Капканчики. Домыслы и враки вокруг приключений Бениовского - Вадим Геннадьевич Шильцын - Страница 30

«Не делайте из меня клоуна!» – потребовал капитан Ларшер, на что Пуавр ожесточённо замахал в его сторону исписанными страницами: «Я и не думал никого из вас делать! С чего вы взяли?» Ларшер простонал, держась за голову: «Мне и без вашего сарказма плохо! У меня мигрень, а вы лезете с издевательствами». «Вовсе я не издеваюсь! Напротив, я потрясён вашими литературными изысканиями. Кто бы мог подумать, что под рыцарской бронёю, под мундиром отчаянного полководца – скрывается тонкий лирик? Вот я и говорю, что вы творческий человек»

«Ещё раз повторяю вам, Пуавр, прекратите издевательства. Я не клоун, не фигляр и не лирик. Более того, когда я слышу слова – творческий человек – то сразу понимаю под ними издёвку. Так называют нелепых, оторванных от реальной жизни людей, у которых в голове пунш вместо мозгов. На таких людей нельзя положиться. Они непригодны к воинской службе. Может быть, вы считаете меня непригодным? Тогда ловили бы сами вашего Бениовского. Но нет! Вы обращаетесь к военной силе, а когда работа сделана, устраиваете мне цирк»

«Ничуть не думал задеть вас, Ларшер – пожал плечами Пуавр – откуда я мог знать про столь сложные логические построения в вашей голове? У вас, ведь не написано на лбу, каким именно словом вас хвалить, а каким ругать. Мы здесь, в колониях, очень грубы и прямолинейны, говорим что видим, без иносказаний.

Я увидал исписанные вами листы, вспомнил, в каком тяжком состоянии пришлось вчера эвакуировать вас в спальню, прочёл, и удивился. Как это вам удалось такое написать? Какой слог! Какое натуральное видение мира! Словно не Бениовский, а вы сами когда-то бывали в Литве! А может, и вправду, бывали?»

«Не бывал я ни в какой Литве, губернатор! И про какие строки вы говорите? Я вчера составлял рапорт. Вы это имели в виду?» Пуавр огорчённо сморщился, ещё раз взглянул на страницы, а потом заявил: «Никакого рапорта я так и не увидал. Я и не ждал увидеть его, учитывая ваше вчерашнее состояние. Но я не ожидал увидать и этого. Скажите, Ларшер, это ваш почерк?» – тут Пуавр протянул капитану те самые листы, которыми потрясал.

Ларшер взял страницы, пробежался по тексту и поднял на Пуавра удивлённый взор: «Почерк похож на мой, но я не помню, чтобы писал это. Я пытался составить рапорт» «Такое случается – утешительные интонации прозвучали в словах губернатора – очень даже может быть с человеком, что он не помнит содеянного, а помнит немного другое. Вы как раз, упоминаете в этих строках о странных свойствах памяти» «Я?» – удивился Ларшер. «Да вы прочтите! Прочтите, коль скоро сами не помните, чего насочиняли»

Ларшер послушно нырнул в текст и к удивлению своему прочёл слова, коих не писал, хоть и были они вот, перед его глазами, написанные его же собственной рукой: «Бениовский скакал по самому верху правого берега. Слева от него земля уходила вниз и мягко выгибалась в большой, заливной луг, по которому синей лентой вился Неман. Горизонт с той стороны отступил далеко, и местность с плавными зелёными холмами лежала как на ладони. Справа же всё торчало и высилось, а поэтому тут никакого горизонта не было. Лес подступал вплотную к дороге, и никакой местности за ним не проглядывалось.

Именно с правой стороны должен был вот-вот открыться путь на Тракай. Казалось, природа задвинула зеленую заслонку и нарочно скрывала самую цель путешествия. Вот-вот заслонка отодвинется и за ней будет широкий проход в долину, по которой ползут медленные туманы, а над ними, словно над тучами, висит вдалеке прямоугольный красный куб с четырьмя шпилями. Тогда Мориц свернёт в долину, проскачет по большому тракту мимо аккуратных деревень, мимо развалин прежнего Тракая, мимо караимских деревянных домиков, зацокает подковами по брусчатке и выйдет к большому озеру, посреди которого, отражаясь в недвижной воде, стоит неприступный новый Тракай, за всю историю никогда не взятый никем.

Но заслонка всё не открывалась. Всё тянулся путь над лугами, и однообразно отражалось небо в бесконечно длинном Немане. Мориц подозревал, что каким-то фантастическим образом проскочил заветный поворот на большой тракт, сомневался и даже подумывал – не повернуть ли обратно?

Он сильно пообтрепался за дни, проведенные в пути, простыл, оголодал и едва сохранял остатки оптимизма. Дорога оказалась значительно трудней, чем была в детских воспоминаниях. Местность, хранимая в памяти, не совсем соответствовала реальной. Видимо, память имеет свойство искажать и приукрашивать мир. Чем больше проходит времени, тем сильней становятся искажения…»

Капитан оторвался от чтения и растерянно взглянул на губернатора острова Иль-де-Франс: «Я не помню, как написал это!» «Это и есть творчество, дорогой Ларшер – Пуавр похлопал его по плечу – когда на вас накатывает внезапное вдохновение, и вы перестаёте принадлежать себе. Кажется, будто не вы сочиняете нетленные строки, а некий демон водит вашей рукой. Что вы такое пишете? Зачем? Кому это надо? Всем нужен рапорт, простой рапорт о проделанной работе, а творчества никому не надо, кроме того самого коварного существа, во власть которого вы отданы в сей миг!..»

«Хватит!» – раздражённо выкрикнул капитан, и сам же напугался своей резкости. Вдруг, Пуавр обидится? Но тот не обиделся, а наоборот, хихикнул, обошёл стол с оставленными на нём книгами и взялся за собрание сочинений в кожаном переплёте: «Вы правы, капитан. Я переусердствовал немного насчёт вдохновения, но угадал насчёт демона. Я знаю, какой такой демон водил вашей вдохновенной рукой. Это Бениовский! Он не убит! Он продолжает строить козни против честных людей! Вот, посмотрите, я заглянул в его дневники и нашёл ту самую запись, под влиянием которой вы, скорей всего и написали свою галиматью. Будьте любезны взглянуть» – Пуавр повернул красный фолиант к Ларшеру, чтобы тот прочёл дневниковые записи Бениовского.