Читать книгу Диалоги о любви. Мужчины и женщины - Вадим Панджариди - Страница 13
Татьянин день
Глава 3
Любовь по-английски
ОглавлениеВозвратились в Закаменск наши друзья никакими. На работе в понедельник о термостойкости и жаропрочности титановых лопаток они думали меньше всего. Но Илья все же смог дозвониться до Татьяны. Извинился, как положено. И даже послал слюнявый воздушный поцелуй.
На следующий день Илья назначил Татьяне свидание, потом – другое, третье… Эти рандеву стали, если можно так сказать, регулярными. Когда-то, в советские времена, в столовых и ресторанах был рыбный день: раз в неделю, в четверг. Был еще день партийный, тоже в четверг, но раз в месяц. Так и у Ильи появился Татьянин день – это когда он встречался с ней. По первости это случалось ежедневно. Затем, понятное дело, – реже.
К тому времени Илья был уже вакантен. Дело в том, что Галина, его супруга, не вылезала из Москвы. А потом и вовсе там осталась, познакомившись то ли с художником, то ли с архитектором, который нарисовал на Арбате ее карандашный портрет. Об этом она сообщила Илье по телеф он у.
В начале учебного года она прикатила в Закаменск, оформила увольнение из музыкалки и развод, забрала их единственную дочь и была такова. Правда, потом она очень сожалела о содеянном. Но это уже другая история, и об этом мы тоже когда-нибудь расскажем.
Илья был готов к такому повороту событий, поэтому не шибко-то и расстроился по поводу расставания с блудливой женой, навесившей ему ветвистые рога. Единственное, о чем он горько сожалел, – это о потере маленькой дочери.
Через пару месяцев после первого знакомства Илья решил пригласить Татьяну в какое-нибудь присутственное место.
– И куда мы пойдем? – спросила девушка. – В кино?
– Может, в «Уралочку» рванем? Посидим, выпьем, закусим, о делах наших скорбных покалякаем.
– Я хочу в «Европейский». Никогда там не была.
Так тогда назывался лучший по закаменским меркам ресторан в городе. В советские времена здесь было кафе «Театральное», названное так по той простой причине, что рядом находился драмтеатр. Его любили посещать студенты, так как кафе – это пока еще не ресторан, но уже и не столовка. Илья также часто сбегал сюда с лекций с какой-нибудь подружкой и угощал ее мороженым крем-брюле в железных вазочках и слабоалкогольным коктейлем «Бальный» в граненом стакане за 95 копеек.
Теперь здесь была соответствующая мелкобуржуазная обстановка, где вместо громогласного ансамбля играли тихий горбоносый скрипач во фраке и очкастая виолончелистка в сопровождении по-бетховенски взъерошенного пианиста.
Ныне это было излюбленное место новоявленных бизнесменов-нуворишей, бритоголовых бандитов в малиновых «пинжаках» и преуспевающих кооператоров-барыг. Цены были соответствующие названию.
А за углом находилась знаменитая «стометровка» – самый роскошный коммерческий магазин и, соответственно, самый дорогой, прозванный так горожанами за свою вытянутую длину.
– Здесь очень мило. Я никогда тут не была, – сказала Татьяна, рассматривая обстановку, когда они с Ильей прошли в интимно сверкающий зал «Европейского».
– Чем будем ужинать в это время суток? – спросил Илья.
– Всем, что закажешь.
– Тогда рекомендую гусиную печенку и анжуйское урожая 1917 года. Мы же в Европе, а не в какой-нибудь жопе, – в рифму, сам того не подозревая, сказал Плейбой. – Устроит?
– Вполне.
На самом же деле ни анжуйского, ни бургундского вина, ни печенки в меню не было. А были самый хреновый на свете азербайджанский коньяк с тремя бочками на этикетке, водка «Русская», обычные котлеты по-киевски с «говниром», состоящим из жареной картошки фри, зеленого горошка с помидорами и зеленью. И салат «Столичный», в который вместо вареной колбасы здесь добавляли крабовые палочки. Из чего сделаны эти палки, всем нам хорошо известно. Но тогда это было что-то вроде закуски из диковинных морепродуктов, о существовании которых в те времена мало кто знал. Ну и так далее.
Но романтического вечера при свечах не получилось: слишком громко базарили базарные торгаши, обсуждая свои дела, при этом абсолютно не обращая внимания на других посетителей. Очевидно, эти дельцы рыночной торговли и воротилы теневой экономики уже посчитали себя полными хозяевами новой, капиталистической, жизни. Позднее таких козлов будут называть «новыми русскими».
Илья и Татьяна сделали по одному глотку коньяка.
– И это называется коньяк? – сморщилась девушка. – Водка и то приятней.
– Фуфло полное, – вторил ей Илья. – Говно.
– Давно хорошего коньяка не пила. И это не коньяк. Для ресторана могли что-нибудь поинтереснее найти, – не унималась Татьяна.
– Действительно, – поддакнул наш герой, чуть ли не сгорая от стыда за то, что пригласил девушку в этот кабацкий трактир.
– Пойдем отсюда. Мне не нравится здесь, не могу смотреть на эти рожи, – предложила девушка, окинув взглядом зал «Европейского».
– Куда?
– Погода хорошая, тепло.
– Вёдро, – согласился Новиков.
– Сядем где-нибудь на лавку в скверике.
– Лавка – это от слова «лав»? По-английски – «любовь»? – догадался Илья.
– Любовь, – поцеловала она его.