Читать книгу Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - Валентин Лавров - Страница 38

Недоуменно озираясь, в проходе стоял тот самый человек с висячим носом и большими грустными глазами, на которого Фотий Фрязев прежде указывал Шлапаку. На грязный пол он явно садиться не желал, а места свободного не было. Кто-то из солдат предложил:

– Давай засуну тебя в ящик для фонарей, все равно пустой стоит.

Еврей меланхолично отвечал:

– От этого ужаса, что некуда деться, полезешь, как таракан, хоть в половую щель.

Солдат приподнял еврея, тот делал мучительные попытки, но забраться в ящик, расположенный под потолком, оказалось невозможным.

Солдаты наблюдали эту картину и зубоскалили:

– Эй, жидок, хочешь в ящике от немца спрятаться? Все равно найдет.

Соколову стало жалко человека – уж слишком несчастный вид был у него. Он пригласил:

– Идите сюда, мы потеснимся.

Еврей поклонился и вежливо сказал:

– Меня зовут Лейба Факторович. Спасибо за место, здесь, вижу, сидят приличные люди. Дай Бог вам каждый день кушать цимес, а вашим врагам пусть будет базедова болезнь. А то, что здесь тесно, так скажите мне, где теперь просторно? Этого не знает никто, даже ребе Пфефферминц.

– Кто? – удивился Бочкарев.

– Как, вы не знаете ребе Пфефферминца? – удивленно округлил рот Факторович. – Это знаменитый знаток Талмуда. Он развелся с молодой, красивой женой. Евреи возмутились: «Как это можно поступать? Такая замечательная жена!» Мудрый ребе поднял ногу: «Видите мой новый башмак? Чудно сшит, не так ли? Есть ли среди вас умный, что скажет: где башмак мне жмет, да так, что мои глаза на лоб выпирают? Вы молчите, потому что не знаете. Вот и с женой, вы не скажете, где мне жмет нестерпимо…»

Все рассмеялись, а Шатуновский стал лихорадочно царапать карандашом.

* * *

Бочкарев заботливо посмотрел на Соколова:

– Ваше благородие, Аполлинарий Николаевич! Хлебушка с колбаской желаете? Колбаска свежая, от самого Григорьева. Или сальца отрезать? Зашел на базар – шматок изрядный купил. Я жалованье за последний месяц не стал домой отправлять, сберег. Прикинул, дескать, самому понадобятся денежки. Так оно и вышло. А на станции сбегаю, кипяточку принесу…

– Ay меня шоколад и заварка из магазина Перлова, что на Мясницкой. Вот и перекусим. И в мешке тоже кое-что припасено… – отозвался Соколов.

Бочкарев расхохотался, весело потер короткие, почти квадратные ладошки:

– Эх, хорошо живем! Как народ говорит? Хлеб на стол, так и стол престол.

Шатуновский улыбнулся, обнажив длинные зубы:

– Простите, рядовой, я записываю народные выражения. Эта поговорка про хлеб – прекрасна. Вы где ее почерпнули?

– Не почерпнул, а дома так говорили.

– А вы какой губернии?

– Смоленской.

– Благодарю! – И Шатуновский стал быстро черкать в блокноте.

Солдаты, успевшие принять водочки, с интересом глядели на журналиста. Соколов сделал жест, как шпрех-шталмейстер в цирке, когда объявляет заезжую знаменитость:

– Герои фронта, вы имеете счастье лицезреть знаменитого на всю Европу и ее окрестности журналиста Шатуновского-Беспощадного. Он напишет о вас в газете, заметку прочтут в ваших деревнях и селах и месяц будут пить за здоровье героя. Поняли?

Солдаты весело зашумели:

– Как не понять? Эй, Беспощадный, про нас нацарапай, а мы тебе водочки нальем и разные происшествия расскажем.

Факторович, сидевший по соседству с Шатуновским, с интересом посмотрел на него:

– Шалом! Скажите, а вы чего-нибудь заплатите, если я вам случай расскажу, совершенно исключительный.

Шатуновский замялся:

– Ну, если очень интересный, тогда копеек десять…

Факторович вздохнул:

– С этого, конечно, дом не построишь, но это лучше, чем кирпич на голову. Так будьте известны, что в пассажирском купе сидит приличный господин и смотрит: пожилая крестьянка держит ребенка и все хочет засунуть ему в рот титьку. Господин видит это женское обвислое хозяйство, и его едва не тошнит. А тетка стращает ребенка: «Бери титьку, дрянь ты этакая! Ведь ты хочешь жрать? Ну смотри, я сейчас дяде дам – он это любит, все сожрет и тебе ни крошки не оставит».

Солдаты вновь рассмеялись. Факторович всем пришелся по душе. Улыбнулся и Шатуновский, пошарил в кармане, достал пятачок.

– Остальное за мной! – и тщательно записал анекдот.

Факторович был доволен собой. Тоном благодетеля произнес:

– Уверяю вам, что могу рассказать тысяч на двадцать ассигнациями, только, господин журналист, не забудьте ваш долг пять копеек вернуть, – ткнул пальцем в сторону клозета: – Уже очередь, сразу видно, что народ обвалился – воевать едет.

И снова солдаты прыснули смехом:

– Хоть евреец, а мужик свойский!..

Факторович принял серьезный вид:

– Во-первых, для своей беды я крещен в православной вере, поэтому отправили воевать. Во-вторых, если мне собирать с каждого из вас хоть по три копейки, так я радовался бы жизни с моею Ривой.

– Почему? – удивился Фрязев.

– Я бы сунул кому надо, и мне дали бы белый билет. А вот теперь еду как самый последний.

– Это ты, жидовская морда, срамно рассуждаешь. Долг каждого – не жалеть живота и все такое прочее, – строго произнес Фрязев.

– Факторович, вы такой остроумный, что вас обязательно направят служить писарем при штабе, – сказал Бочкарев.

– Об таком счастье можно только мечтать. А теперь еще один случай и для вас совершенно задаром. К врачу приходит еврей, которого замучили понос и отрыжка, но стесняется сказать прямо. Он говорит: «Господин доктор, у меня отрыгается и спереди и сзади!»

Солдаты заходились хохотом, Шатуновский без передыху царапал карандашиком, а Бочкарев мечтательно произнес:

– Вот скоро кончится война. Приеду домой, затоплю баню, пропарюсь, за стол сяду, жена моя Алена щей с бараниной поставит да пироги из печи вынет. Эх, хорошо! И никакой отрыжки.

Соколов подумал: «Какой славный русский человек. Совсем немного ему для счастья надо».