Читать книгу Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - Валентин Лавров - Страница 36
Часть 2. Томление духа
Вынос тел
Пугающая беспредельность
ОглавлениеГости вошли в столовую.
Впереди был великий князь Константин Романов, он вел под руку хозяйку – Женечку Немчинову. За ними следовали министр Сипягин с глухой княгиней Гагариной, затем Плеве с Ольгой Книппер.
Соколов повел какую-то молодую даму, весьма рослую, с тем особым костяком лица, который нередко бывает у певиц. Она недавно поступила в труппу Большого театра, сладострастным взглядом облизывала Соколова и что-то басила о Шаляпине, который якобы хвалил ее голос и пытался назначить свидание.
Официанты зашевелились, стулья задвигались по зеркальному паркету. На сцене музыканты заиграли Чайковского – «Времена года». Почему-то начали сразу с «Декабря».
Впрочем, божественный Чайковский не заглушил звуки серебряных ножей и вилок, тонкий звон хрустальных бокалов. Официанты хлопотали возле гостей.
Но вот с бокалом в руке поднялся великий князь Константин Романов, и все сразу стихло. К. Р. мягким, задушевным тоном произнес:
– Дорогие друзья! В наш сухой, рассудочный век приятно встретить на жизненном пути такого отзывчивого человека, как наша очаровательная хозяйка. Она не только на редкость красива, она переполнена благородных чувств, она альтруистична, она помогает бедным людям, а ее взгляды на жизнь самые передовые. Подымем первый бокал в честь удивительного творения Божия – пьем за Евгению Александровну! Виват, друзья!
– Виват, виват! – Выпили дружно, налегли на закуску.
Затем говорил Сипягин:
– Наступает новый век, век технических революций и социальных перемен. Предлагаю выпить за государя, который, уверен, осуществит те перемены, к которым его призывают лучшие люди России.
Со всех концов стола послышались крики:
– Ура! Да здравствуют демократические перемены!
Когда все выпили, поднялась Ольга Книппер, заверещала:
– Я, ваше высочество, в восторге от ваших последних стихов. Я в «Ниве» их видела и переписала себе. Позволите познакомить с ними присутствующих?
– Буду польщен.
Книппер прижала руки к груди и проникновенно прочитала действительно прекрасные строки:
Люблю, о, ночь, я погружаться взором
В безоблачность небесной глубины.
Какая чистота! Как с вышины
Ласкаешь ты лазоревым убором!
Ты так светла, что меркнет лик луны,
Пустыней горнею плывя дозором,
И сонмы звезд бледнеющим узором
Двойной зари сияньем спалены.
О, нежная. Прозрачно-голубая!
Гляжу, с тебя очей не отрывая,
Лицом к лицу пред тайною твоей.
Дай от тебя, о, ночь, мне научиться
Средь дольной тьмы душою становиться,
Как ты сама, все чище и светлей!
Гости в искреннем порыве захлопали в ладоши:
– Какие замечательные стихи.
Соколов согласился:
– Всяким бальмонтам и брюсовым далеко до К. Р.!
Великий князь был растроган.
– Я эти стихи написал в нынешнем июле, когда был в Новгороде, ушел один ночью гулять. Кругом меня все спало, и я загляделся в эту беспредельную глубину неба, и вдруг по его черному бархату прокатилась яркая огненная комета. С необыкновенной и прежде не испытанной силой я ощутил всю пугающую беспредельность космоса. Вернулся в дом, сел за стол и почти сразу, без помарок записал.
Соколов сказал:
– Пьем за великого князя и за великого поэта, дорогого К. Р.!
Дружно осушили бокалы. За столом сделалось уютно. Званый ужин пошел далее как по маслу.
