Читать книгу Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа - Валентин Лавров - Страница 40

Предложение писать в журнал моментально разбудило интерес у Женечки. Она спросила:

– А можно написать пьесу из жизни рабочих? У меня есть замысел: русская деревня, нищета, бесправие, урядник, крыша, крытая соломой. Бедный дом, тощая корова, дети плачут по лавкам от голода. Мать снаряжает в дорогу малолетнего сына – очаровательного мальчика с голубыми глазами, с восторгом и надеждой глядящего на мир Божий, жаждущего счастья. Старый дед стоит на пороге, крестит малыша: «Все одним ртом в доме меньше будет!»

Азеф, с трудом сдерживая зевоту, уперся тяжелым взглядом в Женечку, изобразил полное внимание. Та продолжала, все более одушевляясь:

– Шумный город, вывески, городовые, дамы под зонтиками, аристократы в котелках. Мальчик с доверием смотрит на незнакомый ему мир. Проходная завода. Заводчик – пузатый, нахальный эксплуататор. Мать кланяется ему в ноги: «Не откажите, возьмите хоть на побегушки! В доме кормить нечем!» Заводчик кидает ей пятиалтынный, она ползает на коленях, ищет монету в дорожной пыли. Заводчик говорит: «Будет работать за харч!» Мать кланяется, еще раз обнимает малыша, убегает вся в слезах.

Азеф, предвидя трагическую развязку, начал загодя вытягивать из брючного кармана платок. Женечка, сама едва не плача, продолжала:

– Заводской двор, груды металла, мартеновская печь. Непосильный труд, голодное существование, понукания заводчика. Все это подрывает слабое здоровье мальчугана. Он все время тоскует о своей матушке, рассказывает друзьям-пролетариям о деревенской жизни, которая по сравнению с заводской ему теперь кажется счастливой. Так случилось, что его матушка получила крупное наследство, они теперь богаты и счастливы! Матушка тоже все время тосковала о дорогом малыше. Теперь она ходит в дорогих одеждах, покупает у старосты большой дом и пять коров. И вот, справив дела, она на крыльях любви летит в город за дорогим дитем. Но судьба была сурова. Малыш не выдержал эксплуатации, долго кашлял и умер. Когда гробик с малышом выносят из заводских ворот, прибегает его матушка. Она обнимает хладное тельце, горькие слезы льются из ее глаз. И тут появляется заводчик. Он сует матери три рубля: «Возьми, купи себе пряников!» Мать плюет в лицо эксплуататора, а рабочие устраивают демонстрацию, заводчик спасается бегством. – Женечка с любопытством посмотрела на Азефа. – Ну как, вам понравилось?

Азеф, едва не корчась от подступившего смеха, делал вид, что вытирает слезы.

– Замечательная трагедия! Такое не снилось ни Шекспиру, ни Достоевскому с Максимом Горьким. Вы, Женечка, гений! Позвольте, сударыня, прильнуть к вашей ручке… М-м-м, божественный дар ваш восхищает! Это надо печатать – срочно! Это разбудит классовое самосознание. Это всколыхнет народные массы.

Женечкино личико загорелось от счастья.

– Вы так думаете?

– Я это знаю! Но для этого нужны деньги.

– Конечно, конечно! Вот еще, тут пятьсот рублей. Моя посильная лепта…

Но сегодня Азеф был непреклонен. Он решительно произнес:

– Вашу пьесу мы напечатаем, поставим в Художественном театре, будет все прекрасно: театр полон, ложи блещут! Овации, шампанское, раздача автографов! Но теперь надо помочь нашим товарищам в Женеве, которые умирают от голода, нужно оплатить контрабандистов, таскающих через границу транспорты с нелегальщиной. Хотя бы еще рубликов пятьсот…

Женечка помялась, но сказала:

– Сейчас при мне нет, завтра к вечеру достану…

– Спасибо, демократическая Россия, сбросившая ярмо деспотии, вас не забудет. На обломках самовластья золотом напишут ваше замечательное имя – «Евгения Немчинова»! – Азеф поднял вверх палец. – Только договоримся раз и навсегда: о ваших пожертвованиях – никому ни гугу. Этого требует конспирация и ваша личная безопасность.

– Ясно! – прошептала, леденея от восторга, Женечка.

Азеф выскочил на улицу, ему хотелось петь, ликовать: он разбогател в мгновение ока! Счастливо улыбнулся, прошептал:

– Хаим Житловский, вы из этих денег не получите ни копейки. Учитесь зарабатывать честным трудом, а не побираться. Так-то! Ну а теперь на Тверскую, к сладким девочкам Иды Кремер! Развернусь во всю ширь! На такой капитал и пошуметь не грех…