Читать книгу Дар богов - Валентина Георгиевна Панина, Валентина Панина - Страница 5

Угрюм, как и договаривался с Марфой, ждал её на лугу вечером, когда там собралась молодёжь на гулянье. Он сидел в сторонке под ветлой. Она пришла и стала оглядываться, искать Угрюма, он встал и пошёл ей навстречу. Марфа, увидев Угрюма, направилась к нему.

– Пойдём, посидим вон там, в сторонке, – пригласил он Марфу, махнув рукой в сторону ветлы, где он только что сидел.

Она пошла следом за ним, они подошли к ветле и сели. Угрюм долго молчал, не зная, как начать разговор, а Марфа его не торопила, сидела и ждала. Ему было приятно видеть у неё невестино обручье – знак воли и никому ещё не отданной любви. Она думала, что он хочет попросить её девичий браслет и готова была уже его подарить Угрюму. По их обычаю, если девушка парню дарит свой браслет, они считаются обручёнными, своим подарком девушка даёт согласие выйти замуж за парня, и он может засылать сватов. Но она была поражена, когда он заговорил совсем о другом и, даже, ей вдруг стало обидно, но она не показала виду и выслушала его.

– Знашь, Марфа, я хотел попросить у тя браслет, ты мне давно люба, но мне подкинули родишку и теперь ты, наверное, не согласишься выйти за меня, да и твои матушка с батюшкой будут против.

– Как енто подкинули? Кто?

– Енто я не знаю. Покуда никто не объявился и не потребовал девочку назад.

– И чё теперь?

– Ежли ты не подаришь мне браслет, то хотя бы помоги мне.

– Чем я могу те помочь?

– Посидеть с ней, покуда я хожу на ловы или езжу по дрова в лес. Я не могу её оставлять одну надолго, её кормить надобно, пеленать.

– А, как ты думашь, чё люди скажут, када я у тя буду всё время пропадать? Кто меня тада замуж позовёт?

– Я зову, ежли ты не против, выйти за меня. Токо сватов пришлю позже, у меня покуда в голове каша, не знаю как мне дальше жить.

– Дык ты женись, вдвоём легче разобраться, как дальше жить.

– А, ты, Марфа, пошла бы за меня?

– Пошла бы, Первак, ты муж самостоятельный, работящий.

После их встречи и разговора на реке, Марфа перестала его звать Угрюмом. Он ей нравился, и ей казалось, что это обидное прозвище ему не подходит, в отличие от других звала его именем, данным во время имянаречения Перваком.

– Тада подари мне браслет!

– Подарить-то можно, токо скажи мне честно, как на духу, ты случаем не нагулял ребёнка? Може кака девка, брошенная тобой, преподнесла те подарочек?

– Ты, Марфа, токо глупости не говори! Ты хоть раз меня с кем-нить из девок видела?

– Не видела, дык, може ты в другу весь18 ездил и там каку-то дурёху приголубил.

– Никуды я не езжу, окромя леса на ловы, за дровами, ягодами да грибами. У меня полный погреб запасов, када бы я ентим занимался, ежли бы ездил по другим весям. Ты, Марфа, выбрось из головы дурны мысли, ежли согласна выйти за меня.

– Мне надобно подумать, а покуда пойдём, покажешь мне ребёнка.

– Токо ты долго не думай, неколи мне долго ждать. Мне избу к зиме надобно готовить, дрова запасать, репу полоть. Ежли откажешься, придётся мне её с собой повсюду таскать.

– Я недолго, мне надобно с маманей посоветоваться, как она скажет, так и будет.

– Посоветуйся. А щас пойдём, покажу Неждану.

– Ты её Нежданой назвал?

– Дык Неждана и есть. Рази ж, я думал, что однова приду домой, а на крыльце меня такой подарочек поджидат.

– А, може, тебе надобно было её жрице отдать. Она женщина, ей было бы легче справиться с ребёнком.

– Да с чего легче-то? У неё своих детей нет, она тожеть не знат чё с ними делать, да и молока в грудях нет как и у меня, – хохотнул Угрюм.

Они зашли в избу, Марфа подошла к лавке, где в плетёной кроватке-переноске лежала девочка, наклонилась над ней, девочка не спала, внимательно посмотрела на неё своими большими чёрными глазами и вдруг вытащила одну руку из пелёнок, протянула её и, схватив Марфу за косу, пролепетала: «Тятя». Марфа обернулась и с удивлением посмотрела на Угрюма. Он подошёл, наклонился к девочке и, улыбнувшись, прошептал: «Не тятя, а мама».

Девочка с него перевела взгляд на Марфу и, потянув за косу, снова сказала: «Тятя».

Марфа захохотал и забрала из её руки косу.

– Кака красавица! – воскликнула она.

– Да, красавица, токмо она меня пошто-то зовёт мамой.

– Потом разберёмся, кто мама, а кто тятя. Первак, я согласная выйти за тя, возьми мой браслет, – она сняла с руки браслет и отдала ему. Угрюм, радостно улыбнувшись, надел браслет на руку, приблизился к Марфе и осторожно обнял её за талию, боясь получить кулаком за смелость. Но Марфа вдруг покраснела.

– Присылай сватов, девочке нужон уход, а те неколи ею заниматься, – решительно сказала Марфа.

Вернувшись домой, Марфа тут же с порога сообщила:

– Мамань! Я замуж выхожу!

Пелагея, услышав такую новость, бросила раскатывать тесто и выскочила из кухни в горницу.

– Енто за кого ты собралася замуж? Поди-ка и браслет уже подарила?

– Подарила. За Первака выхожу.

– За Угрюма штоль? Дык какá он те пара? Без роду, без племени!

– Енто дажеть лучше, свекровь не будет мозги полоскать.

Агафья Семёновна посмотрела недобрым взглядом на Марфу, как бойцовый пёс при виде чужака.

– Вот отец возвернётся с поездки, кнута отведашь за своевольство. – Вдруг выглянув в окно, Агафья Семёновна всплеснув руками ахнула. – А вот и отец возвернулся, а я ишшо пирог не достряпала, и она резко развернувшись, побежала на кухню. Из кухни мать продолжала ворчливо высказывать Марфе своё недовольство за её выбор.

– Нет бы, сначала родителев уважить, посоветоваться, дык нет, сразу браслетами разбрасываться надоть.

Тут купец, Демьян Куденевич, зашёл в избу и услышал последнюю фразу супруги про браслеты.

– Кто енто разбрасыватся браслетами? – загрохотал он своим низким голосом от порога.

– Дык, Демьян, глянь на свою дочь, чё удумала! За Угрюма, замуж собралась!

Демьян, не моргая уставился своими большими чёрными глазищами на Марфу.

– Енто, правда?

– Тятя! А чё такого? Он самостоятельный муж, не то, что те, которы скачут вечерами на лугу.

– Ну, так-то да.

– Вот и я говорю Марфе, что он ей не пара, сам един, без роду, без племени, – влезла Агафья в разговор.

– Ты, мать, помолчи покуда, лучше собери на стол поснедать.

– Ежли сами не разрешите за Первака выйтить замуж, тада убёгом выйду. Я ему уже браслет свой подарила. – Сказала Марфа, а сама подумала: «Енто они ишшо не знают про подброшенную ему родишку».

На следующий день Пелагея с мужем Василько пришли, по просьбе Угрюма, сватать Марфу. Демьян Куденевич не стал кочевряжиться и согласился выдать дочь за Угрюма. Агафья Семёновна, немного порыдав и похлюпав носом, смирилась с решением мужа, но осталась недовольна выбором дочери.

***

Прошло три года с тех пор, как подкинули Угрюму девочку. Первое время он с опаской ждал какой-нибудь напасти на их деревню, но время шло, а ничего не происходило, и он успокоился, а когда женился, жрица перестала даже думать, чтобы забрать у него девочку. Марфа оказалась хорошей матерью. Девочка росла не по дням, а по часам. Однажды после ужина, уложив Неждану спать, они вышли на крыльцо, сели на ступеньку и Марфа, прижавшись к крепкому плечу мужа, сказала:

– Первушенька! Надобно уже пригласить жрицу на имянаречение. Не может дочь жить безымянной, ей уже три годика, пора дать ей имя.

– Ну, хорошо, надоть, так надоть. Завтрева схожу к Армине, приглашу её, пущай придёт и дасть нашей дочери имя.

Утром Угрюм, как и было задумано, пошёл к жрице. Она его встретила на капище, не пришлось ждать её, как в прошлый раз.

– Угрюм! Опять пришёл? Ишшо одного родишку подкинули?

– Слава богам, нет. Будь здрава, Армина!

– И тебе поздорову! Чё нонче случилося?

Мы хотим провести обряд имянаречения для дочери. Вот пришёл просить тя дать нашей дочери имя. Ей уже три годика, пора уж.

– Добро! Готовьтесь, завтрева к вечеру приду.

– Благодарствую, Армина! – Угрюм поклонился жрице и отправился домой, думая не забыть бы, предупредить Марфу, чтобы завтра приготовила праздничный ужин.

На следующее утро Угрюм проснулся затемно и собрался пойти на рыбалку, чтобы к праздничному столу в честь имянаречения дочери наловить рыбы и закоптить. Он в темноте по знакомой тропинке через своё брюквенное поле дошёл до берега, отцепил свою лодейку, забрался в неё, положил на дно мешок, острогу и подготовленный факел, взял вёсла и стал выгребать на середину реки. Там он положил вёсла на дно лодейки, зажёг факел, приладил его в кольцо на борту и взял в руки острогу. В освещённом кругу замелькали рыбины, он прицелился и стал ждать, когда подвернётся крупная, она не заставила себя долго ждать, подплыла к освещённому пятну, Угрюм резко ударил острогой, пронзённый осётр громко заплескался, он вытащил рыбу, и затолкал в мешок. Поймав несколько больших рыбин, Первак затушил факел, взял вёсла и стал подгребать к берегу. Закрепив лодейку на берегу, взвалил на плечи мешок и пошёл домой. Прошёл через брюквенное поле и подошёл ко двору. Марфа стояла у плетня и разбрасывала курам корм. Услышав шаги, обернулась и увидела мужа с тяжёлым мешком на плече, быстро опрокинула вверх дном миску и пошла ему навстречу.

– С богатым уловом, кормилец! – улыбнулась она.

– Да, Марфуша, улов нонче знатный, – он широко улыбнулся, – щас я две рыбины подвешаю коптиться, а остатние в погреб на снег надобно положить.

– А, пошто две коптить собираисся?

– Дык, люба моя, Армине надобно плату за обряд дать.

– Ох ты, матушка Макошь, безголовая я кака-то! Ведь и правда, токо пущай она како-нить красивое имя нашей дочке дасть.

– Ну, какó дасть, такó и будет! Знамо, что нас никто не спросит.

В избе было по-особенному празднично и вкусно пахло свежеиспечённым хлебом. К вечеру Марфа затопила печь, приготовила лохань с тёплой водой, чистую большую холстину и накрыла праздничный стол. Армина не заставила себя долго ждать, как и договаривались, пришла на вечерней зорьке провести обряд. Угрюм с Марфой и Неждана были в праздничных одеждах. Армина вошла в избу, поклонилась в ответ на поклоны хозяев.

– Чурам поклон, хозяевам мир и достаток! – поприветствовала хозяев жрица.

На ней были ритуальные серебряные браслеты-наручи, на поясе висели всякие обереги на все случаи жизни. Она, не теряя времени, подошла к печке, выкатила на железную лопатку уголёк, бросила его в лохань, наклонилась и стала шептать, разводя руками в разные стороны над лоханью. Закончив читать заговор, подозвала к себе Неждану, но девочка прижалась к матери и не захотела подходить к жрице.

– Доченька! Тебе надобно ентот обряд пройтить, все дети его проходят, у тя появится своё тайное имя, о котором никто знать не должон. Подойди к Армине, – сказала Марфа и сняла с неё праздничное платье.

– Давай я те помогу сесть в лохань, – Угрюм подхватил дочь на руки, и посадил в тёплую воду.

Армина ахнула, увидев у девочки на правой лопатке руну.

– Угрюм! Енто у неё откель?

– Не знаю. Так было.

– Непростая у вас девочка! С защитной руной, – она зачерпнула в ладошки воды, полила ей на голову и зашептала что-то над ней, время от времени поливая на голову воду. Потом воскликнула:

– Нарекаю ваше чадо Дарой!

Марфа подошла к дочери, Угрюм вытащил её из воды, завернули в настилальник, Марфа рушником вытерла её волосы и надела платье. Стол был уже накрыт, и она пригласила всех к столу. Наполнила кружки хмельным мёдом, выпили и начали трапезничать. На столе было много мяса, копчёная рыба, солёные грибы, сало, брусника, пироги рыбные и с грибами. Марфа постаралась на славу, но Армина сидела за столом молча и о чём-то думала. Долго задерживаться не стала, уходя, получила в подарок огромного копчёного осетра в корзине, укрытого белёной холстиной. Жрица осталась довольна и угощением и подношением, но всё время хмурилась. Она думала о девочке с её руной и решила не выпускать её из виду, наблюдать пока она растёт. Что-то ей подсказывало, что эта девочка ещё покажет себя.

Теперь у Нежданы было настоящее имя Дара, тайное, никому не известное, чтобы не сглазили.

***

На следующий день Марфа взяла Неждану с собой на брюквенное поле. Девочка сидела на одеяле и играла игрушками, вырезанными Угрюмом из деревяшек, а Марфа дёргала траву, освобождая от неё подрастающие клубни брюквы. Подошло обеденное время, Марфа, еле разогнувшись, подержалась за спину, потом ополоснув руки, выложила на тряпицу снедь, обедали прямо на поле, чтобы не терять времени на ходьбу домой и обратно. «Енто ж скоко сил уходит, чтобы прополоть её один раз, а скоко раз приходится на ентом поле ползать за лето!» – посетовала Марфа.

Неждана внимательно слушала её, потом кивнув, выбросила вперёд руку с растопыренными пальцами, сжала в кулачок, дёрнула руку вверх и откинула в сторону. Посмотрела на Марфу и широко улыбнулась. Марфа глянула на поле и ахнула. Ровные ряды брюквы стояли как лес на совершенно чистом от травы поле. Она крепко закрыла глаза, потом открыла и ещё раз осмотрела поле: «Нет! Не показалось!» – подумала она.

– Доченька! Чё ты сделала?

– Прополола.

– Как ты енто сделала?

– Взяла и выдернула.

– Ох, ты ж Матушка Макошь! Енто чё ж тако деется? А чё ты ишшо умешь делать? – тихо спросила Марфа, наклонившись к дочери. Неждана посмотрела на неё и пожала плечиком.

– Ладноть, девонька, айда домой, наверное, тятенька уже возвернулся, его кормить надоть, а мы с тобой засиделись здесь.

Они встали, Марфа собрала оставшуюся снедь в корзинку и, взяв Неждану за руку, потихоньку пошла по тропинке к дому, до сих пор пребывая в шоке.

Дома Неждана забралась на лавку и стала перебирать своих кукол, сделанных из холстин, а Марфа затопила печь и принялась готовить ужин. Когда варево закипело, она помешала в горшке деревянной ложкой с длинной ручкой и, разогнав пузыри, зачерпнула немного похлебки, прищурившись, боясь обжечься, осторожно попробовала.

– Ммм, как вкусно у нас с тобой получилось! – воскликнула Марфа и запела детскую потешку, улыбнувшись дочери. Неждана с интересом наблюдала за матерью. Марфа снова улыбнулась и запела: «Рыбки мои, мелки косточки! Вы посадски ребята, подросточки, ни ногатой вас не взять, ни резанами…» и продолжая напевать, положила ложку, пошла к дочери, подхватила её на руки и закружила по избе. Девочка весело хохотала. Поцеловав дочь в пухлую щёчку, Марфа посадила дочку обратно на лавку, сунула ей пару кукол и отошла к очагу.

– Скоро должон прийти наш тятенька, надобно поторопиться с ужином, – сказала дочери, оглянулась и ахнула. Кукла в руках Нежданы полыхала огнём, а та смеялась, глядя на происходящее. Марфа подскочила, выдернула из рук дочери горящую куклу и сунула её в жбан с водой, стоящий на полке возле двери. – Вот ведь Сварожья дочь! Так ведь недолго и пожар устроить! – сердито воскликнула Марфа, – чё же ты вытворяшь?! А ежли кто увидит? – и, склонившись тихо спросила, – не обожглась?

Она внимательно осмотрела дочь, но Неждана улыбалась, глядя на мать, и не понимала, почему та испугалась, ведь это же так весело. Она раскрыла кулачок, Марфа увидела на ладошке у дочери огненный шарик и ахнула.

– Доченька! Чё енто у тя? Откель?

Неждана сжала кулачок и шарик исчез. Марфа раскрыла кулачок дочери и внимательно осмотрела ладошку, но никакого ожога там не было. Покачав головой, она вернулась к печке, чтобы вытащить горшок с варевом. Отставив его в сторону, оглянулась на дочь и обеспокоенно сказала:

– Где же наш тятенька? Чёй-то задерживатся нонче.

– Он оленя завалил, думат как его домой приташшить.

– А ты откель знашь?

– Просто знаю.

– Ну, стало быть, ничё ты не знашь. Придёт, спросим, чё так долго задержался.

– Он скоро придёт, ему волокуша нужна, чтобы приволочь домой оленя, а вон и тятенька идёт, слышь торопится!

– Ох, ты ж мать моя Макошь! И откель в тебе всё енто? – Марфа выскочила на крыльцо и увидела супруга, спешащего ко двору.

– Первуша! Чё случилося, пошто так задержался? У нас уже ужин стынет.

– Неколи мне щас снедать, у меня олень в лесу остался, надобно волокушу взять, приташшить его.

Марфа удивлённо посмотрела на него, а потом обернулась и посмотрела на избу, где осталась дочь, но говорить пока ничего не стала. Угрюм вывел жеребца из конюшни, запряг его в волокушу и поехал в лес. Вернулся домой, когда солнце уже спряталось за окоём, завёз оленя за дом, сгрузил с волокуши, поставил её за сарай, отвёл жеребца в конюшню, и пошёл снимать шкуру с оленя. Марфа с Нежданой вышли ему помогать.

– Тятенька! Ты чё собираисся делать?

– Да вот, доча, надобно шкуру с оленя снять, почистить, да мясо на куски разрезать и положить в погреб под снег, чтобы не спортилось. – Он сделал надрезы, взял камень и стал точить нож. Неждана провела раскрытой ладошкой над оленем, и не успел Угрюм глазом моргнуть, а оленья шкура уже снятая лежала рядом с оленьей тушей, разрезанной на большие куски. Угрюм, бросив точить нож, хлопал глазами и переводил взгляд с жены на дочь.

– Девки! Мне енто кажется от переутомления, или то, чё я вижу, правда?

– Первушенька! Чё вишь ‒ всё, правда. Неждана мне нонче так же брюквенно поле прополола, а дома куклу подожгла, а потом огненный шарик сотворила в кулачке и показала мне его на ладошке, я думала, помру со страху.

Угрюм повернулся к дочери.

– Доченька! Как ты енто делашь?

Неждана опустила голову, боясь, что её за это будут ругать.

– Тятенька, я не знаю, оно само делатся. Я токо подумаю, а оно делатся.

– А ты чё испужалась? Думашь, я буду тя ругать? Не буду, не бойся. Токо вдругорядь, када задумашь чё-нить вот так помочь, спроси у мамки можно ли, а то можешь вдруг пожар дома устроить, и тада нам жить будет негде. Да и не нать, чтобы кто-то чужой увидел твои проделки и узнал о твоём Даре. А ты, Марфа, присматривай, а то беды не оберёмся.

***

Утром Неждану разбудил аромат свежеиспечённого хлеба, который своим запахом заполнил всю избу. Она лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к шорохам и звукам. Девочка каким-то образом всегда знала, что находилась в избе одна. Обычно, когда мать была на кухне, и как бы тихо там не было, Неждана знала, что она там. Ей было уже шесть лет, но она ещё не понимала, что не такая как все. Ей никто не говорил о её Даре, для неё всё, что она делала, было в порядке вещей. Она хотела ещё немного поваляться в постели, но вдруг услышала как открылась дверь и почувствовала, что вошла жрица Армина. Она встала, вышла из своей клети и сразу увидела на лице матери страх. Посмотрев на жрицу, Неждана почувствовала Зло, которое как облаком окружало её. Неждана села на лавку и, взяв деревянные игрушки, которые ей выстрогал Угрюм, прислушивалась, о чём говорят женщины.

– Вот вишь, Марфа, шесть годов живёшь с Угрюмом, а своих детей не прижили! А я предупреждала тя, покуда не отдашь мне девчонку не видать те своих детей.

– Армина! Дажеть не начинай! У нас есть дочь. А те пора бы уже успокоиться, ведь ей шесть годов, она знат своих мамку с тятей.

Неждана взглянула на жрицу и почувствовала, что ей стало трудно дышать, и эта удушливая волна шла от этой тётки. Она вытянула в её сторону руку открытой ладошкой вперёд и повернула её на пол‒оборота вправо, и тётку снесло со стула на пол. Армина удивлённо посмотрела на Неждану, села там же на полу рядом с упавшим стулом и сурово спросила: