Читать книгу Святая Русь. Княгиня Мария - Валерий Александрович Замыслов - Страница 9

Высоко поднялся, да низко опустился Агей Букан. Вздулся, как пузырь водяной, и лопнул. Крепко же великий князь ударил!

Жадность всякому горю начало. После неудачного покушения на князя Василька Ростовского и смерти боярина Сутяги Ярослав Всеволодович позвал к себе Букана и приказал:

– Поезжай к вдове и забери у нее все гривны. А коль заартачится, припугни. Ты на это дело горазд, учить тебя не надо.

Агей к вдове съездил, деньги присвоил, а князю сказал:

– Вдова – тертая баба. Я было ее постращал, а она: ничего не ведаю и ведать не хочу. А коль настаивать будешь, расскажу Васильку Константиновичу и всем ростовцам, как Ярослав Переяславский (Ярослав в то время княжил в Переяславле) помышлял за тыщу гривен нашего князя извести. Вот и пришлось возвращаться.

– Худо дело, – проворчал Ярослав. – Но вдова о деньгах не вякнет.

– Да скорее сдохнет!

– Ну, дай-то Бог, лишь бы не проболталась, – отступился князь.

Своему сотнику он всегда доверял: сколь темных дел с ним провернул! И в голову никогда не втемяшится, что Букан сможет его обмануть. И нá тебе! Чего не чаешь, то скорее сбудется. Собака!

Падение повергло Букана в ужас. Расстаться с властью и потерять все в одночасье! Теперь стыдобушка на улицу выйти. Ну и подвела же его Палашка! Непотребная женка, подстилка! Не зря говорят: бабий язык на замок не запрешь и рукавицей не заткнешь… Сам виноват, нечего было Палашке о гривнах выбалтывать. Правдолюбцем себя хотел показать. Я-де не вор и не тать, все денежки Ярославу вернул. Нашел чем перед бабой хвастаться. Вот и дохвастался на свою голову. Свой язык – первый супостат.

Целую неделю горевал Букан. В зелено вино ударился. Да так напивался, что его вели в опочивальню за белы рученьки. А того Агей не любил, люто бранился:

– Я сам! Прочь, холопы! Аль не слышали, что меня Быком прозвали? Да меня хоть на медведя выпускай.

– Ведаем, батюшка, о твоей силе непомерной. Но тут лесенки крутые, не поскользнулся бы. Вот и помогаем маненько.

– Дурни! Думаете куриными мозгами, что я пьян. Так слушайте и запоминайте, глупендяи. Не тот пьян, что двое ведут, а третий ноги переставляет, а тот пьян, что лежит, дышит, собака рыло лижет, а он и слышит, да не может сказать: цыц! Уразумели?

– Уразумели, батюшка, уразумели.

– То-то, недоумки. Гляди у меня!

Бражничал, дрался, буянил и опомнился от непробудного пьянства лишь на третью неделю, когда стал перед собой не холопов видеть, а чертей. Утром опохмелился и сказал себе: «Хватит! Надо думу думать, как из беды выходить».

И день, и два, заложив руки за спину, расхаживал Букан по своей опочивальне. И надумал-таки! От радости даже в ладоши захлопал. И радость его усилилась, когда переговорил с некоторыми влиятельными боярами, недовольными правлением Ярослава.

Ранним утром его утробный голос загремел по всем хоромам:

– Седлайте коня! И себе седлайте. Со мной – два десятка оружных послужильцев.

В Суздале ближнего боярина великого князя приняли с почестями. (Здесь еще о падении Букана никто не ведал.) Святослав Ярославич встретил Агея у самого крыльца.

– Рад видеть тебя, боярин Агей Ерофеич. Прошу в покои. Потрапезуем, что Бог послал.

Во время трапезы Букан, хорошо ведая сильные и слабые стороны младшего брата Ярослава Всеволодовича, деловито кашлянул в кулак и начал свою вкрадчивую и многозначительную речь:

– От владимирских бояр я к тебе, князь Святослав Всеволодович. Но разговор между нами должен держаться в строгой тайне.

– Само собой, – простодушно отозвался Святослав. – От каких бояр-то?

– Ты уж прости, князь, но я крест боярам целовал, а посему не могу я клятвоотступником стать.

– Коль целовал, помалкивай, негоже иудой быть, – одобрительно кивнул Святослав. – Ты мне самую суть выложи.

– Суть такова: бояре в большой затуге. Великий князь большое зло супротив ордынского хана замышляет. Не останови – вновь полчища Батыя нахлынут, и вновь в пепел всю Ростово-Суздальскую Русь превратят.

Святослав оторопел:

– Да быть того не может. Мой брат – верный содруг хана Батыя. Не из его ли рук он ярлык получил, и хан всем русским князьям сказал: «Я чту тебя, Ярослав, и мужей твоих». А отпуская на Русь, добавил: «Ярослав! Будешь ты старшим всем князьям в русском языке». «И вернулся Ярослав в свою землю с великой честью». Так по всем летописям велено записать. Надысь я в летопись заглядывал.

– Время изменилось, князь. Брат твой посчитал, что на Батыя пора собирать общерусское войско. Его посланцы помчали в Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк, Минск и Витебск, по всем городам Северо-Западной Руси, кои не подвергались Батыеву погрому. Больше того, брат твой послал гонца и к галицкому князю Даниилу Романовичу, кой одержал над татарами несколько побед. Каково будет хану узнать об измене великого князя? Гонец за гонцом.

Речь Букана не была лишена правды. Северо-Западная Русь, не испытавшая разорения Батыя, стояла перед новой угрозой Тевтонского ордена и Литовского княжества, и она запросила помощи у князя владимирского. Ярослав Всеволодович не мог ответить отказом: в случае поражения Северо-Западных княжеств Литва и Тевтонский орден могли двинуться вглубь Руси. Вот и поскакали из Владимира гонцы с ответом, что Ярослав Всеволодович не оставит в беде северные города. Ни о каком же заговоре против хана Батыя и речи не было. «Заговор» придумали Букан с боярами, дабы сместить с владимирского престола неугодного Ярослава.

– Да то ж беда, – огорчился Святослав. – Хан Батый за сие по головке не погладит. Не тот он человек, дабы измену прощать.

– Мудры слова твои, князь Святослав Всеволодович. Вот и владимирские бояре о том же. Ярослав до беды Русь доведет. Уж лучше бы хан Батый другому князю ярлык передал. Не так ли, Святослав Всеволодович?

– Да, пожалуй, что и так. И без того досыта крови нахлебались. Покой нужен Руси.

– Золотые слова, князь, – не скупился на лесть Букан. – О том все бояре пекутся. Вот бы нам, сказывают они, увидеть великим князем мудрого Святослава Всеволодовича.

– Меня? – неуверенно спросил князь.

– А кого же боле? Ты – единственный престолонаследник из братьев Всеволодовичей. Хан Батый наши права на наследие не трогает. Юрий Всеволодович был его врагом, а на владимирский стол хан посадил его брата Ярослава. Теперь твой настанет черед, Святослав Всеволодович. Тебе и только тебе быть великим князем. Над всей землей Русской будет твоя власть.

Святослав хоть и был безвольным, недалеким человеком, но власть любил. Страсть любил! Пора и ему посидеть на знатном владимирском троне. Чем он хуже Юрия или Ярослава?

Святослав Всеволодович даже в кресле приосанился.

– Какие будут приказания, князь?

– Какие?.. Да у меня и на ум ничего не приходит. Уж как Бог рассудит, так тому и быть.

«Рохля! Да тут и дурак смекнет», – с презрением подумал о князе Агей. Вслух же, выдавив на лице подобострастную улыбку, молвил:

– Хан Батый может ненароком и прознать о кознях великого князя. В ставку свою вызовет… Ненароком! – подчеркнул Букан. – Так что готовься к великому княжению, Святослав Всеволодович. А мы уж, бояре, тебе верой и правдой послужим. Ярослав-то нас сторонится. Меня-то шибко отлаял. Помышлял ему дельный совет дать, а он за посох схватился. Прочь-де из хором!

– Братец у меня крутой. Случалось, и меня посохом поколачивал. Ты уж прости его, Агей Ерофеич. Я-то драться с боярами не буду. Всех, кто хотел меня на владимирском столе видеть, щедро награжу. А тебя ближним боярином оставлю.

Букан низехонько поклонился:

– Все ведают, что твое слово твердое и нерушимое. Скоро быть тебе великим князем!

Уезжал Букан из Суздаля довольным.

* * *

Попытка Литвы и Тевтонского ордена напасть на Северо-Западную Русь вновь была успешно пресечена решительными действиями Александра Невского. Что же касается князя владимирского, то и пяти недель не прошло, как хан Батый узнал «ненароком» о «коварных происках» Ярослава Всеволодовича. Хан всегда был подозрителен и никому не доверял, даже угодливому Ярославу, который предал своего родного брата Юрия. Причем пакостил и предавал не единожды, не зря его так не любят урусы. И есть за что: змея один раз в году меняет кожу, а предатель – каждый день.

Но недовольны были Ярославом и при дворе великого хана Гуюка, сидевшего в далеком Каракоруме. Здесь тайно действовала большая группа придворных великой ханши Огуль Гамиш, не доверявшая золотоордынскому хану Батыю. Назначение Ярослава правителем Руси было встречено знатью великой ханши с неодобрением: Каракорум хотел иметь собственного ставленника на Руси. И вот случай подвернулся. Узнав, что Батый намерен вызвать Ярослава в Сарай, представитель Гуюка заявил, что Ярослав должен выехать из ставки Батыя в Каракорум.

– Зачем? – поинтересовался Батый.

– О том мне неизвестно. Я выполняю лишь приказ великого хана.

И Батыю пришлось подчиниться: по служебной лестнице он подвластен Гуюку.

В 1246 году князь Ярослав, ничего не подозревая, с большой свитой был отправлен из Сарая в Каракорум.

– Ты хорошо послужил Золотой Орде, князь Ярослав. А теперь тебя хочет утвердить на княжение сам великий хан Гуюк, – с натянутой улыбкой сказал князю Батый.

– Сочту за большую честь. Я оправдаю надежды великого хана, – согнулся в низком поклоне Ярослав.

Дорога в Каракорум была дальняя и тяжелая, добраться туда было нелегко, многие люди из княжеской свиты погибли.

При дворе великого хана 56-летний Ярослав не получил «никакого должного почета». Здесь было уже решено убить князя, чтобы «свободнее и окончательнее завладеть его землей». Мать великого хана Гуюка – Огуль Гамиш – как бы в знак особенного благоволения предложила Ярославу отравленную пищу из собственных рук. Яд на седьмой день, 30 сентября 1246 года, прекратил жизнь князя.

Ярослав Всеволодович, не снискав себе народной славы на Руси, умер на чужбине.

Разделавшись с владимирским князем, ханша Огуль Гамиш, пользовавшаяся огромным влиянием при дворе часто болевшего сына Гуюка, поспешно отправила гонца в Новгород к Александру Невскому, зовя его к себе под тем предлогом, что «хочет подарить ему землю отца». Однако Александр Ярославич «не пожелал поехать», ибо все говорили, что хитрая ханша умертвит его или подвергнет вечному плену.

Хан же Батый принял брата убитого князя – Святослава Всеволодовича – и в соответствии с русским обычаем назначил его великим князем.

Агей Букан торжествовал: он вновь ближний боярин правителя Руси. Князь же Святослав отметил свое великое княжение пышным пиром. Владимирские бояре успокоились: нет больше сварливого и вероломного князя. Наконец-то избавилась Русь от гнусного человека.