Читать книгу Вокруг Самотлора и другие рассказы - Валерий Борисович Банных - Страница 4

Когда наступил долгожданный отпуск 1983 года, вопрос "куда ехать?" перед нами, таким образом, не стоял. Раскрыли изученный до последней страницы атлас дорог и выбрали маршрут вдоль западной границы страны. Вся инфраструктура поместилась в багажнике – палатка, надувные матрацы, одеяла, посуда, примус «Шмель», тренога и котелок. Вперед!

Ночлег мы устраивали просто. Как только солнце клонилось к закату, начинали высматривать привлекательное место для стоянки, желательно у речки, и смело направлялись туда. Другие туристы обязательно подтягивались к нам, или мы сами подъезжали к уже наметившемуся коллективу. Некоторые ставили свои палатки рядом, другие в стороне от шума, а кто-то укладывался спать в машине.

Дружеская атмосфера возникала сразу. Женщины доставали снедь и спиртное, накрывая общий стол. Тем временем кто-то из мужчин удил рыбу, кто-то купался, дети творили свой "гам тарарам". После ужина обязательно появлялся музыкальный инструмент, одни пели, другие просто слушали, немало рассказывалось у костра и занятных историй. Братство автотуристов легко сближало: у костра мы обменивались адресами, приглашали друг друга в гости. А утром разъезжались по своим направлениям.

Сейчас существует сеть придорожных отелей, с горячей водой и завтраком "За ваши деньги – что хотите!". Автотуристу же советской эпохи цивилизованный ночлег встречался редко. Помню, как мы были восхищены, когда в Литве, съехав по знаку «Р» (стоянка), обнаружили асфальтовые дорожки с площадками для автомобилей, и указателями: «Дрова» (с поленницей готовых дров и кострищем), «Вода» (с удобным подходом к ручью), и даже «туалет» типа "гей, славяне!" Предел комфорта для советского автотуриста! Впрочем, романтика «диких» ночлегов у костра, для молодости тоже была по-своему прекрасна.

* * *

Итак, мы двигались к западной границе по Малороссии в Херсон, Николаев, Одессу, затем Тирасполь, Кишинев. В некоторых местах Молдавии дорога пролегала рядом с нейтральной полосой, можно было прокричать приветствие братским тогда румынам. В то время национальная неприязнь еще практически не проявляла себя, а если и встречалась, то в эмбриональном состоянии.

Одна кишиневская тетя, например, с беззлобной улыбкой охарактеризовала своего мужа: " Да он же молдаванин, что с него возьмешь?" При этом сам молдаванин смеялся. Подобные шутливые замечания могли прозвучать по адресу закарпатцев, москалей, хохлов, не нарушая взаимного дружелюбия.

В таком длительном путешествии, тем более летом, трудно без душа и чистой постели, как бы романтично это не было. Но гостиницы в СССР практически недоступны, и в курортных местах мы обычно обращались к директору пансионата, турбазы, дома отдыха: за небольшую мзду почти всегда находилось только что освободившееся или еще не занятое место с благами цивилизации. Так что, попав к вечеру в «жемчужину» Карпат Яремчу, мы не слишком переживали о пристанище. Однако испытанный метод на сей раз не сработал: в наступающих сумерках мы сидели в красивом дворе пансионата «Яремча» с такими скорбными лицами, что привлекли внимание проходившего юноши.

– Случилось что-то? – с едва заметным акцентом, спросил он.

– Да вот проблема, хотели остановиться здесь, на несколько дней, полюбоваться Прикарпатьем, но не получилось.

– Вы хотели именно в "Яремчу".

– Нам все равно, важны горячая вода и теплый туалет, – ответил я.

– Если хотите, поехали к моему дяде, здесь рядом, в Верховине, места много, понравится – живите у него. Если не понравится, думаю, завтра дядя устроит вас, куда скажете. Он работает в туристическом бюро.

Через полчаса езды, по сказочным в лучах заката Карпатам, мы приехали в село Верховину. Даже не село, а хутор, или не знаю, как назвать удивительный населенный пункт, в котором дома располагались на расстоянии сотен метров друг от друга на затяжном склоне горы, покрытой изумрудной травой. Огромный зеленый двор с аккуратными песочными тропинками, символически огорожен длинными жердями, одна жердь вынималась – ворота. В центре двора возвышались колодец с «журавлем» и несколько стогов сена с торчащими из них жердями. Дом снаружи покрашен яркой голубой краской, а изнутри выбелен и украшен рушниками. Кровати привлекали внимание массой подушек и расписными украинскими покрывалами, одеялом здесь служила верхняя перина, как в Европе.

Встретили нас приветливо, во дворе накрыли большой стол. Глиняные миски, глечики, деревянные ложки, картошка и сало – полный национальный колорит во всем. Говорили за столом на трех языках – на «карпатско-румынском» хозяева, на русском моя жена Люба, на украинском я и Иванко (парня, конечно же, звали Иванко), при этом прекрасно понимали друг друга. От любезного предложения хозяев, погостить у них несколько дней, отказаться было невозможно; мало того, Иванко проехал с нами по всем примечательным местам, оказавшись отличным гидом.

Расставаясь, наши гостеприимные хозяева категорически отказались от денег, да еще приглашали: "Будете в Карпатах, обязательно заезжайте к нам".

– Скажи честно, зачем ты сделал для нас то, что сделал? – спросил я у Иванко.

– Я хотел, чтобы вы, вернувшись, рассказали всем друзьям и знакомым, что в Прикарпатье живут хорошие люди, а не такие бандиты и жлобы, как некоторые из вас представляют.

(Как видите, он достиг своей цели и, надеюсь, сегодня не воюет в Донбассе.)

* * *

Не буду подробно описывать все наши автопутешествия, остановлюсь лишь на наиболее ярких, незабываемых моментах, например, большом путешествии по Белоруссии и Прибалтике. Белоруссия поразила отличными дорогами и живописными лесами, которых я, практически степной скиф, прежде не видел. Запах хвойной свежести, гигантские деревья, сочная трава, прохладный прозрачный воздух; мало того, углубившись в лес, уже на обочине находишь обилие грибов и ягод, а в маленьких лесных озерах поплавок ныряет, едва коснувшись воды. Природа окружавшая нас была почти фантастической, трудно было поверить, что ты это видишь и этим дышишь. Мелькавшие же вдоль дороги небольшие населенные пункты и их жители мало отличались от российских, а Минск, столичный и шумный, почему-то, не вызвал восторга.

Совершенно иное впечатление оставили страны Балтии, пока еще союзные республики. Объединенные с Европой общей историей и культурой, Литва, Латвия и Эстония заметно отличались от России. Вильнюс, Каунас, Клайпеда, Рига, Таллинн и Тарту выглядели вполне европейскими городами, с непривычной русскому глазу средневековой и современной архитектурой. Большие и малые населенные пункты одинаково радовали также чистотой улиц, красивыми бульварами, обилием цветников, идеальными тротуарами и дорогами. И люди были одеты иначе, чаще улыбались и доброжелательно обращались друг к другу и даже к нам. Обслуживающий персонал выглядел почти безукоризненным: нашего десятилетнего сына, например, глубоко поразил любезный дядя официант, который, стоя сзади, подливал ему сок и минеральную воду. И дело происходило не в столичном ресторане, а в кафе г. Тарту.

Меня же особенно впечатлила забота городских властей Таллинна, снабдивших узкие улочки тысячелетнего города табличками с надписью на нескольких языках "Внимание! Повернув налево (или направо) вы можете найти место стоянки для автомобиля"…Особое желание жены – посмотреть Калининград: «Это же Кенисберг, представляешь, Кенисберг? Там музей янтаря! Это же столица Восточной Пруссии! Считай, в Германии побываем!» – с жаром говорила она.

Переночевали в литовском городке Кибартай – через реку Неман виднелась уже Калининградская область. Городская гостиница «Ревуона», стоявшая у моста, на высоком заросшем ивами берегу, представляла собой водяную мельницу с увитыми плющом стенами и огромным колесом. Колесо это вращалось, хлопало по воде и приводило в движение жернова. У кромки воды располагались чисто вымытые деревянные столы и лавки. Здесь же располагался вход в уютное кафе, в которое также можно было попасть и из номера, спустившись по крутой лестнице, украшенной живыми цветами.

Ужином в этом кафе мы были приятно удивлены: столы покрыты белоснежными скатертями с литовским орнаментом, посуда – фарфор и хрусталь, столовые приборы – мельхиор, еда, соответственно, аппетитна и красиво подана. Завтрак заказывать не стали, рассчитывая пораньше отправиться в "Восточную Пруссию" и перекусить по пути.

Быстро преодолев мост через Неман, мы оказались в г. Нестерове. О Господи! Заведение общепита, куда мы направились завтракать, не оставило никаких сомнений, что мы уже в России: столы для приема пищи стоя, столешницы под мрамор давно не протирались, вилки и ложки из алюминия, компот из сухофруктов (с плавающими по поверхности червячками) подавался в граненых стаканах.

Меня часто обвиняют в русофобии. Да нет же, ребята, отсутствие патриотизма не в возмущении тем, чем следует возмущаться, а в попытке делать вид, что ничего страшного. По этому мосту ходили люди в обоих направлениях, и было неловко представлять, что думают о нас, русских, литовцы.

Городской пейзаж выглядел также неприглядно. Все, что осталось от немцев, было разрушено войной и временем; монументальные красного кирпича сооружения зияли дырами от снарядов и вместе с уцелевшими, которые, вероятно из понятной ненависти, не использовались, зарастали не только травой, но даже березами, торчавшими с балконов и из разбитых окон. Послевоенные постройки были представлены лишь бараками времен освоения оккупированной территории, где бедные люди жили до сих пор, и «дарами» Никиты Сергеевича – блочными пяти и девяти этажными домами, выглядевшими особенно безобразно на фоне красивой балтийской природы.

Калининград в плане архитектуры мало отличался от районных городков. В центре – те же немецкие руины красного кирпича, по окраинам невыразительные новостройки. Почти на свалке, среди груды мусора, нахожу по запаху требуемый укромный уголок, и замечаю рядом отполированную гранитную плиту с надписью "Emmanuel Kant". Комментарии нужны?

От той поездки память сохранила еще замок Тракай, Музей моря в Неринге и обрамленные соснами светлые пляжи Паланги, Юрмалы, Таллинна.

Когда моя «ласточка» окончательно износилась, она самоотверженно преодолела последние четыре тысячи до Нижневартовска, где и была продана. Поездка от Ростова до Тюмени не особенно впечатлила, но один момент застрял в памяти: на уральских вершинах, куда мы поднялись сфотографироваться у большого щита, оповещавшего, что здесь находится граница Европы и Азии, мы с грустью узнали тот же запах и ту же захламленность, что и у могилы Канта…