Читать книгу Отцовский штурвал (сборник) - Валерий Хайрюзов - Страница 9

Через несколько дней Федька Сапрыкин, как и обещал Васька, вернул деньги. Сделал это не сам, а передал через Косачева. И с того дня прилип он к ребятам. Едва появится солнышко, он уже сидит на бревне и стучит по нему камнем, дает условный знак.

Интересным парнем оказался Федька. Жил самостоятельно, ходил куда вздумается, ночевал где придется. Любил путешествовать на товарняках. Даже в Москву пробовал укатить. Жаль, дорога длинная – шансов попасться много. Но и так забрался далеко, сняли за Красноярском. Рассказывал, например, что отец у него был летчиком, потерялся где-то на Севере. Ребята слушали, открыв рты, недоверчиво хмыкали.

– Можете у моей бабки спросить, – обиженно говорил он. – Я вот денег подкоплю, искать поеду.

На чердаке бабкиного дома, где жил Федька, была целая библиотека. Каких только книг здесь не было! Затертые до дыр, без переплета, валялись они в углу, в пыли. Отдельно на подоконнике лежали старинные книги в кожаных переплетах.

– Эти не трогайте, – предупреждал Федька, – они на продажу.

– А про летчиков есть? – спрашивал Сережка.

– Про летчиков на толевой фабрике, – щупал друзей взглядом Федька. – Если желаете, то можно слазить.

Толевая фабрика находилась рядом с предместьем. Черную длинную трубу, говорили, можно увидеть из самого города. На территории фабрики за забором находился склад утильсырья, который состоял из двух частей: бумажного и тряпичного. Этот склад для поселковских ребятишек будто медом намазали. В бумажном отделе хранились списанные из библиотек старые книги, подшивки журналов, газет. Если покопаться, то можно было найти шитые золотом офицерские погоны, царские бумажные деньги, кругляши телеграфных лент, пачки неиспользованных железнодорожных билетов.

Мальчишки забирались на склад, таскали телеграфные ленты, бросали их через провода, цепляли на рубашки погоны, но больше всего притягивали, конечно, книги.

Сторожила склад Федькина бабка, толстая и неповоротливая. При ней ребятишки лазили без опаски, она не могла подойти, подкрасться незамеченной, кричала загодя. Побросав книги, они прыгали через забор, скрывались в ближайшем кочкарнике. Заколачивая дыры, бабка громко ругалась, ее голос далеко разносился над болотом. Этим обычно все и заканчивалось. Очень часто бабка ложилась в больницу, и тогда склад сторожил Гриша-тунгус. При нем ребятишки не лазили на фабрику, боялись его хуже домового. Но с Федькой, конечно, действовать можно смело, на фабрике он, считай, свой человек.

– Только договоримся так: мне лазить нельзя, бабка узнает – убьет. Я буду караулить. Чуть что – дам сигнал. Себе можете брать что хотите, – разрешил Федька, – мне – книги в кожаных переплетах.

На другой день ребята собрались за поселком напротив толевой фабрики. Сидели в боярышнике, поглядывая на длинную фабричную трубу, ждали, когда она перестанет дымить и уйдут рабочие, тогда они на плоту переплывут через озеро.

– Не бойтесь, – успокаивал их Федька. – Сегодня бабка дежурит, ушла с утра, сам видел.

Ребята благополучно пробрались на склад, стали развязывать тюки с макулатурой. Где-то рядом под тюками бегали, шебаршили мыши. А когда по крыше склада забарабанил редкий дождь, ребята осмелели: кому в непогоду вздумается проверять, что делается на складе? И просчитались. Неожиданно открылась дверь, нарисовался Гриша-тунгус. Черное, прокопченное, как шайба, лицо сияло охотничьей улыбкой:

– Попался, голубчик!

Внутри у Сережки все оборвалось, он бросил взгляд на спасительную дыру – до нее было далеко. Васька, застывший за тюком макулатуры, умоляюще смотрел на него. И тогда Сережка пошел к сторожу. У Гриши от удивления вытянулось лицо, обычно шпана бросалась кто куда, а тут попался сознательный. Он положил руки на Сережкино плечо и повел его к проходной.

Сыпал дождь. Черная труба фабрики, будто штык, вспарывала низкие облака, и оттуда, не переставая, лилось на землю. Где-то сзади брякнула доска в заборе, и Сережка завистливо вздохнул: Васька был на свободе.

«Чтоб ему сгореть на том свете, морде бандитской. Чуть что – я свистну», – мысленно костерил он Федьку. На душе было гадко и тоскливо, а боялся он одного: как бы Гриша не повел его в школу, Тогда, считай, труба дело, как пить дать, вытурят.

Возле проходной Гриша замедлил шаг, снял руки с плеча, достал из кармана пачку папирос, сунул одну в зубы, вытащил коробок, прижал его к груди, чиркнул. Сережка стрельнул по сторонам глазами. Проходная рядом: несколько прыжков – и на улице, но он знал, еще никто не уходил от тунгуса. Крепок, как лось, Гриша на ноги, бросишься убегать – только усугубишь дело.

Затянувшись, Гриша снова посмотрел на Сережку.

– Ты чей будешь? – строго спросил он.

– Погодиных…

– Это Николая Погодина, что ли?

Сережка молча кивнул головой.

– Что хотел-то? – помолчав немного, уже мягче спросил Гриша.

– Книгу про летчиков, – выдавил из себя Сережка.

Деревянно переставляя ноги, он плелся за Гришей, все еще слабо надеясь, что там, куда ведет его тунгус, сидит Федькина бабка, авось она пожалеет его и отпустит с миром.

В сторожке было на удивление чисто. В углу комнаты стоял покрытый газетой столик. На нем электрическая плитка, чайник. На подоконнике в поллитровой банке вилки, ложки. Но самое главное, что отпечаталось в голове, – шарниры и шпингалеты… Окно было не глухое. За ним мокла полынь, а чуть дальше, качаясь, горбился под дождем тальник. Вот там-то уж Грише не угнаться за ним.

Сторож присел на корточки, начал вытаскивать из-под топчана книги. Все они были с того склада, откуда только что привели его самого.

– Вот здесь про самолеты, – протянул он книгу Сергею. – Только на склад не лазь. Узнают в школе – ругать крепко будут.

«Не скажешь, так не узнают», – подумал Сережка. Он понял, ничего плохого Гриша ему не сделает. И верно, подержав еще несколько минут, сторож отпустил его. Друзья мокли под дождем, поджидая в боярышнике. Федька выглядел сконфуженным. Оттопырив губы, оправдывался:

– Сам видел, как она пошла на работу. Ей-богу, не вру. Век свободы не видать. Я ей покажу, чтоб не обманывала.

Не знал еще Федька, что с бабкой произошла беда. Сразу же после обеда ей стало плохо, ее увезли в больницу. Совсем осиротел Федька Сапрыкин. Несколько дней он ночевал у Косачевых, потом его забрали в детдом.