Читать книгу Медвежья злоба - Ираида Кузенкова, Валерий Кузенков - Страница 10

Соболь попался под утро. Сильный зверёк долго сопротивлялся и затих, только когда выбил весь снег вокруг шалашика, где стоял капкан. Жизнь покидала его тело. Подбежавшую лайку увидел, лишь когда она была всего в метре. Попытался прыгнуть в её сторону.

Алтай (так звали лайку) перехватил пастью соболя, сдавил тело и резко тряхнул, переломив позвоночник. Для контроля, аккуратно ударяя крепкими клыками, прошёлся от соболиной головы до хвоста. Убедившись, что зверек мёртв, оставил его в покое и повернулся к подошедшему хозяину, завилял хвостом.

– Что, Алтай, еще один? – спросил Василий. – Фартит нам в этом году.

Василий с Алтаем жили в тайге уже четвёртый месяц. Дела шли неплохо, соболя ловились хорошо, даже отлично. Сегодня, выйдя с рассветом на путик и пройдя небольшое, по таёжным меркам, расстояние, обнаружили в капканах трёх соболей. Этот был четвёртым.

– Так, Алтай, дело пойдёт, скоро план выполним и перевыполним. – Василий прислонил карабин к дереву, снял рюкзак и стал освобождать соболя из капкана.

Пёс, лёжа на снегу, внимательно следил за его действиями.

– Чего молчишь? Ведь всё понимаешь. Умный ты пёс. Если бы ещё и говорил, то цены бы тебе не было. А так и перекинуться словом не с кем. Одна радость – через четыре дня у меня день рождения, сын Юрка навестить должен. Тогда и наговоримся.

Он взял соболя в руки, подул на мех, залюбовался чёрной шкуркой, отдающей на зимнем солнце металлическим блеском.

– Хорош кот! Хорош!

Убрав трофей в рюкзак, Василий достал кусок глухариного мяса со шкуркой и перьями. Стал прилаживать приманку на проволоку внутри шалашика. Закончив, установил капкан, полюбовался проделанной работой.

– Счастливое место. Шестого соболя в этом сезоне здесь ловим. Может, ещё повезёт? – подмигнул Алтаю. – Ну, хватит лежать, пошли дальше, дел ещё много!

Он накинул на плечи рюкзак, подошёл к дереву, где стоял карабин, потянул за ствол рукой…

В первый момент Василий не понял, что произошло. Лишь ощутил, как карабин дёрнулся в руке, и вылетевшее из ствола пламя опалило лицо. Затем был грохот выстрела, и сильный удар в челюсть свалил его на землю. Боли не было. Василий сразу попытался подняться, опёрся на карабин и увидел на снегу капли крови – словно кто-то рассыпал горсть клюквы.

– Откуда это? – пронеслось в мозгу.

И тут пришла боль. Жгучая, страшная, пронзившая всё тело. Василий приложил руку к лицу, нащупал слипшуюся от крови бороду и перебитую пулей висевшую нижнюю челюсть.

– Меня ранило, – понял он, теряя сознание.

Алтай, испугавшись неожиданного выстрела, отбежал, поджав хвост. Остановился, не понимая, что происходит. В кого стрелял хозяин? Где добыча, в какую сторону кинуться на поиски зверя?

Хозяин лежал на земле и не шевелился. Пёс подошёл к нему, обнюхал и, почувствовав кровь, начал слизывать её с лица Василия тёплым шершавым языком, не понимая, что тем самым оказывает ему неоценимую услугу, останавливая кровотечение. Лизал долго. Когда перестал чувствовать в пасти солоноватый привкус, заскулил. Хозяин зашевелился и застонал. Алтай залаял, потом сел рядом на снег и, подняв вверх свою красивую голову, стал выть долго и протяжно.

К Василию вернулось сознание. Он открыл глаза, приподнял голову, увидел верного пса.

– По покойнику воешь? – хотел спросить он, но получилось что-то похожее на стон и шипение. Говорить не мог, тупая боль жгла горло. Лучше было молчать.

Он кое-как сел, прислонился спиной к дереву, осмотрелся. Солнце было еще высоко, значит, сознание потерял ненадолго. Снова ощупал лицо – свежей крови не было, зато у Алтая вся морда в крови. Теперь необходимо добраться до избы. Там снегоход, по накатанному следу можно добраться до лесников, а у них есть рация. Сообщат в леспромхоз, вызовут санрейс вертолёта. Может, всё обойдётся.

От этих мыслей Василию немного полегчало. Он с трудом поднялся на ватные ноги. Надо было идти. Нагнулся за рюкзаком, и сразу ударила боль, закружилась голова. Но соболей бросать нельзя. Василий опустился на колени и, пересиливая боль, начал рыться в рюкзаке, пока не вытащил соболей. Засунул их за пазуху и, поднявшись, медленно двинулся в сторону избы. Алтай, повиливая хвостом, бежал впереди.

Дорога домой показалась Василию вечностью. Утром он преодолел это расстояние довольно быстро. Сейчас приходилось часто останавливаться, отдыхать, прижимаясь к деревьям. Он чувствовал, как силы медленно покидают его, но не садился, боясь, что подняться уже не сможет и замёрзнет. Шёл на одних нервах.

В горле пересохло, очень хотелось пить. Язык распух и горел так, что темнело в глазах. Немного спасал снег. Василий брал его с веток деревьев и протирал лицо. Пытался смачивать горло, но получалось плохо. Пуля перебила не только челюсть, но и язык, причём у самого корня. Весь перепачканный кровью, он был виден из не закрывающегося рта.

До избушки добрался глубокой ночью. Хорошо, что была луна, а то бы в таком состоянии мог её и не заметить. Алтай подбежал к избе раньше хозяина, нетерпеливо заскрёб лапой в дверь. Василий открыл её и тут же зашатался и упал, ударившись лицом о порог, да так, что кровь брызнула во все стороны. Алтай догадался, что требуется его помощь, схватил хозяина за ворот телогрейки и потащил тяжёлое тело внутрь избы.

Если бы не Алтай, Василий не смог бы найти силы, чтобы прикрыть дверь. Он на ощупь нашёл печку, сложил в неё сухие дрова и бересту, чиркнул спичкой. Пока забирался на нары, огонь в печи загудел, стало тепло. В голове была лишь одна мысль: спасён, спасён…

Очнулся от холода и тупой боли. Алтай лежал рядом, и с этой стороны тепло от его тела согревало. Раньше пёс никогда бы не позволил себе такой дерзости – забраться в постель к хозяину. Но железная печь давно остыла, и пёс принял верное решение.

Какое-то время Василий лежал не двигаясь, смотря в потолок и обдумывая сложившееся положение. Что делать?

Вариантов было два. Первый – оставаться в избе и ждать сына. День рождения через три дня, и Юрка обязательно должен прийти. А вдруг не придёт? Мало ли что. Задержится на пару дней, и тогда хана. Есть и пить Василий не мог. Без еды продержаться три дня можно, но не без воды.

Второй вариант – ехать до лесников. Снегоход на ходу, дорога известна. Но пятьдесят километров по тайге в таком состоянии… И всё же охотник выбрал второй вариант.

Но сначала надо было напиться. Василий двигался по избе медленно, чтобы туман, появляющийся в глазах, не превратился в сплошную темень. Из оставшихся в доме дров разжёг печь и поставил на неё чайник с остатками воды. Подошёл к висевшему на стене зеркалу и тут же отшатнулся, испугавшись своего отражения. Глядевший на него человек был страшен. Лицо почернело, борода торчала одним клоком, из которого видны были зубы и язык. Большие серые глаза выражали боль. Лучше больше не смотреть.

Вода согрелась, но как пить? Попробовал вставить носик чайника в горло. Поднял голову, попытался попить, но глотать не смог. Вода, смешиваясь с кровью, стекала на одежду. Только намучился и усилил боль и жажду. Остатки воды вылил в миску Алтаю – пусть хоть он попьёт.

На улице оказалось холоднее, чем накануне. На небе не было ни облачка, светило негреющее солнце, мороз обжигал лицо. Заставляя себя не отключаться, Василий подошел к «Бурану». Завести его на морозе было непросто. Он подкачал бензин, взялся за ручку стартера. Дернуть надо было резко, и Василий боялся этого. От резких движений сразу начинала кружиться голова. Он дёрнул. Двигатель не завелся. Дернул ещё раз, и снова безрезультатно. И тут сдали нервы. Стал дёргать ещё, ещё, ещё. Боль резко ударила по голове, и, потеряв сознание, Василий упал сначала на снегоход, потом сполз на землю.

И вновь к человеку подбежал Алтай и, как в прошлый раз, начал облизывать лицо. Кобель заскулил, понимая, что хозяину очень плохо. Василий поднял руку и потрепал кобеля по шее, а про себя подумал:

– Не волнуйся, Алтай. Пока живу. Ехать не получится, остаётся ждать сына.

С огромным трудом поднялся с земли и, пошатываясь, пошёл в избу. Теперь главное – продержаться до дня рождения. Дожить. Придёт Юрка – поможет…

* * *

Да, такого дня рождения у Василия ещё не было, и никогда он так сильно не ждал его наступления. Если сын успеет – спасёт, значит, в этот день Василий родится во второй раз. А сейчас необходимо экономить силы. Юрка придёт обязательно. Несколько лет подряд они в тайге на промысле. День рождения всегда отмечали вместе.

Пока остаётся надеяться только на себя. Сколько лет он занимался промыслом – только на себя и надеялся. Сколько за эти годы погибло друзей, сколько, не выдержав тяжёлых условий, бросили охотиться… Из старых штатных охотников в промхозе, почитай, он один и остался.

С ним тоже разные случаи приключались, но ничего, обходилось. Вот, видно, настал и его черёд отдать дань тайге. Но ведь нестарый ещё, всего лишь пятьдесят должно исполниться, ещё жить да жить!

«Нельзя погибать! – Василий отогнал прочь плохие мысли. – Пока есть силы, нужно натаскать в избу дров. Как можно больше. Мороз крепчает и, если не топить печь, можно замёрзнуть».

В поленнице колотых дров оказалось мало. Только сейчас он вспомнил, что собирался перед праздником пару дней не ходить на охоту, а отдохнуть, переделать накопившиеся по дому дела, помыться, наколоть дров. Эх, знать бы, где упадёшь…

Сейчас браться за топор не было сил. Таская дрова в избу, Василий двигался чисто механически. Голова была как в тумане, и он еле справился со ставшей вдруг такой сложной задачей. Последние две чурки приволок домой, когда стемнело. Алтай был рядом, и обессиливший охотник закрыл дверь – выходить на улицу больше было незачем. Оставалось только ждать и терпеть.

Покормил кобеля. Глядя на него, почувствовал боль в желудке – два дня во рту не было ни крошки. Но если голод ещё можно было побороть, то жажду и боль не удавалось. Он лёг на нары и постучал рукой рядом с собой. Алтай всё понял, прыгнул и прижался к телу тёплым боком. Василий уснул, а может, опять потерял сознание.

Ночью он несколько раз вставал и подкладывал в печь по два-три полена, которых к утру осталось всего несколько штук. А к полудню дрова и вовсе закончились. Василий бродил по избе, выискивая, что ещё можно подбросить в печь. На улицу выходить боялся – знал, что если упадёт и потеряет сознание, то замёрзнет. Печь совсем погасла, и сразу почувствовался холод. Василий лёг и прижался к Алтаю. Он понимал, что теперь на собаку у него единственная надежда.

Так прошёл ещё один день.

Следующий был сплошным кошмаром. Изба вымерзла. От холода спасал только Алтай. Он всё понимал и не отходил от хозяина, страдая вместе с ним от голода и жажды. Иногда поднимал голову, прислушиваясь, что творится на улице, а затем вновь прижимался к человеку и закрывал глаза.

К концу дня Василий не выдержал. Стал искать оружие.

«Зачем мучиться? – бились мысли в помутившемся рассудке. – Пусть карабин доделает, что начал. Ещё один выстрел, и всё закончится…»

Обшарил всю избу, но карабина не нашёл и устало сел на лавку. Пёс аккуратно положил голову ему на колени. Умные глаза выражали преданность и страдание. Только сейчас Василий вспомнил, что оставил карабин на улице.

– Хорошо, что так получилось, иначе бы застрелился. Теперь потерплю. Завтра мой день рождения, и я не должен умереть. Родиться должен. Сейчас главное – ждать, ждать…

Утром, очнувшись, остался лежать. Перед глазами прошла вся жизнь: молодость, свадьба, рождение сына, внуков… Шум подъехавшего к избе снегохода и радостный лай Алтая он не услышал – был без сознания.

* * *

Со своего участка Юрка выехал рано. Спешил к отцу на день рождения. Долго думал, какой сделать подарок, и решил преподнести старику пять первосортных собольих шкурок. Каждую за десять прожитых лет. Что ещё можно подарить в тайге за сотни вёрст от магазина? А для выполнения плана шкурки будут в самый раз.

К отцовской избе Юрка подъехал после полудня и сразу почувствовал что-то неладное. Заглушив «Буран», сказал вслух:

– Что-то не то. Праздника не чувствуется.

Услышал, как в избе лает отцовский кобель. На бегу увидел забрызганный кровью снегоход, карабин у стены, кровь на пороге. Ворвавшись в избу, ужаснулся – вид отца был страшен. Василий сильно похудел, лицо узнать было невозможно, вся одежда в крови. Юрка осторожно тронул его за плечо:

– Пап, что случилось? Как же день рождения?

Василий с трудом открыл глаза, и Юрка сразу понял, что расслабляться ему нельзя, что необходимо срочно принимать единственно правильное решение.

Первым делом он побежал к снегоходу и достал из рюкзака бутылку водки. Чтобы влить её отцу в горло, пришлось надавить концом ложки на корень языка. Вскоре водка сделала своё дело. Василию немного полегчало и он самостоятельно сел. Юрка, уже успевший наколоть дров, хлопотал у печи – разжигал огонь, готовил мясной бульон и всё время спрашивал:

– Как же это случилось? Расскажи. Ты ведь опытный, всегда аккуратный. Что произошло?

Василий молча смотрел на сына. Молодец. Пропасть не даст, спасёт. Правда, молод ещё. Не понимает. Расскажи да расскажи. А как, когда половины лица нет?!

Остудив бульон, Юрка как мог покормил отца. Дал ещё водки и воды. Спросил:

– Ночь выдержишь? Вертолёт только утром вылетит из города. Тут будет к обеду.

Вместо ответа Василий кивнул. Сколько терпел, неужели теперь не выдержит!

– Держись, батя. Я поехал!

Оставшись вдвоём с Алтаем, Василий отдал ему остатки бульона и всё варёное мясо. Пёс был непоследним на празднике его пятидесятилетия, на дне его второго рождения.

* * *

Вертолёт прилетел, как и обещал Юрка, во второй половине дня. Сделав круг, приземлился недалеко от избы. Оказать первую медицинскую помощь и сопровождать раненого послали медицинскую сестру.

– Как ты, живой? – вошёл в избу Юрка. – Я тебе из города доктора привёз. Сейчас помощь окажет. А я за водой побегу.

– Здравствуйте, больной. – Медсестра взглянула на Василия и, ойкнув, повалилась на нары, теряя сознание.

«Вот тебе и помощь! – подумал Василий. – Такого страшилу эта девочка ещё не видела. А я ещё удивлялся, чего это сын на меня старается не глядеть, всё глаза отворачивает».

Он встал и начал искать в аптечке нашатырный спирт.

– Нет, вода этому доктору не понадобится, – сказал вернувшийся с ведром Юрка. – Только зря бегал. Давай её в чувство приводить и полетели. Быстрее получится. Но сначала я тебя напою.

Он стал поить отца водой, как делал это в первый раз – при помощи ложки, потом дал немного водки.

– Ну что, до города продержишься?

Василий кивнул в ответ и протянул сыну пузырек с нашатырём. Юрка стал приводить медсестру в чувство. Наконец она открыла глаза:

– Простите, не знаю, как это получилось. Простите!

– Бывает, – успокоил Юрка. – Давайте на свежий воздух, лётчики ждут.

Сначала он под руки вывел из избы медсестру и, посадив её на нарты, вернулся за отцом. От морозного воздуха у Василия потемнело в глазах, и ему пришлось держаться из последних сил, чтобы вновь не потерять сознание. Лётчики, увидев его, пораскрывали рты. Знакомый командир произнёс:

– Угораздило тебя, дядя Вась! Врагу не пожелаешь. Ну, теперь всё позади. Скоро в больнице будешь.

Последним в вертолёт запрыгнул Алтай. Загудели, раскручиваясь, винты. Юрка сразу стал рассказывать, как добирался до леспромхоза, как, определив его в больницу, вернётся в тайгу на участки, обеспечит порядок, закончит сезон…

А Василий, закрыв глаза, думал, что на этот раз смог победить и тайгу, и себя самого, и что его пятьдесят – это ещё так мало. Что ещё жить и жить…