Читать книгу Медвежья злоба - Ираида Кузенкова, Валерий Кузенков - Страница 11

Часть первая. Медвежья злоба
Поспешный выстрел

Оглавление

Вертолёт пролетел над охотничьей избушкой, стоящей у ручья, сделав разворот перед посадкой. Один из пилотов обернулся в салон:

– Иван, глянь вниз, гость у тебя побывал, сейчас удирает.

Штатный охотник госпромхоза щёлкнул затвором, чуть ли не по пояс высунулся из иллюминатора, увидел: вниз по ручью, к реке, бежит довольно крупный медведь. Зверь двигался быстро, хотя и хромал на правую лапу.

Иван сел на скамейку, произнес:

– Слышь, Урман, старый знакомый пожаловал. Помнишь, прошлой осенью медведя стреляли? А подранка добрать поленились… Оба мы виноваты. Помнишь?

Урман, пятилетняя западносибирская лайка, прижал уши и опустил обычно закрученный в тугое кольцо хвост. Всем своим видом кобель давал понять: всё помнит и вину признаёт. А дело было так.

В один из осенних дней, уже под вечер, Иван с Урманом шли по берегу самого дальнего на участке ключа, проверяли капканы. Иван не хотел в тот раз идти на ключ, но ударил мороз и охотник побоялся, что капканы вмёрзнут в лёд. Вырубать их не так-то просто, да и шкурки зверьков можно попортить. Подходя к последнему капкану, Иван заметил чью-то тень. Ещё подумал: кто-то его снастью промышляет. Но сразу отогнал эту мысль – человека здесь не встретишь, место безлюдное. Через несколько секунд разглядел медведя. Зверь был крупный. Иван автоматически сдёрнул с плеча карабин и нажал на спуск, даже не подумав, зачем стреляет. Косолапый не нападал, не угрожал, да и страха перед ним не было. Скорее всего, сработал какой-то рефлекс. И уже в следующий момент охотник ругал себя самыми последними словами. Но дело было сделано.

Медведь рявкнул, куснул себя за правую лапу, упал. Поднялся он быстро и, хромая, скрылся за деревьями. Второй раз Иван выстрелить не успел.

Урман, занятый тем временем ловлей мышей, рванул на рёв медведя и начал его преследовать. Зверь бежал небыстро, лапа, пробитая пулей в суставе, сильно болела. Но он старался как можно дальше уйти от места, где только что в первый раз встретил человека, услышал грохот выстрела, ощутил жгучую боль. А сейчас его догнала собака и впилась в гачи. От неожиданной новой боли зверь присел, замахал здоровой лапой перед её мордой. Но страх перед человеком был сильнее страха перед серой зубастой тварью, и медведь бросился наутёк.

Иван сначала пошёл было в сторону лая. Голос собаки быстро удалялся. Не догнать! Подумалось: видимо, Урман не может остановить зверя, ну и чёрт с ним, с медведем, хотя подранка оставлять нехорошо. Придётся заночевать у костра, а завтра, с рассветом, добрать.

Охотник присел на сушину, закурил, задумался. Быстро темнело. Ночевать на морозе не очень-то хотелось.

Вернулся Урман, прижав уши и поджав хвост. Он всегда так делал, чувствуя за собой вину, подошёл к хозяину.

– Что, Урмаша, ушёл косолапый, не остановил? Бывает…

* * *

Вертолёт приземлился недалеко от избушки. Иван не дождался полной остановки винтов, выпрыгнул из машины, пригнулся и побежал к зимовью. Первое, что бросилось в глаза – вырванная оконная рама. Как такой здоровенный зверь смог пролезть через окно в избу? Но он пролез в зимовье, разорвал и попробовал «на клык» одежду, постель, посуду, радиоприёмник, рацию и многое другое, так необходимое в тайге. Вокруг избушки были разбросаны дрова, пустые бочки из-под бензина, разломанная нарта, разорванное в клочья сиденье снегохода, а сам «Буран» вытащен из-под навеса и перевёрнут.

– Да, наделал дел мишка, – зачесали в затылках подошедшие вертолётчики. – Нужно этого зверюгу пристрелить, а то повадится, не до соболей будет.

Вертолётчики помогли разгрузиться, прибраться в избушке и сели пить чай.

– Чёрт, нож в этом бардаке где-то потерял, – сказал Иван, когда понял, что нечем открыть консервы.

– Дело поправимое. На вот. – Один из пилотов протянул Ивану нож. – Сам сделал. С одной стороны лезвие, с другой – консервный. Очень удобно. Сталь что надо. После промысла вернёшь.

Иван принял подарок, поблагодарил вертолётчика. Наутро охотник принялся мастерить петли. Делал дело и но застарелой привычке разговаривал с собакой:

– Смотри, Урмаша, что у нас получается. Петли – лучшее средство от медведя. Попадётся зверюга, не уйдет. Меня ещё отец покойный учил петли ставить. Орудие, конечно, браконьерское, но косолапого нам брать надо. Думаю, ты со мной согласишься…

Иван готовил петли из пятижильного тросика, который всегда захватывал в тайгу. Обычно он привязывал к отдельным жилкам соболиные капканы, а сейчас в дело пошел весь. Чтобы тросик держал форму петли, охотник обмотал его тонкой проволокой. Узел сделал профессиональный – «на удавку». Чем сильнее будет биться попавшийся зверь, тем сильнее затянется петля.

Когда всё было готово, Иван взял карабин и пошёл по берегу ручья. Медвежьи тропы начинались недалеко от избы. Но здесь они были слабо заметны, кое-где лишь примята трава. Через километр охотник натолкнулся на свежий след. Вскоре появилась уверенность.

– Смотри, Урман, косолапый правой лапой песок за собой гребёт. Хромой это, – произнёс Иван. – Часто, видно, вдоль реки ходит, рыбу ловит. Тут мы его и возьмём. Вон у той берёзы. С двух сторон завалы, а здесь – аккурат проход. Деваться ему некуда.

Иван натёр тросик заранее приготовленной хвоей, чтобы отбить запах, и поставил петлю с таким расчётом, чтобы она приходилась на медвежью шею.

Вечером Иван неспешно ужинал, а мысли его всё время забегали в завтрашний день. Он был уверен, что сполна воздаст хромому медведю за разорение зимовья, хотя где-то в глубине души и чувствовал за собой вину перед этим зверем…

* * *

Медведь шёл тропой вдоль реки, шёл и ничего не боялся. Здесь, в тайге, врагов у него не было. Человека он больше не встречал, обида на него забылась. Лишь когда забрался в охотничью избушку, отдаленно вспомнил запах, ассоциировавшийся с ранением. Но запах был так слаб, что не вызвал ни страха, ни злобы. А когда зверь услышал шум приближающегося вертолёта, вообще забыл обо всём на свете, кроме желания быстрее скрыться от грохота в тайгу. И вот сейчас, проходя между двух берёзок, где бывал уже не раз, снова почувствовал слабый запах человека и собаки. Зверь даже не успел понять, откуда идёт этот запах, как ощутил: что-то слегка сдавило шею. Первое, что пришло в звериную голову – отпрыгнуть подальше. Прыжок был так силен, что береза, к которой Иван привязал тросик, нагнулась, готовая переломиться. Дерево спружинило и выдержало, тросик выдержал тоже. Петля затянулась на шее, перехватила дыхание. Вместо грозного рычания из пасти вырвался хрип. На какие-то мгновения зверь от нехватки воздуха потерял сознание. Очнувшись, прыгнул ещё раз, надеясь освободиться. Тросик и береза снова выдержали. Зверь повалился на землю, пытался перегрызть то, что сдавливало его шею. Могучими лапами он ломал росшие вокруг кусты и деревья. Ничего не помогало. Пасть наполнилась кровавой пеной. Медведь катался по земле, вставал и прыгал ещё несколько раз.

Под утро зверь полностью выбился из сил и затих. Когда взошло солнце, он снова почувствовал запах человека и собаки, сначала слабый, потом всё более сильный. Медведь, качаясь, встал, увидел бегущую к нему по тропе знакомую серую собаку. Она сходу, как и в прошлый раз, схватила за гачи. Боли зверь не почувствовал. Собака продолжала кусать, а он вяло отбивался, ночная борьба с невидимым врагом отняла силы. Медведь ни о чём не думал, кроме свободы.

На тропе показался человек. Медведь остро почувствовал прошлогодний запах, вспомнил, что с ним произошло осенью. Он ненавидел человека, но в положении, в котором сейчас оказался, не мог ни напасть, ни убежать. Увидев, как человек приложил к плечу карабин, попытался уйти от новой опасности, ведь карабин куда страшнее петли, об этом вдруг напомнила острая боль в лапе. Зверь прыгнул в сторону, в прыжке заметил пламя и услышал грохот и вдруг почувствовал, что ничего больше не впивается в шею, ничто не держит, и рванул в тайгу.

Собака завизжала, прыгнула на спину зверя, вцепилась клыками в шею. Медведь, не обращая внимания на серую зубастую зверюгу, продирался сквозь кусты и где-то стряхнул с себя псину, которая ещё долго его преследовала. Только к вечеру она отстала. А медведь, найдя убежище между двух сушин, залёг и принялся зализывать раны. Злость на обидчиков придавала ему силы.

После выстрела Иван не сразу понял, что произошло. Он был уверен, что медведь упадёт, ведь целился точно в голову. Зверь же, отпрыгнув, побежал в лес. Второй раз стрелять Иван не мог, боялся зацепить Урмана.

Охотник подошёл к месту схватки, поднял тросик. Тот был слегка перекручен, именно в это место попала пуля и перебила петлю.

– Бывает же такое! – вслух подумал Иван. – Вот когда начинаешь в Бога верить.

Охотник прислушался к лаю и понял: Урман медведя и в этот раз не остановит, так что добыть зверя он не сможет. Поневоле пришлось возвращаться в зимовье.

Урман заскрёб в дверь ночью, вошёл в избушку с опущенным хвостом и услышал:

– Не виноват ты, Урмаша, моя вина… А еще везёт хромому…

Пёс повеселел и пошёл к миске с едой.

* * *

Прошло две недели. Иван следов медведя не встречал и начал подумывать, что пуля всё-таки попала в зверя и тот где-нибудь сгинул в тайге, а может, навсегда покинул его, Иванов, участок – всякое в жизни бывает.

Как-то вышел Иван на путик. Он строил соболиные шалашики, устанавливал капканы, закладывал приманку. Вскоре Урман облаял глухаря, Иван выстрелом сбил птицу. Оба порадовались: день начинался удачно. А ещё веселило душу охотника то, что сезон по соболю обещал быть урожайным. Иван надеялся план по пушнине выполнить до Нового года и так размечтался, что не сразу услышал, как впереди негромко рявкнул зверь. Визг собаки вернул человека к реальности. Охотник бросился на помощь другу. Подбежал и увидел, что Урман с перебитым позвоночником и разорванным брюхом лежит у ручья, земля вокруг залита кровью. Иван присел, положил голову собаки на колени:

– Урмаша, как же так? Как же ты его не причуял? Я тебя вылечу, не волнуйся. Держись…

Урман смотрел в глаза хозяину, попытался прижать уши и хвост, как это делал, когда чувствовал за собой вину. В этот раз у него получилось плохо. Лайка закрыла глаза, по её телу пробежала дрожь.

Всю ночь Иван провел рядом с мёртвым Урманом, вспоминал совместные охоты, а утром похоронил собаку возле зимовья. Два дня охотник не выходил из избушки, лежал, слушал, не слыша, радио, пытался читать. Промыслу теперь конец, без собаки в тайге делать нечего. Иван знал твёрдо: хромой его в покое не оставит. Один раз он подкараулил Урмана, теперь его, Ивана, черёд. Само собой пришло решение идти в посёлок. До него хода дня четыре. Там можно выпросить или купить собаку. Через неделю с небольшим он вернётся в тайгу, тогда и поквитается с хромым медведем.

На рассвете Иван взял карабин, рюкзак с продуктами, повесил на пояс нож и вышел из зимовья. Стояла тишина. Она не успокаивала, как обычно, а вселяла в душу тревогу. Иван кожей чувствовал, что хромой где-то рядом. И тут же в этом убедился: у ручья увидел свежие следы – одна лапа чертила по песку. Сначала Иван надумал было вернуться, в тайге от зверя отбиться будет сложнее, чем в зимовье, – дома и стены помогают. Но он сразу отбросил эту мысль. Всю зиму в избушке не высидишь, и нельзя же постоянно жить в страхе. Иван взял оружие наизготовку и пошёл в ту сторону, откуда прилетел всего три недели назад.

Медведь, хромая, поднялся от реки вдоль ручья и, как это делал в последние дни, покружил возле зимовья – проверял, на месте враг или нет. На этот раз он не закончил обход, почувствовал свежий след человека. Шерсть вздыбилась на загривке зверя, он с шумом втянул запах и пошёл по следу. Шёл, как преданная собака, не отвлекаясь. Ближе к сумеркам остановился, прислушался. Было слышно, как человек рубит дерево. Потом потянуло дымом костра.

Медведь начал медленно скрадывать врага. Он остановился у большой поляны, увидел сидящего у костра спиной к нему охотника. До него было большое открытое пространство, незамеченным не подобраться. И оценив ситуацию, зверь затаился в кустах. Ждать он готов был долго.

Скоро стемнело. Небо заволокло тучами, пошёл дождь. Пламя костра освещало только небольшой круг возле человека. Пора! Медведь медленно пополз. Сжигаемый чувством мести, он не боялся ни огня, ни оружия.

Сучья в костре трещали, шипели от падающих на них капель. Иван понимал, что лучше бы перебраться куда-нибудь под разлапистую ель, там не так бы досаждала непогода. Но там он будет более уязвим. Придётся ужинать под дождём.

Достав банку тушёнки, он стал открывать её подаренным вертолётчиком ножом. В этот момент медведь рявкнул и прыгнул на охотника. Иван обернулся, увидел открытую пасть с жёлтыми клыками, капающую с них слюну и сунул в пасть руку с ножом. Ничего другого не оставалось, да и не успел бы дотянуться до карабина.

Медведь сбил человека, сел ему на ноги, придавил к земле, но что-то мешало сомкнуть клыки на шее врага. Нож, встав вертикально, разрезал медвежьи челюсти. Кровь залила пасть. Зверь ревел от боли, пытался лапами достать нож, но это не удавалось. Он пытался ещё и ещё.

Иван тем временем пришёл в себя, понял, что у него появился шанс, и потянулся к лежащему возле костра топору. Получилось. Охотник коротко размахнулся, ударил. Лезвие с глухим звуком вошло в медвежий череп. Зверь ухнул, начал медленно валиться на Ивана, забрызгивая одежду и лицо тёплой, чуть солоноватой кровью. Всё кончилось…

Медвежья злоба

Подняться наверх