Читать книгу О Русах - Валерий Мазуров - Страница 7

В том, что легендарный Рюрик был исторической личностью, нет сомнений, однако о его происхождении высказываются разные мнения. Даже норманисты, объявляя его скандинавом, до сих пор имеют различные точки зрения о национальной принадлежности Рюрика. Одни из них полагают, что Рюрик – датчанин, другие считают его шведом, норвежцем и даже финном. В этом одно из слабых мест норманистов, поскольку в используемых ими материалах для обоснования родины Рюрика не найдено сведений о призыве их Рюрика в Новгород. Наиболее близким новгородскому Рюрику по времени можно считать фрисландского Рорека, происходившего из скандинавского рода Съелдунгов. Полное имя его – Herraud-Hrorek Ludbrand Signjotr Thruvar. Этот Рорек на правах вассала Карла Великого управлял Фрисландией (территория современных Нидерландов). После смерти Карла Великого Рорек, потеряв свои владения, сумел собрать эскадру кораблей и в течение нескольких лет грабил побережья Англии и Франции. Впоследствии преемник Карла Великого император Лотарь отдает Рореку в управление Ютландию. Однако этот Рорек погиб в конце 873 г. при нападении на один из франкских городов, похоронен в Дании, и о каких-либо походах его на Восток сведений нет. Рюрик же новгородский умер в 879 г. и, согласно летописям и «Степенной книге», похоронен в Новгородской земле. Таким образом, эта версия представляется маловероятной. Тем не менее ряд норманистов именно этого Herrfud-Hroreka объявляет новгородским князем.

Подлинное имя легендарного Рюрика также неизвестно. В летописных сводах он известен как Рюрик, Рурик, Ререк. В Велесовой книге он назван Рореком. Д.И. Иловайский упоминает в составе ободричей народность рериги, ререги, что в переводе с западнославянского означает «сокол». Возможно, от этого наименования и происходит имя Рюрик. Возможно, есть какая-то связь между реригами и наименованием приднепровских славянских племен соколоты. Известно, что венеды пришли в Прибалтику из Приднепровья. Соответствует этому и герб Рюрика – стилизированное изображение пикирующего сокола. Этот знак, как клеймо на домашних животных, неоднократно обнаруживался в захоронениях начала нашей эры в Северном Причерноморье.

Представляется, что наиболее близка к истине версия немецких историков – хронистов XVII – XVIII вв., считавших Рюрика сыном ободритского князя, потомком древней венедской династии.

По мнению историка Церкви и богослова С. Ляшевского, Рюрик был сыном князя славян-ободричей Годлава (в немецких хрониках Годлиб, Готлейб), женатого на дочке Гостомысла Умиле, то есть Рюрик был внуком Гостомысла. По своему происхождению Рюрик не имеет никакого отношения к скандинавам – норманнам, хотя и нельзя исключить какие-то династические связи между княжескими родами Новгородской земли, прибалтийских славян и Скандинавии.

С. Ляшевский сообщает также о династическом родстве и самого Гостомысла с княжеским домом ободричей, который, в свою очередь, был связан родством с киевским княжеским родом.

Немецкий историк Бернгард Латом (1560–1613) в своем труде «Genealochronicon Vtgapolitanum» (1610), включавшем генеалогию Мекленбургской герцогской династии упоминает князя Рюрика как сына вагрского и ободритского князя Годлиба.

В «Генеалогии мекленбургских герцогов» Фридриха Хемница (1611–1689) Рюрик и его братья указаны как сыновья венедско-ободритского князя Готлейба. В генеалогиях Иоганна Хебнера, изданных в 1725 г., Рюрик с братьями Сиваром и Трувором отнесены к роду герульских, венедских и вандальских князей, как и Боривой и его сын Гостомысл. О происхождении Рюрика из вагров-варягов сообщается и другими западноевропейскими историками XVI–XVII вв., такими как французский историк А. Дюре, польский М. Стрыйковский, римский дипломат А. Мейерберг, прусский историк М. Преторием и многие другие.

Ободричи, ободриты – это объединение прибалтийских племен, которые относятся к венедам, или, более точно, к русичам. Русичи пришли в междуречье Южной Прибалтики как одно из племен (или племенных объединений) западных славян, известных в Западной Европе как венеды. Ободричи (немцы их называли ободриты) проживали в бассейне реки Одер (Одра по-славянски) до побережья Балтийского моря. Балтийское море в I тысячелетии н. э. западноевропейцы называли Венедским (у Цезаря – Венедский залив), а славяне – Варяжским. Свое наименование ободричи получили по названию реки Одра, в низовьях которой они поселились, хотя в то же время они имели и общеплеменное имя русь. Немецкие источники в составе ободритов упоминают вагров, варнов, травян, линян, полабов, древан, но наиболее часто встречаются руги, рутены, раны. При этом немецкие средневековые авторы Гельмгольд и Адам Бременский сообщают, что все они говорят на славянском языке.

В германских источниках жителей южного побережья Балтики обычно называли rugi и ruteni (rutini), где слог gi традиционно заменяет труднопроизносимое для германцев сочетание «жи». Рутены – латинизированный вариант написания имени русены, употребляемый через слог ti, читаемый как «ци». В житии Оттона Бамберского сообщается, что руги еще имеют имя русены и страна их называется Русиния. В исторической литературе встречается и такое наименование прибалтийских славян, как ружане, рушане. Может быть, отсюда и название русских у англичан ruschen, ведь в I тысячелетии н. э. англы и саксы жили еще на южном побережье Балтики и были соседями русичей.

В немецких средневековых источниках встречается также наименование района проживания прибалтийских славян как Рустения, Рутения, Русия, Ругия. А средневековый автор XII в. Гервазий называет «Ruthenia» Южную Русь (Киевскую), а Северную Русь – «Russia». Это свидетельствует о близком родстве населения этих регионов, поэтому и путаница в их наименованиях.

Центром этой прибалтийской Руси, после разрушения Рерика, по-видимому, был город Млекоград (после захвата германцами – Мекленбург). В памяти онемеченных жителей Мекленбурга сохранилась легенда о призвании на Русь сыновей князя ободричей Годослава (сына князя Витислава), зафиксированная в немецких исторических материалах.

М.В. Ломоносов отмечал, что в то время верхняя половина реки Неман именовалась Руса. В исследовании А.Г. Кузьмина (60. С. 291–292) приведена информация датских источников XII–XIII вв. о народах Прибалтики, а также обращение римского папы Иннокентия IV к духовенству, в которых Южная Прибалтика называется Руссией. Папа Бенедикт XI, обращаясь к последним рюгенским князьям Вышеславу и Самбору, называет их «знаменитыми мужами, князьями русских» (1). Их имена красноречиво говорят о том, к какому народу относятся князья. Эти-то имена никак нельзя назвать скандинавскими. Однако если два-три раза перевести их с одного языка на другой, то можно, при желании, сделать и их близкими к скандинавским.

В германских хрониках упоминается король ободритов Витислав как союзник короля Карла Великого. После смерти Витислава князем ободритов (в немецких источниках его называли королем) стал его сын Траскон. Центром ободритов в то время был город Рерик на южном побережье Балтики, недалеко от современного города Росток. В 808 г. датский король Годофрид разрушил Рерик, в войнах с данами погиб и князь ободритов. Новым князем ободритов стал Славомир, брат Траскона. В 842 г. в войнах с данами погиб князь ободричей Годослав, сын Витислава и отец Рюрика.

В 844 г. немецкий король Людовик покорил ободричей и присоединил их княжество к Священной Римской империи. В сражениях погиб князь ободричей Гостомысл, сын старшей дочери новгородского князя Гостомысла. Князем ободричей и вассалом Священной Римской империи стал представитель другой ветви рода ободритских князей – Славомир. Поэтому у Рюрика уже не было права на главный престол, и уход со своми сородичами на самостоятельное княжение в Новгород был для него естественным выходом из сложившегося положения.

В Германии в Средние века проводились серьезные генеалогические исследования, в том числе был исследован на несколько поколений и род князей ободритов (ободричей), из которого вышел Рюрик, так как некоторые королевские и герцогские германские династии считали себя потомками этого княжеского рода.

Генеалогия вендско-ободритских королей (князей), согласно немецким хроникам, приведена в Приложении 1.

Термин варяги не является синонимом скандинавов, как полагают норманисты. Значение этого термина менялось со временем. В IX–X вв. он имел уже географический смысл, являсь синонимом слова поморцы, и применялся по отношению к жителям южного, славянского побережья Балтики. В этот же период новгородцы называли варягами и военно-торговые сообщества, которые существовали на южном побережье Балтики. Когда почти все южное побережье Балтики было захвачено германскими племенами тевтонов, термин варяг приобрел уже иное значение – наемник. Он применялся первоначально ко всем наемным воинам, в первую очередь к выходцам с южного побережья Балтики, и лишь в XI–XII вв. так стали называть и наемников из Скандинавии. Исландская «Сага о людях из Лаксделя» сообщает, что в варяжской дружине в Константинополе (существовавшей с IX в.) первый норманн появился в не ранее середины XI в. (107. С. 171). Основной же состав этой дружины представляли славяне.

С XIII в., когда наем зарубежных воинов на Руси прекратился, значение этого термина вновь изменилось. По В.И. Далю, слово варяг уже означало «скупщик всячины по деревням… перекупщик… коробейник». Киевляне же вплоть до XI в. варягами называли всех новгородцев.

Использование термина «варяг» для обозначения жителей Скандинавии является творчеством норманистов. В торговом Новгороде хорошо знали жителей соседних стран и называли их свеи, норманны, даны и т. д. В летописи, которую использовали норманисты, эти народы также четко названы свеи, норманы, даны, англы и т. д.

Российский исследователь В.Н. Демин обосновал версию о том, что термин варяг означает «солнцепоклонник».

В Германии варягов (иногда их называли варинами) относили к славянским племенам вандалов и венедов. Некоторые немецкие и польские историки, изучавшие более ранние исторические и генеалогические хроники, пришли к выводу, что указанные племена являются родственными.

Германский историк-хронист Гельмгольд в своей работе «Славянская хроника», впервые изданной во Франкфурте в 1556 г., упоминает государство Вагрия, которое, по его мнению, находилось на южном побережье Балтийского моря и было населено ваграми. Он пишет, что главным городом в земле вагров явлется «Альденбург, тот, что на славянском языке зовётся Старигард, то есть “старый город”, расположен в земле вагров, на западной стороне Балтийского моря, и является пределом Славии… Город же этот… некогда населяли храбрейшие мужи, так как, находясь на переднем крае всей Славии, они имели соседями датчан и саксов и все военные столкновения или сами первыми начинали, или, если нападали другие, принимали удар на себя» (90).

Другой немецкий историк, Сигизмунд Герберштейн, в 1526 г. посетил Русь в качестве венского посланника и после возвращения издал обстоятельный труд «Записки о Московии». Он пишет, что на южном побережье Балтики ранее был «знаменитый город Вагрия» и что по имени этого города славяне и Балтийское море называли Варяжским. С. Герберштейн в своей работе сообщает, что, согласно русским летописям, именно отсюда и происходит новгородский князь Рюрик.

Известный просветитель немецкий учёный Г.В. Лейбниц предполагал, что варяг – это искажённое производное от названия Вагрии. Он пишет, что в IX в. там жили племена одритов, но позднее эта область была подчинена норманнами и датчанами.

О варягах, как славянах, упоминали французские и польские историки Средневековья.

Французский учёный Клод Дюре в 1613 г. издал в Кёльне «Всеобщий исторический словарь». В нем он указывает, что «варяги были тождественны вандалам, которых также называли вендами».

Польский историк Станислав Сарницкий в труде «Польские анналы», изданном в Кракове в 1587 г., сообщает, что венды, населявшие южное побережье Варяжского моря, являются предками русов.

Другой польский историк, М. Стрыйковский, в работе «Хроника польская, литовская, жмудская и… Руси», изданной в Варшаве в 1582 г., отмечал, что «издавна славный город Вагрия, основанный недалеко от Любека вандалитами», являлся местом, откуда «руссаки выбирали себе князей из этих вагров или варягов и вандалитов».

Таким образом, западноевропейские историки и дипломаты до распространения норманнской теории достаточно уверенно определяли население Южной Прибалтики, в том числе и варгов (варягов), как славян. Вышеприведенные высказывания средневековых историков и дипломатов, подтверждающих, что балтийские варяги – это славяне, – лишь только часть свидетельств о славянстве варягов русских летописей.

Историк Л.П. Грот (Швеция) выдвинула новую гипотезу о летописных варягах. Она предполагает, что варяги – это прямые потомки праиндоевропейского населения севера Восточной Европы. Об этом, по ее мнению, свидетельствует наличие в древнерусском языке «субстрата дославянского языка, языка праиндоевропейского народа», проживавшего в полосе от Урала до Южной Балтики. От них пришедшие с юга славяне, смешавшись с народом, сохранившим язык их общих предков, и восприняли топонимику района, частично лексику и верования. Л.П. Грот обращает внимание на большое количество топонимов, особенно гидронимов, в указанном районе с корнем вар. Причем их количество в Новгородской и Архангельской областях в несколько раз больше, чем в Южной Прибалтике.

В какой-то степени версию Л.П. Грот подтверждает исследователь псковских и новгородских берестяных грамот А.А. Зализняк. По его мнению, истоки новгородско-псковского диалекта должны отыскиваться на праславянском уровне в праиндоевропейском языке.

Советский и российский историк А.Г. Кузьмин отмечает, что корень «вар» в индоевропейских языках издревле связан с обозначением воды, водных пространств. То есть можно полагать, что варяги – это люди, живущие у моря, поморяне. Возможно, это и имел в виду летописец, когда писал, что те варяги (поморяне) и звались русью.

В Повести временных лет о варягах написано: «Сице бо ся зваху тьи варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзие же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си». В этой летописи достаточно четко обозначено, что варяги – это не этническая принадлежность, а жители приморья и островов. На современном языке приведенная из летописи фраза звучит примерно так: «Зовутся те варяги (приморцы) – русь, как другие – (варяги, приморцы) – шведы, норвежцы, англичане». Когда составлялась Повесть временных лет, в Киеве варягами уже называли воинов – наемников.

В XIV–XVI вв., когда летописи переписывались, этот термин имел уже значение, указанное В.И. Далем. Поэтому и потребовалось уточнение, что такие варяги. Для новгородцев в период написания летописей такое уточнение не требовалось.

Норманисты же утверждают, что приведенная выше фраза указывает на то, что под варягами в летописи подразумеваются скандинавы. Байер не оспаривал, что варяги жили на южном побережье Балтики, но он полагал, что этой территорией в то время владели норманны и жили шведы – русы. Но это противоречит как немецким и польским хроникам (их непосредственных соседей), так и шведским историческим источникам.

В Новгородской первой летописи достаточно четко написано: «Варяги – мужи словене». Русский историк С.А. Гедеонов в своем двухтомном труде «Варяги и Русь» также относит варягов к прибалтийским славянам – ваграм. Первый русский историк В.К. Тредиаковский указывает, что «варяги – русы словенского звания, рода и языка».

На конкретного адресата обращения новгородцев указывает Воскресенская летопись. В ней указывается, что создателем государства по побережью и в бассейне реки Неман является легендарный Прус «и до сего часа по имени его зовется Прусская земля. А от Пруса четвертое на десять колено Рюрикъ».

Заметим, что легендарный торговый гость Садко также назван «варяжским гостем», но никто не объявляет его норманном. В том же Лаврентьевском списке, используемом норманистами, буквально сразу после фразы о прибытии Рюрика следует сообщение о том, что и сами новгородцы являются потомками варягов: «Ти суть людье ноугородцы от рода варяжска». Это наиболее вероятно напоминание о том, что пришли новгородцы на Волхов с Поморья (то есть с побережья, из Вагрии). Норманисты такую характеристику происхождения новгородцев, приведенную в том же списке летописи, который они используют, игнорируют.

В настоящее время у археологов и лингвистов нет сомнений в том, что древние новгородцы – это западные славяне, которые довольно давно отделились от основной массы западнославянского населения. Путь их с берегов Вислы на Ильмень-озеро четко прослеживается по многим характерным признакам. О происхождении новгородцев из балтийских славян свидетельствует анализ результатов раскопок в Новгороде и Пскове (домостроительство, фортификационные сооружения, антропологические материалы и др.). Язык новгородских берестяных грамот, по оценке филологов, также указывает на западнославянские корни новгородцев. Краниологические материалы свидетельствуют, что наиболее близки к новгородским славянам балтийские славяне, в том числе и ободриты.

Русский историк В.Н. Татищев в своем труде по истории России отмечает, что, согласно шведским источникам, «славяне из Вандалии в Северную Русь около 550 лет по Христе пришли… безсумненно письмо имели и с собой в Русь принесли».

Он пишет также: «Другие того дивнее, что рассказывают, якобы в Руси до Владимира никакого письма не имели, следственно древних дел писать не могли, обосновывая это тем, что Нестор более 150 лет после Владимира писал, но никоего прежнего писателя истории не воспоминает. Впрочем, это мнение, думается, от таких произошло, которые не только других древних славянских и русских историй в Руси, но даже оную Несторову никогда не видели или читая понять и рассудить не могли, как, видимо, и преславный писатель Байер, который хотя в древностях иностранных весьма был сведущим, но в русских много погрешало… Подлинно же славяне задолго до Христа и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, в чем нам многие древние писатели свидетельствуют и, во-первых, то, что вообще о всех славянах рассказывается» (95).

Со временем земли бывшей Вагрии были захвачены немцами, и термин «варяги» потерял географический смысл. Поэтому более поздние переписчики Повести временных лет, сообщая о посольстве новгородцев за Рюриком, пишут, что они «пошли к немцам», а в некоторых списках, а также в «Сказании о князьях владимирских» – в Пруссию. Это довольно точно указывает географический адресат посольства новгородцев. Кстати, в этом «Сказании…» для усиления авторитета рода киевских князей Рюрик объявлен потомком Александра Македонского.

Размещение народов на территории Скандинавии в IX в. отличалось от их расселения в начале XII в., когда была написана Повесть временных лет.

В IX в. норманны (предки норвежцев) жили в юго-западной части Скандинавии, даны (предки датчан) занимали полуостров Ютландия, Датский архипелаг и юго-восточный выступ Скандинавии. Севернее данов располагались свеи (шведы).

Шведы в это время еще только осваивали восточное побережье Ботнического залива. Здесь находились лишь их редкие опорные пункты. В начале IX в. шведы заложили свой первый торговый пункт на Северном побережье Финского залива (будущий город Турку) и около 850 г. – другой, на восточном побережье Прибалтики, в районе современного города и порта Лиепая.

Скандинавские саги сообщают о периодических набегах отрядов датчан и шведов на восточное побережье Балтики, в первую очередь на земли эстов (Эстландия) и куршей (Курландия). Причем эти набеги не всегда были успешными. Так, в первом набеге на эстов в начале VII в. конунга Ингвара шведы были разбиты, а сам конунг Ингвар погиб. В сагах также отмечены и набеги эстонских викингов на шведское побережье (113. С. 30–32).

Отдельные шведские отряды также проникали на побережье Ладожского и Онежского озер, где, вероятно, занимались грабежом во владениях Новгорода. Эти отряды, по-видимому, были достаточно крупными, так как они смогли нанести поражение дружине новгородского князя Буривоя – отца князя Гостомысла.

Первые набеги на «Восточные земли» (так указано в сагах) связаны с шведским конунгом Эйриком Упсальским. Саги сообщают, что он совершил несколько летних набегов на восток. По мнению известного историка Б. Нермана, эти походы Эйрика относятся к 850–860 гг. Скандинавские источники отмечают, что действия шведских походов на восток носили исключительно набеговый характер. Целью набегов был грабеж приморских селений и получение откупа от грабежей (дани) с ближайших к ним селений. Возможно, именно о набегах Эйрика Упсальского и сообщает Повесть временных лет. В шведских источниках упоминается еще поход в Восточную Прибалтику во второй половине IX в. некоего конунга Регнвальда. Ни о каких-либо походах как шведов, так и других скандинавов на восток с целью захвата земель и строительства каких-либо крепостей в скандинавских источниках не упоминается.

Археологи отмечают наличие нескольких шведских могильников в Восточной Прибалтике (в частности, вблизи Лиепаи), относящихся к VII–VIII вв., однако каких-либо следов постоянных скандинавских колоний или факторий на восточном побережье Балтики археологи не обнаружено (Там же. С. 33).

Движение скандинавских народов на восток началось после формирования у них единых государств – Дании (середина X в.), Швеции (начало XI в.), Норвегии (середина XI в.). Швеция была объединена в единое королевство (Свитьод) при Улафе Шетконунге в начале XI в., тогда же Улаф с дружиной принял и христинство. С этого времени отмечается экспансия Дании в земли поморских славян и Восточную Прибалтику, а Швеции – в Финляндию, Карелию и Эстонию.

То есть скандинавы не могли создать государство славян в Северо-Западной Руси, так как они к этому времени еще и свои национальные государства не сформировали. В этот период в Скандинавии существовало множество небольших «дружинных государственных образований» во главе с избираемым дружиной предводителем – конунгом (rex в германских источниках)

Первое же сообщение о посещении норвежцами восточного побережья Прибалтики относится только к 80-м гг. IX в., когда норвежский мореход Вульфстан достиг устья Западной Двины, о чем он сообщил как об открытии новых земель (73). К концу IX в. относятся и первые упоминания Руси в сагах, под названием Gardarika.

Для новгородцев из Волхова идти «за море» означало пересечь море и не только в западном направлении, но и в южном, то есть на южное побережье Балтики к родственному народу ваграм (по летописи варягам – русам). Торговый Новгород был знаком и со свеями, и с данами, и с норманнами, знал их разбойничьи повадки. Новгородцы не раз отбивали их нападения на свои северные владения. Шведы к этому времени завершали покорение финских племен и вышли к Северному Приладожью. Дальше перед ними лежали новгородские земли. Новгородская республика знала намерения своих северных соседей, и она никогда не нанимала их в князья. Новгород знал также Рюрика и то, что он воевал с данами и свеями. Такой князь и был нужен новгородцам в то время.

Из всего изложенного следует, что варяги летописи – это славяне южного побережья Балтики.

Все положения норманской теории базируются исключительно на предположениях.

Г.З. Байер для объявления варягов скандинавами использовал сообщение, записанное в «Бертинских анналах» (хроники времен Франкской империи) под 839 г. В нем сообщается о прибытии представителей народа рос (rhos) в составе посольства византийского императора Феофила к франкскому императору Людовику I. Феофил просил Людовика помочь им «через его империию безопасно вернуться (на родину) так как путь, по которому они прибыли в Константинополь пролегал по землям варварским и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов (вероятно, имеются в виду печенеги, появившиеся к этому времени в Приднепровских степях) и он не желал бы, чтобы они, возвращаясь этим путем, подвергались опасности». Людовик же предположил, что эти представители народа «рос» относятся к враждебной для него народности свеонской (Sueonum) и являются разведчиками. Свои опасения Людовик сообщил Феофилу, а также что он «решил задержать их у себя, чтобы можно было достоверно выяснить, с добрыми ли намерениями они пришли туда или нет и если они окажутся людьми благожелательными… то они будут отправлены на родину с охраной». Если его предположение подтвердится, то он вышлет этих представителей обратно к Феофилу, чтобы тот сам принял решение об их дальнейшей участи.

Результаты проверки посольства представителей народа phos и их судьба неизвестны. Тем не менее этого сообщения оказалось достаточно Г.З. Байеру и его последователям для вывода, что народ rhos – это шведы и, следовательно, указанные в ПВЛ варяги-русы – это шведы.

Однако сам текст «Бертинских анналов» свидетельствует о противоположном. Людовик I заподозрил, что под видом послов народа rhos скрываются лазутчики народа Sueonum (по мнению норманистов – шведов), а из этого следует, что народ rhos не относится к народу Sueonum, ибо нельзя скрываться под своим именем.

Кстати, самоназвание шведов – svenskar, немцы их называют «shcweden», англичане – «swedens», славяне – свеи.

А.Г. Кузьмин выявил, что термином Sueonum во Франкской империи в IX в. называли жителей Южной Прибалтики независимо от их национальной или племенной принадлежности, а предков шведов они называли «свевами». Свевы во времена Людовика I проживали в средней части современной Швеции. Людовик с ними не воевал и не мог воевать, так как их отделяло от него Балтийское море и южное побережье Балтики, населенное преимущественно славянскими племенами, в том числе и ободричами. Вот с ними-то как раз франки и воевали. Гостомысл – старший брат Рюрика и погиб в войнах с франками. Именно с прибалтийскими славянами и могли спутать посольство русов при дворе Людовика I, поскольку еще Иордан отмечал, что славяне одинаковы по языку и обычаям.

Г.З. Байер допустил ошибку в прочтении «Бертинских анналов». Определенного созвучия в словах sueonum и «шведы» для него и его последователей оказалось достаточно, чтобы объявить Рюрика скандинавом.

Кроме того, в послании императора Феофила содержится еще одно опровержение предположения Байера, что народ «рос» – это шведы. В этом послании владетель народа «рос» назван хаканом. Такой титул в Византии использовался только по отношению к Хазарскому и Тюркскому каганатам и Руси. Он означал верховного владыку независимого государства, в состав которого входили и иные государственные или племенные формирования. По отношению к Руси титул «Русский хаган» использовался в византийских хрониках уже с VII в. (63). О том, что царь русов (Поднепровья) зовется «хакан» сообщает и арабский географ Ибн-Руст. Также и Абдаллах Ибн Хордабег пишет в 847 г. (то есть восьмью годами позже записи в «Бертинских анналах»), что у русов «есть царь, называемый хакан русов». На Руси титул «каган» соответствовал великому князю, поскольку были и иные князья. В договорах Руси с Византией упоминаются «светлые князья» и просто «князья», находящиеся «под рукой» великого князя. В «Слове о Законе и Благодати», написанном в 30-х годах XI в., киевский князь Владимир Святославич назван «великим каганом нашей земли». Титул «хакан» в ПВЛ применялся к Ярославу Мудрому и его сыновьям. Использование же в Византии титула «хакан» по отношению к скандинавским предводителям не отмечено.

Представляется невероятным, что какой-либо из предводителей небольшого государственного формирования предков шведов (ярл или конунг, а их в будущей Швеции было несколько десятков) мог послать своих разведчиков в Константинополь, где они выдали бы себя за представителей народа «рус» с целью проникнуть ко двору Людовика I. Напомним, что шведского королевства еще не было. А в Византии к этому времени уже хорошо знали русов Причерноморья и Приазовья. Русы не только торговали и воевали с Византией, но в отдельных случаях были и ее союзниками. В столице Византии постоянно находились купцы русов. Об этом свидетельствуют византийские хроники. Да и разведка в Византии была поставлена неплохо. Поэтому в Константинополе не могли перепутать русов-славян с предками шведов.

Да и не было необходимости предкам шведов посылать своих разведчиков таким кружным путем. У них давно были налажены контакты через Балтийское и Северное моря. Известно, что в 830 г. Бьерн – конунг свевов, проживавших в Средней Швеции (Свеаланд), послал посольство к Людовику с просьбой о присылке к нему священников для проповеди христианства. И Людовик Благочестивый послал к свевам епископа Ансгара, который вернулся через год, не достигнув особых успехов, однако первую церковь в Швеции в г. Бирки он построил. Время для христианизации шведов еще не пришло. Христианизация Швеции началась в начале XI в., после ее объединения в единое государство.

Таким образом, первый аргумент обоснования норманнской теории, что народ «рос», упомянутый в «Бертинских анналах», – это шведы, ошибочен, а следовательно, ошибочно и предположение, что «варяги-русы» Повести временных лет – шведы. Да и не найдено «росов» среди скандинавских племен. Были среди будущих шведов еты, геты, свевы и др., только русов не было.

Из вышеизложенного следует вывод, что запись в «Бертинских анналах» 839 г. о народе rhos не может служить основанием для объявления «варягов-русов» Повести временных лет шведами или иными скандинавами.

Следующий аргумент норманистов – это якобы скандинавские имена бояр князей Олега и Игоря.

В договорах Византии с великим киевским князем Олегом, а позднее и великим киевским князем Игорем упоминаются имена их ближайших бояр. Многие эти имена не имеют смыслового содержания в современном русском языке. Поэтому норманисты объявили их скандинавскими. Однако в Скандинавии таких имен также не существовало, и они также не имеют смыслового значения. Еще М.В. Ломоносов обратил внимание на то, что в скандинавских языках имена бояр Олега и Игоря не имеют никакого смыслового значения: «Сии имена не имеют никакого знаменования» (70. С. 30, 31). Он пришел к выводу, что теоретики норманизма просто перекроили искаженные в договорах славянские дохристианские имена на скандинавский лад.

Проведенное А.Г. Кузьминым исследование имен бояр, указанных в договорах с Византией, показало, что две трети их имеют западнославянские, кельтские и иранские корни. По его мнению, некоторые из имен бояр явно принадлежат финно-угорским племенам, которые входили в состав русских княжеств. Три имени явно эстонские. Часть имен бояр имеют иллирийские корни. Происхождение некоторых имен нельзя объяснить однозначно. Чисто скандинавских имен в упомянутых договорах нет, поэтому нет и оснований для объявления имен бояр Олега и Игоря скандинавскими.

Впрочем, исследователи слов-имен отмечают, что у германских и славянских племен был распростанен обычай брать понравившиеся по звучанию имена из соседних племен. Поэтому не всегда имя соответствует национальности его носителя. У нас и в настоящее время значительная часть населения носит имена, перенятые у других народов.

Заметим, что в X–XI вв. в составе дружин русских князей служило немало профессиональных воинов-наемников и из других стран, в том числе и скандинавских. Археологические исследования подтверждают наличие в составе русских дружин представителей северогерманских племен, но только со второй половины X в., со времен Владимира Мономаха. В некоторых захоронениях на Руси обнаружены мечи предположительно скандинавского производства. Однако это еще не означает, что они однозначно принадлежали скандинавам. Русские купцы закупали в Скандинавских землях мечи и иное вооружение, а туда поставляли русские изделия, в том числе и мечи и в больших количествах изделия гончарного производства.

Кстати, тексты договоров киевских князей Олега и Игоря с Византией свидетельствуют о наличии давних, задолго до Аскольда и Олега, договорных отношений Византии именно с Киевской Русью, а не с некими пришлыми варягами.

Очевидна искусственность объявления скандинавскими и названий отдельных порогов Южного Днепра. Император Византии Константин Багрянородный, описывая путь из Черного моря до Новгорода, приводит, как у него сказано, «славянские и русские» наименования Днепровских порогов. Причем те названия порогов, которые Константин Багрянородный назвал славянскими, имеют вполне понятный смысл в современном русском языке. А те, что он назвал русскими, не имеют в современном русском языке никакого смыслового значения. Поэтому норманисты сочли, что эти, «русские», наименования Днепровских порогов даны варягами-русами, которые, по их мнению, являются скандинавами – шведами. Однако ни в шведском, ни в других скандинавских языках эти наименования также не имеют никакого смыслового содержания.

Все попытки норманистов дать названиям порогов скандинавское объяснение настолько надуманны, что даже сторонник норманнской теории российский историк Г. Эверс иронизировал, что «кто-то может объяснить их и из мексиканского языка». В Повести временных лет четко сказано, что славянский и русский языки являются одним языком. И это у переписчиков летописного свода не вызывало никаких сомнений. Следовательно, в «русские» наименования порогов информаторы Константина вкладывали иной смысл, не имеющий к русам Приднепровья, и тем более к прибалтийским русам, никакого отношения. Наиболее вероятно, что «русские» наименования Днепровских порогов даны им ираноязычной частью скифов, которые в течение нескольких веков кочевали в районе между Доном и Днепром. Отметим, что название и самого Днепра состоит из двух слов – «Непра», как эту реку называли славяне, и «дан» («дон»), что у ираноязычных скифов означало «река». Археологические материалы свидетельствуют, что часть скифов переселились в лесостепную зону Приднепровья, перешли на оседлый способ жизни и постепенно смешались со славянами.

Русский историк Д.И. Иловайский нашел объяснение некоторых «русских» наименований Днепровских порогов в осетинском языке. Осетины (их предки именовались аланами) являются потомками ираноязычных скифов. Так, «русское» (по мнению Константина Багрянородного) название одного из Днепровских порогов Ессупи на старом осетинском языке означает «не спи». «Ес» на старо-осетинском означает отрицание «не». Славянское название этого порога, по Константину Багрянородному, «Не спи». То есть оба наименования по смыслу полностью совпадают. Во времена появления норманнской теории данный порог уже имел название «Будило», также близкое по смыслу с более древним «Не спи». Используя осетинский язык, Д.И. Иловайский нашел объяснение еще двух так называемых «русских» наименований Днепровских порогов. Причем по смыслу они также совпадают со славянскими названиями. Остальные «русские» наименования в их греческом написании настолько искажены, что пока никак не объяснимы.

В результате исследований Д.И. Иловайского норманисты XX в. в обоснованиях своей теории наименования Днепровских порогов практически уже не используют.

Можно предположить, что информатор Константина Багрянородного ранее бывал в Тмутараканской Руси и был знаком с местными русами. В те времена в Византии все население этой Руси называли русами (росами), хотя там проживало много народностей. Вторыми по численности в Приазовье после русов были аланы – потомки скифов и предки осетин. Во времена Хазарского каганата все население Приазовья и Кубани (будущей Тмутараканской Руси) византийцы и арабы называли хазарами, хотя оно состояло из множества народов, в том числе тюрков, русов, аланов, готов, греков, иудеев и др. Д.И. Иловайский отмечает, что языки аланов и кубанских русов в те времена были близки. В результате почти тысячелетнего проживания по соседству произошло сближение их языков, тем более что они относились к общей индоевропейской языковой группе. Возможно, поэтому и назвал информатор Константина непонятные славянам, уже чужие для них, но еще используемые названия порогов «русскими» (хотя они, вероятно, были аланскими). Кстати, в старославянском языке словово «алань» означало низменность, соответственно – аланы, или аланники, означало «жители низменности». А аланы (предки осетин) до нашествия гуннов и жили в низинной части Северного Предкавказья.

Впрочем, все это версии. Происхождение «русских» наименований Днепровских порогов Константина Багрянородного еще не определено. При очень сильных искажениях и большом желании их можно назвать и скандинавскими, и любыми другими. Но это противоречит четко и неоднократно сказанному в ПВЛ, что «русский и славянский язык един есть».

Заметим также, что применять выражение «путь из варяг в греки» к речным коммуникациям от Новгорода до Черного моря и далее в Византию ранее X в. нет оснований. Этот путь из Новгородских земель в Черное море начал функционировать только после объединения Руси, со второй половины X в. Для этого потребовалось создание волоков на суше, каналов (борозд) в болотах и углубление мелких речек по пути из Двины в Днепр. Кроме того, около волоков необходимо было построить селения для людей, которые бы обеспечивали перетаскивание судов, перевозку грузов, охрану и ремонт, снабжение продуктами. Все это потребовало немалой работы (двух-трех поколений X в.).

Для мореходов Скандинавии и Прибалтики путь в Византию проходил вокруг Европы. В отличие от славянских ладей морские суда скандинавов были непригодны для перетаскивания их по волокам из одних водных систем в другие. Кроме того, путь вокруг Европы был безопаснее, быстрее, дешевле и не зависел от времени года. В истории зафиксирован только один переход наемников-варягов (в том числе и скандинавов) по Днепру из Киева в Византию. Это отправка князем Владимиром Святославичем варягов, нанятых им для захвата власти в Киеве. И в этом случае варяги, как об этом сообщает ПВЛ, просили Владимира дать им проводников, так как этот путь в Византию был им не знаком.

Следует отметить, что в летописях национальная принадлежность варягов Владимира не указана. Первое сообщение о найме скандинавов новгородцами имеется в Эймундовой саге, написанной в XII в. В ней сообщается о найме новгородским князем Ярославом Владимировичем норманнской дружины численностью 600 человек во главе с Эймундом. В саге указывается, что Эймунд от имени своей дружины подписывал договор с Ярославом на 12 месяцев и что трижды они этот договор продляли. В договоре оговаривались условия оплаты, размещения и питания, обязанности норманнской дружины и князя. Через четыре года Ярослав договор не продлил, и норманны ушли к брату Ярослава.

Объявление варягов князя Владимира норманнами является чистым творчеством норманистов, не подтвержденным историческими материалами. Некоторые норманисты упоминание в ПВЛ о казни Владимиром двух варягов-христиан принимают за доказательство, что это были норманны. Даже выдвигают предположение, что христианство на Русь принесли норманны. Однако христианизация Скандинавских государств произошла позже, чем Руси, а славянских народов Южной Прибалтики раньше. То есть наиболее вероятно, что казненные при Владимире варяги были из Южной Прибалтики. Тем не менее среди наемников-варягов Владимира могли быть и скандинавы. Наемничество не имеет национальности.

Итак, для заявлений норманистов, что скандинавы ходили самостоятельно по Днепру и дали свои наименование Днепровским порогам, нет никаких оснований.

Скандинавские источники данное предположение норманистов также не подтверждают. Во времена Киевской Руси скандинавские купцы торговали с арабами, но использовали для этого Волжский путь, в обход владений Киевской Руси, причем они перегружали свои товары на славянские ладьи, что зафиксировано в торговых договорах.

Норманисты, несмотря на многолетние поиски в западноевропейских исторических материалах, так и не смогли найти среди северогерманских народов ни таких племен или родов, как «варяги» или «русь», ни информации о призвании или переселении каких-либо скандинавских родов к восточным славянам, ни тем более об овладении скандинавами Новгородской землей (превосходящей по размерам любое из германских государств того времени). Поэтому, чтобы доказать скандинавское происхождение слов «варяги» и «русы», они просто подбирали более или менее созвучные слова.

Поразительна изобретательность норманистов для обоснования скандинавского происхождения и слова «русь». Они подбирали отдаленно похожие на него норвежские и финские слова, игнорируя сообщения арабских, византийских и германских исторических материалов, в которых упоминается о народах «рус» и «рос», проживающих в Причерноморье и Приднепровье еще в первой половине нашего тысячелетия.

Г.З. Байер использовал для объяснения слова «русь» норвежское слово rops, которое в переводе означает «гребец». Г.Ф. Миллер взял наименование «Русь» из финского наименования Швеции Ruotsi (что на финском означает «страна гор»). А слово «варяг» Г.З. Байер вывел из скандинавского «варг» – «волк» и преподнес его как синоним слова «разбойник». Такая характеристика скандинавов со стороны их соседей, возможно, и справедлива, но сами-то себя вряд ли они так называли, и уж тем более славяне не могли их называть чужим непонятным словом. Искусственность таких обоснований норманистами слов «русь» и «варяг» очевидна.

Как было ранее сказано, наем князя с военной дружиной для обороны торгово-ремесленной республики в Новгороде было рядовым явлением как до Рюрика, так и спустя много лет после него. Приглашался князь или воевода с военной дружиной. Новгородцы заключали ряд (договор) с ним на вече, в котором определялись условия найма, права и обязанности князя, оплата, места размещения дружины. Причем несколько поколений новгородцев избирали князя из одного и того же княжеского рода. Князь Гостомысл, согласно преданиям, был девятым представителем этого рода (ободритских князей).

В случае нарушения князем условий найма договор (ряд) аннулировался. Так, например, новгородцы трижды расторгали договор с Александром Невским, несмотря на его заслуги перед Новгородом в организации отпора вторжений шведов и Ливонского ордена.

Таков же был и найм Рюрика и его дружины. Рюрик, как отмечено в сохранившихся списках, в течение 2–4 лет (данные разных летописей об этом сроке различаются) размещался со своей дружиной не в самом Новгороде, а в Старой Ладоге, то есть в крепости, прикрывавшей путь к Новгороду по реке Волхов с севера. Некоторые авторы предполагают, что Рюрик и заложил Старую Ладогу. Однако археологические раскопки свидетельствуют о том, что Старая Ладога существовала уже в VII в.

В археологических слоях Старой Ладоги, относящихся к VII в., обнаружены остатки металлолитейной печи с элементами металлообработки – шлаки, заготовки, обломки литейных форм, приспособления для изготовления проволоки, гвоздей и ладейных заклепок, клещи разных размеров, зубила, сверла, наковаленка и инструменты для изготовления украшений из бронзы и серебра. Кроме того, найдены и готовые изделия. Это означает, что еще в VII в. на месте Старой Ладоги было достаточно большое селение, так как литейное производство и мастерские были только в больших селениях. Вероятно, в нем осуществлялось строительство или ремонт судов. Дендрохронологический анализ деревьев, использовавшихся для строительства Старой Ладоги, показал, что они срублены в 612 г., то есть за 2,5 века до прибытия Рюрика. Вероятно, это селение использовалось новгородскими мореходами для стоянки и подготовки судов перед их выходом в море. Поэтому ни о каком строительстве Рюриком Старой Ладоги и речи не может быть. Она существовала минимум за 2,5 века до его прибытия. Рюриком же в Старой Ладоге, вероятно, была построена крепость для защиты от шведских набегов.

Нет оснований и для предположений, что Рюрик основал Новгород, как это преподносят норманисты, так как в Первой Новгородской летописи сообщается, что посольство к Рюрику было отправлено Новгородом. Археологические и летописные материалы свидетельствуют, что первый город на территории нынешнего Новгорода был основан не позже VIII в. и именовался Хольмгардом, то есть «городом на холме».

Рюрик, по-видимому, справился с задачей обеспечения обороны Новгорода с севера, так как во время его княжения ни новгородскими, ни шведскими источниками не зафиксировано каких-либо шведских нападений на Новгородское княжество.

В дошедших до нас списках Повести временных лет и новгородских летописях не отмечено какого-либо участия Рюрика в объединении северных славянских земель, так как они давно уже были объединены. Вообще, в летописных материалах сообщается только о приглашении Рюрика на княжение в Новгородскую землю, строительстве им крепости в Старой Ладоге в устье Волхова и о подавлении мятежа части новгородцев. Больше нет никакой информации о его деятельности как князя Новгорода. Поэтому нет никаких оснований для объявления наемного новгородского князя Рюрика объединителем северных славянских, балтийских и финно-угорских племен и строителем Новгородской Руси. Это чистейший вымысел норманистов.

Можно предположить, что Рюрик не ограничился строительством крепости в селении Старая Ладога, а совершал походы как по новгородским землям, так и по зависимым от него княжествам. Он был обязан показывать свою силу соседям, что было необходимо в те времена. Возможно, что он и присоединил к Новгородскому княжеству какие-то земли. Однако сведений о походах Рюрика нет. Только в Велесовой книге упоминается, что Рюрик ходил по Днепру, вероятно в его верховьях. Возможно, Рюрик также построил Городище вблизи озера Ильмень. Оно сейчас называется Рюриково городище. Однако связь этого городища с Рюриком сомнительна, так как это наименование появилось только в XIX в.

Материалы археологических раскопок в Новгороде, Пскове, Изборске свидетельствуют, что они как города существовали уже в VII в. При раскопках в Пскове обнаружены остатки жилого дома VIII в., мостовой, датируемой IX–X вв.

Рюрик, возможно, нарушил условия договора, поэтому в Новгороде были противники продления с ним договора после его 10-летнего правления. Согласно новгородским летописям, часть новгородцев под руководством Вадима Храброго (также внука Гостомысла от другой дочери) пыталась изгнать Рюрика. Однако эта попытка была Рюриком подавлена. Предводитель новгородской оппозиции Вадим Храбрый погиб. Часть новгородцев, участвовавших в бунте, бежала в Киевское княжество.

После смерти Рюрика (879 г.) новгородским князем был избран Олег, который усилил свою дружину и вновь вывел ее в Старую Ладогу.

Происхождение князя Олега неизвестно. По одним сведениям («Сказание о князьях Владимирских», записанное в XVI в.), он был племянником Рюрика, а согласно Иоакимовской летописи – шурином Рюрика, то есть братом жены Рюрика. Существует также версия, что Олег пришел в Новгород с юга, из Киевского княжества. Это вполне возможно, так как имена Олег и Игорь среди поморских славян не отмечаются, а среди приднепровских – не редкость.

Имена Олег и Ольга норманисты пытаются произвести от скандинавского имени Хельга. Однако более вероятно, что эти имена являются производными от древнерусских имен Вольга и Вольги (исходное – «влага», более древнее русское – «волога»). Кроме того, у восточных славян существовало мужское имя – Ольги. В любом случае превращение славянских имен Вольга и Ольги в имена Олег и Ольга более вероятно, чем из скандинавского – Хельга. Кстати, в некоторых списках с ПВЛ княгиня Ольга и именуется более древним именем Вольга, в исландских сагах Ольга созвучна не Хельге, как следовало бы из версии норманистов, а Allogia. То есть надо иметь очень большое желание и полностью игнорировать порядок изменения звуков при переходе из одного языка в другой, чтобы из имени Хельга вывести Олег, а из Ингвар – Игорь при наличии западнославянского – Игор.

Недостаточно ясно и происхождение княгини Ольги. Татищев пишет, что Ольга – внучка новгородского князя Гостомысла, Типографская летопись (список ПВЛ) сообщает, что Ольга – дочь князя Олега. В иных списках Ольга – княжна Изборская, о чем косвенно свидетельствует то, что ее личные владения находились в районе Псков – Изборск.

Князь Олег, согласно Повести временных лет, сделал первый шаг по объединению Северной и Южной Руси и освободил южные русские княжества от дани хазарам. И хотя при князе Олеге русские княжества сохраняли самостоятельность, признавая Олега только как старшего (великого) князя, начало объединению Руси было положено. В этом состоит роль Олега в истории создания Руси. Но при чем здесь скандинавы – норманны, даны или шведы?

Все положения норманнской теории были детально исследованы русскими историками Д.И. Иловайским и С.А. Гедеоновым еще в XIX в. Они убедительно доказали ее несостоятельность. В наше время материалы летописей и народных преданий (русские, украинские, белорусские) на современной базе исследованы В.Н. Деминым (31–35). Очень детально с позиций истории и филологии проанализирована аргументация норманистов известным историком А.Г. Кузьминым (60). Все эти исследования показали, что норманнская теория не имеет научной базы. Все ее обоснования носят искусственный характер и не подтверждаются ни скандинавскими, ни германскими источниками.

Нет никаких оснований приписывать норманнам и происхождение имени народа русь. Как свидетельствует Иоакимовская летопись (Новгородская, написанная ранее Несторовой), население Новгорода называлось словяны, русь, чудь и др. еще в дорюриковские времена. На черепках, различных орудиях труда, украшениях и различных предметах, найденных во время раскопок в Новгороде и других районах северо-запада России имеются надписи, выполненные еще до призвания Рюрика руницей, с наименованиями Новгородская Русь, Живина Русь, Перунова Русь, Русь Северенская, Русь Славян (111). Кстати, и активный пропагандист норманнской теории А.Л. Шлецер полагал, что имя народа русь имеет южное происхождение, не связанное со скандинавами.

Просвещенный византийский дипломат, а в последующем и патриарх Фотий (IX в.), внимательно наблюдавший за событиями, которые происходили в соседних государствах, в том числе и у восточных славян, периодически воевавших с Византией, ничего не сообщает о «призвании варягов». Фотий, рассказывая о нападении славян на Константинополь в 860 г., называет киевских славян росами и сообщает: «Эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление их соплеменников и благословно требовали и ожидали кары, равной злодеянию» (108). То есть в Византии киевлян называли росами задолго до привнесения, по версии норманистов, имени рос, рус в Киев варягами. Патриарх Фотий не просто так использовал слово «справедливо», это означало, что Византия нарушила договоры, определяющие порядок взаимоотношения с русскими купцами, которые восходят, вероятно, к договорам Византии с русичами еще в VII в.

Договоры русов о торговле с Византией, как и с Хазарией, как будет отмечено дальше, существовали задолго до Аскольда и Олега. Согласно этим договорам, с русских купцов в обоих государствах брали установленный налог – десятину. Договоры с русичами также предусматривали и определенный режим пребывания их купцов, которых византийцы называли также русами еще в доаскольдовы времена. И не путали их с норманнами.

Вот как о русских купцах пишет в 846–847 гг. арабский писатель Ибн-Хордадбех: «Что же касается купцов – русских – они же суть племя из славян, то они вывозят меха выдры, черных лисиц и мечи из дальнейших концов Славонии к Румскому (Черному) морю, и царь Рума (Византии) берет с них десятину. А если желают, то ходят на кораблях по реке Славонии (то есть Волге) проходят по заливу Хазарской столицы (г. Итиль), где владетель ее берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (Каспийскому морю) и выходят на любой берег. Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» (107. С. 111, 112). И это, по мнению норманистов, «полудикие люди»?

Обратим внимание на такую существенную деталь: эта запись сделана в 40-х гг. IX в., то есть задолго до появления Рюрика в Новгороде.

Неубедительны попытки норманистов использовать для обоснования своей теории и результаты археологических раскопок. В стремлении найти на Руси скандинавские следы некоторые норманисты даже курганы, в которых обнаружены свидетельства поклонения коню, объявляют скандинавскими захоронениями. Так можно и Аттилу с гуннами объявить скандинавами. Наличие в одном из пяти захоронений в Ярославском Поволжье значительного количества предположительно скандинавских изделий явилось достаточным для объявления о присутствии там норманнской колонии. Однако то, что почти все эти изделия – женские украшения, норманисты проигнорировали. Кроме того, эти захоронения относятся ко второй половине X в., то есть век позже призвания варягов.

Норманисты, как признак скандинавских захоронений, объявляют обнаружение в них каролингских мечей, совершенно игнорируя тот факт, что эти мечи производились не в Скандинавии, а на Рейне и были распространены по всей Европе, том числе и в Скандинавии и России. Причем производство таких мечей было освоено и на Руси. Так, в могильнике XI в. у деревни Фощеватая под Полтавой обнаружен меч, аналогичный каролингскому, с надписью «коваль Людоша».

В археологических материалах имеются предметы, которые, возможно, скандинавского происхождения, но все они найдены в слоях, относящихся к X–XI вв. Количество этих предметов, районы их обнаружения свидетельствуют о наличии торговли между Скандинавией и Русью и присутствии на Руси отдельных представителей Скандинавии (наемников, купцов, их охранников) в X–XI вв., но не о наличии правящего норманнского слоя на Руси.

Даже известный шведский археолог Х. Арбман, активный пропагандист норманнской теории, а также и основатель норманизма в археологии Т. Арне пришли к выводу, что археологические материалы не свидетельствуют об «основании государства на Руси варягами».

Вместе с тем археологические материалы свидетельствуют о ранних связях (не позже середины I тысячелетия н. э.) населения Скандинавии и Восточной Прибалтики. Проникновение и создание небольших торговых пунктов на противоположных берегах Балтики было взаимным. Однако археологические материалы не дают каких-либо оснований говорить о колонизации скандинавами восточных славян.

Краниологические исследования захоронений киевского некрополя показали разительные отличия древних киевлян от германцев. Это свидетельствует о том, что в составе дружины киевского князя было столь мало норманнов, что они не наложили какого-либо отпечатка на антропологический облик жителей города. Следовательно, никакой норманнской дружины у киевского князя не было.

Как один из аргументов, что варяги – это скандинавы, норманисты используют сообщения византийских источников XI–XII вв. о службе норманнов в варяжском отряде в Константинополе. Однако они игнорируют сообщение Лаксдэльской саги, записанной в начале XIII в. В ней четко говорится, что первым норманном, вступившим в общество «Вэрингов» (варягов) в Византии (после 1026 г.), был норманн Боле. «У нас нет предания (нам не передано), чтобы кто-нибудь из норманнов служил у константинопольского монарха прежде, чем Боле, сын Боле». Он провел там много зим… Вэринги много ценили Боле» (Труды В.Г. Василевского. Т. 1. СПб., 1908. С. 187, 188). В своих исследованиях В.Г. Василевский убедительно доказал, что в X в. в составе варяжского корпуса в Константинополе были славяне – венеды, а скандинавы появились там только в XI в., первые упоминания о них датируются 1034 г.

Фантазии некоторых норманистов выходит за пределы разумного. Путем хитроумных преобразований они уже имена славянских богов Велес и Перун производят от Один и Тор, само имя славяне от скандинавского диалектного слова slafene, означающего «слабый, подручный», а Киев от Kaup, то есть место торговли. Также объявляют скандинавскими и имена наших рек Волга, Днепр, Двина и пр. Абсурдность таких изысков очевидна.

Российскими и советскими историками давно и убедительно доказана несостоятельность норманнской гипотезы. Их аргументация настолько убедительна, что, как сообщает Б.А. Рыбаков, «на международном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 году вождь норманистов А. Стендер-Петерсен заявил в своей речи, что норманнизм как научное построение умер, так как все его аргументы разбиты, опровергнуты». Однако вместо того, чтобы приступить к объективному изучению предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал… «к созданию неонорманизма» (86).

Тем не менее в России и в настоящее время норманнская теория по-прежнему господствует как в официальных изданиях, так и в средствах массовой информации. Так, например, в цикле передач по центральному телевидению (ТВЦ: История Древней России) Рюрик объявляется объединителем северных земель восточных славян и создателем государства новгородцев.

Влияние друг на друга скандинавов и славян Северо-Западной Руси как ближайших соседей, связанных династическими узами, в X–XI вв. было взаимным. Достаточно отметить, что более 5 лет провел на Руси будущий конунг Норвежский и датский Магнус Олавссон, дважды в течение нескольких лет жил на Руси будущий конунг Норвегии Харальд Сигурдарсон (женатый на Елизавете – дочери Ярослава Мудрого), около 10 лет провел при дворе князя Владимира Святославича будущий норвежский конунг Олав Трюггвасон, немалое время провел на Руси и Олав Харальдссон, объединитель и креститель Норвегии. Причем эти скандинавы, будучи изгнанными с родины своими конкурентами, жили при дворе новгородского князя в детском и юношеском возрасте, когда восприятие культуры народа, среди которого живешь, происходит наиболее легко.

Скандинавы не оставили на Руси каких-либо следов ни в языке, ни в культуре, ни в топонимике. Что вполне естественно. Были они на Руси как наемники и сравнительно небольшой период времени. В грамотах Пскова и Новгорода среди 3400 имен только 4 скандинавских. Нет каких-либо данных о наличии на Руси скандинавской земельной собственности. Это свидетельствует о том, что скандинавы не сыграли существенной роли в истории Руси.