Читать книгу Люди в огне - Валерия Сергеевна Функ - Страница 1

1.

1830 год

Мне было семь, когда я уже мог понимать, где нахожусь, и что происходит вокруг. Жили мы тогда в небольшом доме, однако в том возрасте он казался мне просто необъятным. И с того момента, как я научился ходить, а вскоре мыслить, все углы этого места постепенно и ежедневно изучались мной. Я заглядывал в огромные шкафы, выглядевшие как истинное произведение искусства, рассматривал большие портреты с большими (в прямом смысле, с очень полной фигурой) людьми, висевшие на таких старых и ужасно гнилых гвоздях в гостиной. Я наблюдал, как эти гвозди медленно выползали из своих дыр в стене под тяжестью таких громадных штук. Иногда было даже немного страшно. Ведь вдруг одна из них упадет. Тогда мама сильно разозлится. И я, уже в том раннем возрасте, понимал, что в этом она обвинит меня. В гневе она страшна, и лучше с ней вообще никому не связываться. Я не понимал до определенного времени, кто она и чем занимается. На ней практически никогда не было той теплой улыбки, что обычно все мамы дарят своим детям. Нет, она всегда была суровой, загадочной. Интересной и такой же загадочной мне казалась ее одежда, точнее куча черных балахон, перемотанных одна на другую, просто миллион кулонов и различных подвесок на груди, целая груда драгоценных камней на каждом пальце.

Порой я думал, что меня подкинули в этот дом, и эти люди мне совершенно никто. Также как и матери, отцу было далеко не до меня. Он дни напролет проводил в нашей библиотеке (однажды, обнаружив его там, я больше не видел, чтобы он еще куда-нибудь ходил). В голове не укладывалось, как же он так не ест и не ходит в уборную. Может быть, мама приносила ему еды. О том, чем же занимается отец, я также не ведал. Изредка, проходя мимо библиотеки, я заглядывал внутрь: он то сгрызал до костей свой карандаш, уткнувшись в какую-то из книг, то что-то судорожно печатал на печатной машинке, отчего то и дело слышалось, как отскакивали строчки. Наверное, он писатель? Я решил, что пускай так оно и будет.

Я совсем не помню своего младенчества, наверное, как и многие другие люди. Поэтому я не знаю, были ли мои родители такими всегда, или же они меня когда-то любили и ухаживали за мной. Днём в поместье было достаточно солнечно и светло, спасало огромное количество окон. Они отсутствовали, пожалуй, только в библиотеке и в комнате мамы. Эту комнату я так же, как и библиотеку, практически никогда не посещал. Когда мама покидала свою комнату, и дверь оставалась открытой, я мог заметить, что там очень темно, и свет создавали только свечи, расставленные повсюду. Мама не запрещала мне заходить. Точнее, я не знаю, запрещала бы, если бы я хотел. Но я не хотел. Как и говорилось ранее, я каждый день изучал наше скромное поместье, и мне нравилось такое огромное количество света, как лучи солнца играли по блестящему сервизу на кухне, освещали лица некогда живших здесь людей, как величественно блестел рояль в гостиной. Жаль, я не умел играть на нём. Он был моей любимой вещью в доме, потому как я то и дело крутился возле него, жал на клавиши, смотрел, что под крышкой. И постоянно мечтал, что всё же научусь.

Но всё это было днём. Я любил и одновременно ненавидел закат. Любил за невероятную красоту. Из окна моей комнаты его было прекрасно видно, видно каждый переход, вся палитра цветов. Но ненавидел за то, что солнце рано или поздно уходило за горизонт. И наступала ночь. Наступала темнота. Она поглощала дивный зеленый лес, нашу лужайку и наконец, всё поместье накрывала ночь. Почему-то я никогда не верил во что-то сверхъестественное. Мне это мнение никто не прививал и не настаивал на том, что призраков не существует. Но, не смотря на всё, это ощущение пришло само собой. Однако каждую ночь, лёжа в кровати, я слышал различные звуки. Какой-то постоянный топот, шум и скрип старых досок дома. Будто в гости к нам пожаловало несколько непослушных детей, бегающих из одного крыла поместья в другое. Я медленно подходил к двери, прижавшись ухом к деревянной поверхности. И слышал этот топот. Затем, собрав всю волю в кулак, я наклонялся ниже и одним глазком заглядывал в замочную скважину. Там я всегда видел лишь темноту, и где-то в глубине души каждый такой раз испытывал облегчение. Да, я по-прежнему не верил в нечто волшебное, или еще что-то подобное, но эти звуки не смог бы объяснить. Я надеялся, что став старше, у меня хватит смелости в очередной такой раз выйти из комнаты и выяснить, откуда создается этот шум. Бывало, что одним топотом не ограничивалось. Однажды ночью я проснулся от того, что моя кровать буквально ходила ходуном. Мне показалось, что это землетрясение. Стало жутко, но выходить из комнаты мне не захотелось. И примерно через полчаса всё утихло.

Да, по ночам происходило что-то непонятное, но днём всё снова вставало на свои места. Днём я чувствовал себя в безопасности. Просыпаясь утром, я с наслаждением осознавал, что начинается очередной осмотр нашего поместья, что еще так много осталось неизведанных уголков. Меня не пугало одинокое нахождение в доме. Наверное, уверенность в собственной безопасности мне придавали солнечные лучи, освещающие любое укромное место. Днём никогда не происходило чего-то странного.

В коридоре я почувствовал запах выпечки. Только потому, что мама всегда готовила еду, мне удавалось отбросить мысль о том, что она нечеловеческое существо. Правда, все вместе, семьей, мы никогда не завтракали, и не обедали. Просто мама оставляла еду на кухне, наверное, чтобы я не умер от голода. Я поспешил на приятный запах. Но, зайдя на кухню, неожиданно вскрикнул, увидев незнакомую женщину.

– О, прости малыш, я тебя напугала? ― женщина обернулась ко мне лицом. Ещё со спины я смог понять, что она полного телосложения, в простых одеяниях. Когда же она повернулась, я увидел её смуглое лицо и русые волосы, торчащие испод платка. Я отметил её крупные черты лица: глаза были большие, губы довольно пухлые. На вид она была молода, но тогда я не мог точно определить возраст.

– Кто вы? ― у меня не нашлось другого вопроса.

– Меня зовут Василиса, я буду работать в Вашем доме. Точнее, я уже работала здесь, когда ещё прежние хозяева жили. Потом мне пришлось уехать к матери, болеет она у меня. А когда вернулась, здесь уже вы, ― грустно улыбнулась она. ― Идти мне некуда, вот и объяснилась твоей маме, что да как. Она долго и не раздумывала, это радует. Садись за стол, голоден, наверное! Я блинов напекла, ― с этими словами она молча поставила тарелку блинов на стол и налила чай.

– Спасибо.

Когда я сел за стол, она ушла. Есть не стала. Наверное, поела ещё до меня. А блинов я давно не ел, на вкус они были изумительны. Было необычно наблюдать ещё кого-то в этом старом, казалось, Богом забытом доме, но на душе стало спокойнее, что есть кто-то ещё. Рано или поздно, но с Василисой мы конечно подружились. Ведь в доме, можно сказать, мы были единственными «живыми» душами, в то время, как ни отца, ни матери, практически не было видно. Василиса регулярно носила им обеды и ужины, что меня, несомненно, успокаивало. С голода не помрут. Я по-прежнему каждый день изучал дом, но теперь ещё и вместе с моей новой подругой. Постоянно устраивал ей экскурсии, показывал необычные находки, и тайные комнаты, что были закрыты на замок, и неизвестно, что находилось внутри. Она, в свою очередь, когда мне исполнилось восемь, начала учить меня чтению и письму, за что я ей безмерно благодарен. Она говорила, что прежние хозяева были добрейшей души люди, и что дали ей возможность получить образование в школе. В захлестнувшей меня эйфории я спросил её, а смогла бы она научить меня игре на рояле. Но, к моему огромному сожалению, она тоже не умела играть.

Что касалось ночного шума, то об этом речь никогда не заходила. Она ни разу не спрашивала про топот или дребезжащие стены, а сам я как-то и спросить не решался. Может она не слышит, может, крепко спит. Такому крепкому сну можно было только позавидовать. Раз уж не слышит, я, наверное, напугал бы её такими заявлениями. И, пожалуй, ей бы захотелось уйти. Этого я не мог допустить. В одну из ночей я проснулся от очередного жуткого топота и скрипучих досок. Постепенно, мне уже начинало мерещиться, что я слышу смех этих мерзких детишек. Но, сразу же, переубеждал себя, что это всё фантазии. По привычке, услышав эти звуки, я немного погодя, подходил к двери, чтобы послушать и заглянуть в замочную скважину. Все эти движения уже были отточены до автоматизма, так же, как и дневное обследование особняка. Поэтому, в тысячный раз не увидев никого за дверью, я поспешил вернуться в постель. Но только мне стоило развернуться, как по телу, словно молнией, разразился стук в дверь. Он не был таким громким, как возможно показалось бы. Но в этой ситуации для меня это был словно раскат грома. Я с ужасом замер на месте, не в силах двинуться. Стук повторился, заставляя моё тело сжиматься всё больше и больше. Немного погодя, мне всё-таки удалось совладать с собой и подойти к двери. Надо выяснить, что, чёрт возьми, там происходит.

– Кто здесь? ― предательски дрожащим голосом произнёс я.

– Серёжа, это я, Василиса.

С великим облегчением я распахнул дверь, когда моя подруга чуть ли не сбила меня с ног. Выглядела она довольно испугано, отчего можно было догадаться, что что-то случилось. Она сама закрыла дверь моей комнаты, затем прошла к окну (уж не знаю, кого она там высматривала), и, наконец, села на край моей постели. Когда молчание превысило более нескольких минут, она всё же начала.

– Серёжа, всё это очень странно. Не хочу тебя пугать, но самой мне жутко до самых костей. Я слышу какой-то шум в коридорах. В прежние времена такого не было. Да и света по ночам было больше. Пришлось взять с собой свечу, ― она рукой указала на маленький источник света, расположившийся на столике около входной двери, а мой взгляд был прикован только к ней. ― Так бы и заблудилась в такой темноте. Так вот. Я слышала шаги. Да, это определенно было похоже на шаги. Множество людских шагов. Поначалу, интерес одолел меня больше, нежели страх, потому как я подумала, что возможно, в доме гости. Пускай и такие поздние, кто ж знает новых хозяев.

– Но никакие это не гости, ― неожиданно для самого себя, эти слова выскочили наружу.

– Боже, малыш, ты тоже слышал этот шум? ― Василиса с искренним сожалением и одновременно испугом посмотрела на меня.

– Еще как, ― я не верил в призраков, но почему же мороз по коже бегал от этих мыслей? ― Я не знаю, кто там ходит, но сам выходить никогда не решался, как же у тебя хватило смелости?

– Ну, малыш, если кто-то мешает мне спать, усмирить этих мерзавцев у меня смелости хватит, ― Василиса усмехнулась, немного разбавив сегодняшнюю напряженную обстановку. ― Звук становился настолько громким, что терпеть не было мочи, и я вышла наружу. В коридорах у вас так темно. К тебе я пошла не сразу. Не обнаружив никого за дверью, я конечно удивилась. Решила сходить в гостиную, затем на кухню. Никого. И самое главное, звуки пропали. Будто спрятались. После такого в комнату возвращаться не хотелось, вот и решила проведать тебя.

Мы захотели сменить тему, и, поговорив еще немного о совершенно незначимых вещах, смогли заснуть. Яркий солнечный луч ослепил мои закрытые глаза, оттого я проснулся, с облегчением осознав, что наступило утро. Василисы рядом не оказалось. Накинув на себя тёплую рубаху, я отправился на кухню. Всё было как обычно, словно день сурка. Я снова проходил мимо маминой приоткрытой комнаты, мог наблюдать кромешную темноту и в очередной раз размышлять, какие же плотные шторы могут скрыть такой яркий солнечный свет. Я не знаю, что произошло. Может быть, я повзрослел, и мне хотелось узнать больше, нежели каждый день, проходя здесь, закрывать на всё глаза. Во всяком случае, в этот день я вдруг решил внести новое действие в мой привычный уклад. Остановившись возле двери, мой взгляд пал на эту небольшую щель. Мамы не было там, иначе дверь была бы заперта. Страха не было. Я даже забыл, что по возвращению мама может сильно разгневаться. Ведь я не знал, можно ли мне сюда вообще заходить. Я не стал сильно раскрывать дверь, и пролез в это небольшое отверстие. Хорошо, что свечей здесь было достаточно, чтобы как-то осветить помещение. К моему удивлению, в комнате стоял откровенный беспорядок. Всё будто с ног на голову перевёрнуто. Книги вываливались из заполненного шкафа, отчего его было уже не закрыть. Одежды как таковой я не увидел, судя по всему, мама не меняла её. Не скажу, что мне здесь было уютно. В этом помещении было гораздо холоднее, чем во всём доме. Даже камин не спасал. Подняв голову чуть выше, я увидел огромный портрет. Снова портреты. Но в этот раз я смог разглядеть знакомые лица. Это мои родители. Я бы сказал, выглядели они здесь моложе, чем сейчас. Но лица такие же угрюмые, какими я их всегда помнил. Кровать, стоящая посередине комнаты, уже явно давно не заправлялась. И тут мне подумалось, а спит ли моя мать вообще. Странная мысль. В углу я увидел столик с зеркалом. Снова свечи и море книг повсюду. Единственный ящик, расположенный под столиком, был заперт. Я посмотрел на зеркало. Какие-то непонятные символы были нарисованы на стекле. Со временем от этой гнетущей атмосферы у меня заболела голова. Мне стало жутко неприятно находиться здесь. Снова подняв голову после одолевшей меня резкой боли, по телу будто бы прокатился разряд тока. В зеркале я отчетливо смог разглядеть силуэт. И, мгновенно развернувшись, увидел, как в дверном проёме стояла мама.