Читать книгу Люди в огне - Валерия Сергеевна Функ - Страница 2

2.

Какой-то необъяснимый ступор охватил меня, потому тело совсем не слушалось, и я не мог пошевелиться, наблюдая за матерью в зеркале. Она же не проронила ни слова. Постояв с минуту в дверном проеме, она рывком шагнула в коридор и захлопнула дверь за собой. Мне показалось, что в комнате стало в разы темнее, а в качестве освещения теперь остались лишь свечи, во всю свою силу пытавшиеся спасти от мрака некоторые участки комнаты. Спустя время тело, наконец, оттаяло, и я мог двигаться. Но тревога внутри не покидала меня в этом месте ни на секунду. Почти бегом я оказался у двери, но попытавшись ее открыть, понял, что оказался заперт. Зачем она это сделала? Тревога росла. Я чувствовал, как слёзы начинают предательски просачиваться и дыхание тяжелеет. Я прекрасно знал, что именно эта комната являлась очагом всех странных звуков, ходивших по дому каждую ночь. Спустя пару минут я всё-таки попытался взять себя в руки и не поднимать паники, ведь мама всегда только здесь. Я почему-то подумал, что она не может долго находиться где-то еще. Поэтому внутри теплилась надежда, что она скоро вернется.

Всё то время, что я находился здесь, мысли то и дело бегали из угла в угол моей маленькой головы. Я думал о Василисе, что возможно она начнет меня искать. Если вдруг мама не захочет вернуться. Думал о маме. Мы ведь так сильно не близки, ужасно не близки, почти чужие люди. Я не решался спросить у мамы, почему-то никогда не решался, в чём же причина такого отношения ко мне. Может быть, что-то случилось в моем детстве? О чем я не знаю. И у кого спросить не знаю тоже. Я даже подумал об отце. ( В какой-то момент пришла в голову странная мысль, что будто бы у него можно было это узнать). Подумал о том, как он там, в своей библиотеке? Что он пишет без конца? Может какой-то интересный рассказ. Наверное, он очень умный. Я знаю, что книги – это источник множества знаний. Стало быть, отец наверняка не упустил шанса прочесть что либо. Он любит быть один. И при малейшей попытке начать разговор, он мягко показывает мне рукой на выход и слегка кривит лицо. Это конечно не очень приятно для ребенка. Но если я выберусь из этой комнаты, то попробую еще раз добиться его внимания. Хоть мне еще и не слишком много лет, но я хочу узнать правду, так как с некоторых пор могу думать и размышлять.

Крепко приложив ухо к двери, я не слышал за ней абсолютно ничего. Ни шагов, ни разговоров. И всё думал, где же Василиса, или хотя бы мама. Какой же я идиот, надеясь, что Василиса додумается прийти сюда. Но больше я не мог ничего сделать. Не мог взломать дверь, пожалуй, потому, что был еще достаточно мал для этого. Скрепя сердце, я прошел сквозь всю эту комнату к зашторенным окнам. Странно было думать, что открыв их, передо мной предстанет дневной свет. Но увидев за шторами заколоченные напрочь окна, я был совсем ошарашен. Мороз бегал по всему телу, сверху вниз и обратно. Я дотронулся до стекла, до сих пор не веря своим глазам, и всё-таки убедился, что пригвождённые доски находятся по ту сторону от меня. Пришлось отойти к камину, потому как я окончательно продрог. Ведь никто и не готовился быть заточенным в этой тюрьме, и с утра я находился лишь в легкой рубахе. Пока грелись руки, глаза то и дело поглядывали на портрет, висевший над камином. Мне казалось, что взгляды этих людей начинали меня пугать, от этого я почти сразу возвращал свой взор на огонь.

Тогда, своим всё-таки еще детским мышлением, я не мог догадаться, каким-то образом открывать запертые ящики или искать что-то необычное. Я мог лишь наблюдать множество свечей вокруг себя и достаточно гнетущую обстановку. Меня, как ребенка, это очень пугало, что порой я долго не мог двинуться с места. Так произошло и возле камина. Около него мне было тепло, от этого тем более желания отходить, практически, не было. Поэтому я стоял почти как вкопанный, пока не услышал какие-то звуки за дверью. Это был очередной рывок к действию и ноги снова отлипли от пола. В доме у нас всегда тихо (конечно кроме ночи), поэтому я смог разобрать разговор.

– Ты почему разгуливаешь по коридорам? Завтрак уже готов? ― это был голос матери.

– Да, всё давно готово. Я как раз хотела спросить про Сережу. Не видать его с утра, в столовую не явился…, ― услышав голос Василисы, я снова оцепенел. Стучать в дверь побоялся. Побоялся гнева матери, тем более находясь в полной неуверенности от того, как она может себя повести.

– Неужели? Так пойди и разыщи его немедленно! Твое дело мыть тарелки, готовить еду и присматривать за мальчишкой! А не разгуливать подле моей комнаты! ― я слышал, как мать злится. Но она не сказала, что я здесь. Почему?

Я услышал шаги. Похоже, Василиса ушла исполнять приказ, а именно – искать меня. Но я всё еще оставался в комнате один. Однако, через пару минут снова услышал шаги, которые остановились возле комнаты. И в это же мгновение дверь открылась, явив на пороге мою матушку.

– Как же ты вырос, ― вдруг начала она. ― Я и не заметила. Да, пожалуй, я слишком много времени проводила в этом месте. Но ты очень самостоятельный мальчик, это хорошо. Тебе здесь нравится?

– Нет, здесь очень темно и намного холоднее, чем во всём доме, ― преодолев свою тревогу, наконец произнёс я. Было сложно не дрожать, то ли от этого ужасного холода, то ли от леденящего взгляда матери.

– Холод приносят с собой наши гости, мой мальчик. Это их неотъемлемая часть. Я думаю, что даже твоя дражайшая подруга Василиса смогла бы узнать некоторых из них. Им одиноко, поэтому они приходят ко мне, и мы устраиваем долгие-долгие ночи бесед и воспоминаний.

– Я не понимаю Вас, матушка, ― от незнания мне стало даже жутко.

– Пока нет. И я тебя не виню. Позже ты всё поймешь, ― после этих слов она замолчала и некоторое время просто рассматривала меня. А я так и стоял застывший на своем месте, боясь даже пальцем пошевелить. ― Василиса, наверное, тебя обыскалась, ― снова начала она, отчего я слегка вздрогнул. ― Прости, мой дорогой, но я должна была её проучить. Она просто не может спускать с тебя глаз.

– Она ни в чем не виновата, Василиса хорошая, ― осмелился ответить я, и она слегка улыбнулась, что меня крайне удивило.

– Послушай, ты можешь заходить сюда, но только днём. И только если я разрешу, ― её взгляд снова обрёл леденящий вид. ― По ночам ты должен спать и ни в коем случае не выходить из своей комнаты, ты меня понял?

Я понимающе кивнул и больше не пожелал оставаться в этом помещении. Василиса была неподалёку, когда я, наконец, выпорхнул из темницы и увидел солнечный свет. Она встретила меня в коридоре. Конечно же, она была очень взволнованна, и я это сразу заметил, но как только мы встретились, она заметно успокоилась. Мы уж было начали удаляться, и мне хотелось заговорить, как вдруг нам вслед послышалось:

– Отныне я буду ходить к своему мужу с обедами. И прошу не беспокоить его. Это касается вас обоих. Он очень занят сейчас, и неизвестно, сколько это продлится. Надеюсь на ваше понимание, ― спокойным, но с ноткой неуверенности тоном сказала мать и скрылась за дверью.

Я был невероятно ошарашен и огорчен этим фактом, ведь меня мучало столько вопросов и я был нацелен идти с ними к отцу, чтобы хоть как-то прояснить эту нашу ситуацию, о чем непременно поделился и с Василисой.

– Думаю, не стоит злить твою маму. Уже сегодня она запретила мне туда ходить, ― рассказала Василиса.

– Что вдруг произошло, ничего не понимаю, ― чуть не со злостью произнёс я.

– Сама не ведаю. Все мысли только о тебе были, с утра совсем избегалась. Ох, времени то уже как много, тебе надо пообедать.

Василиса настаивала, но я отказался, ведь аппетита совсем не было. Столько мыслей и вопросов в голове, что про голод я просто на некоторое время забыл. С последним отказом и совершенно угнетённый, я побрел к себе, оставив Василису в коридоре. Она не стала меня догонять.

Просидев в комнате до самого вечера, я всё-таки почувствовал негодование желудка, но продолжал его игнорировать, так как выходить из комнаты мне ничуть не хотелось. И почти в это же мгновение послышался стук в дверь. Это была Василиса, вместе с подносом. Как нельзя кстати. Она знала, что я был ей очень благодарен за такую заботу. Поужинав у меня в комнате, мы и не заметили, как за окном уже наступила настоящая ночь. Мы почти перестали ужинать на кухне, и несколько последних вечеров Василиса приходила с едой ко мне. Мы всегда говорили на отвлеченные темы, но в этот раз я спросил:

– Ты еще слышишь какие-нибудь звуки в коридорах?

– Не знаю, в последнее время я слишком крепко сплю, оттого, наверное, и не слышу.

Я просто опустил глаза в свою тарелку, ничего не ответив. Василиса, возможно увидев мой потупленый взгляд, решила как-то подбодрить меня:

– Может быть, нам всё это только показалось? И в ту ночь тоже, когда я пришла к тебе? Ведь в доме никого не было. Да и сам дом, сколько ему уже лет, Сереженька, ты только подумай! ― улыбнулась она. ― Тут всё такое старое, пол скрипит, ставни от ветра стучат, мыши по подвалам шнуруют.

– Ты так спокойна, ― подняв глаза на неё, сказал я.

Она ничего не ответила, и всё с той же застывшей улыбкой на лице забрала поднос и ушла восвояси, оставив меня наедине с самим собой. В этой пугающей туче неизвестности и непонимания происходящего. Я размышлял в голове и думал, как сложится моя жизнь далее. Выйду ли я когда-то из этого дома, встречу ли еще кого-то, каких-нибудь новых людей, буду ли я ещё с кем-то говорить, кроме своей служанки.

Но больше всего сейчас меня огорчала мысль об отце. К нему запрещено было ходить. Как же это всё мне непонятно. У меня даже промелькнула мысль пробраться к нему ночью, но это было рискованным планом. Ведь неизвестно, где всю ночь находится мама, вдруг она выходит из своей странной комнаты, и что вообще происходит ночью в доме, я тоже не знал. Мысль за мыслью бегали в моей голове: отец, запреты, мама, эта её страшная холодная лачуга. Я почти не обращал внимания ни на что, пока в глаза не бросилось нечто странное. Я вдруг оглядел с ног до головы всю свою комнату и понял, что у меня никогда не было каких-то портретов, или других картин. Взгляд переместился на комод, что стоял у входной двери. Над ним тоже не было ничего, пустая стена, с залитым светом от догорающей свечи.

Поднявшись с уголка кровати, я подошел ближе. При таком свете на стене явно прослеживались следы. Словно ободок от чего-то, что тут когда-то было. Круглые, квадратные, овальные ободки. Да и дыр от гвоздей тоже хватало. Здесь висели картины, или портреты, что-то было здесь. Кто их убрал?