Читать книгу Люди в огне - Валерия Сергеевна Функ - Страница 3

3.

Поутру я раскрыл глаза и, чуть поднявшись над кроватью, почувствовал, что будто и не спал. Необъяснимая усталость охватила всё моё тело. Сон забрал меня почти незаметно, потому как сейчас я обнаружил, что даже не залезал под одеяло, а так и свалился, свесив ноги по краям. Похоже, я слишком увлекся рассматриванием этих странных следов. Признаюсь, я очень заинтересовался этим фактом, и понимал, что и в этом случае мне бы на помощь мог прийти отец. Маму спрашивать я не хотел, уж очень она меня пугала. Да и слова её, загадочные ответы на мои вопросы я не слишком-то понимал, мне от этого становилось только страшнее.

По пути в столовую я питал надежду всё-таки мельком заглянуть в библиотеку, но в этот раз не было даже ничтожной щелки, чтобы я хотя бы одним глазком смог подглядеть. Двери были заперты намертво. Возможно, отец действительно был слишком занят, а я зря расстраиваюсь.

Так же, как и библиотека, комната матери в это утро была заперта. Я старался как можно скорее проходить подле неё, и сегодня мне значительно полегчало, когда я увидел закрытые замки. Я просто не мог себе вообразить, что эти двери скрывали за собой, когда весь дом погружался в сон.

После сытного обеда, приготовленного золотыми руками Василисы, мы решили отправиться в гостиную, где можно было позаниматься чтением, наблюдая из панорамного окна за окружающим миром. Конечно, ничего интересного за этим окном я никогда не видел, но дневной свет, падающий на зеленые деревья, очень успокаивал. Экскурсий по дому моей дражайшей подруге я уже не проводил, так как она и так уже всё знала, а со мной ходила лишь из-за доброты душевной. Достаточно увлёкшись чтением, мы оба даже не почувствовали присутствия матери, стоявшей за нашими спинами, и, услышав наконец её голос, мне показалось, мы оба вздрогнули от неожиданности. Понятия не умею, сколько времени она как призрак стояла, пристально наблюдая за нами.

– Позвольте спросить, чем это вы тут занимаетесь? ― с этими словами матушка проследовала на кресло, стоявшее подле дивана, практически напротив нас.

– Чтением, сударыня, ― еле слышно ответила Василиса.

– Какая прелесть, ― с неприятной улыбкой продолжала она. ― Но я не припомню, когда бы я велела тебе обучать моего сына? Нет, не припомню. Наверное, потому, что я планировала заняться этим сама. Кажется, моя дорогая, я как-то совсем недавно напоминала тебе о твоих обязанностях.

Больше не произнеся ни слова, она жестом приказала Василисе уйти с глаз долой, а я и воспротивиться не смог, снова проклятое тело меня не слушалось, будто рядом с матушкой я находился в полнейшем ступоре. В голове махом всплыли воспоминания об ужасно проведенных минутах в несчастной комнате матери. И я уж никак не мог подумать, что ей пожелается отвести меня туда снова.

– Зачем я здесь? ― потирая кисть от болезненного отпечатка материной руки, промолвил я.

– Не могу наглядеться, как же ты вырос, ― она так говорила, словно находилась в каком-то забытье.

– Ответьте мне, почему Василиса не может учить меня? ― поднабравшись смелости, парировал я. ― Разве она не говорила Вам, матушка, что сама обучалась в школе и имеет соответствующий документ!

– Всё просто, мой дорогой – моего сына не может обучать служанка, ― она равнодушно развела руками, попутно ухмыляясь моему вопросу. ― Ты не приходишь, ― теперь уже без ухмылки и снова тем же ледяным взглядом оглядела меня она.

– Вы и сами знаете, здесь темно и жутко холодно. Чем Вы тут занимаетесь и почему не даёте этой тёмной комнате тёплых и светлых солнечных лучей?

– Они лишь мешают. К тому же, гостям не понравится, и они не придут, если я позволю солнечному свету войти.

В этот раз она усадила меня на кушетку, ту, что стояла подле туалетного столика. А сама уселась на кресло перед камином. Сейчас я мечтал оказаться хотя бы на этом кресле, потому как холод просто не давал зубам покоя. Мы сидели в безмолвии несколько минут. В это время она могла задумчиво наблюдать за языками пламени, или же пристально разглядывать меня. Последнее мне особенно не нравилось, по понятным причинам. Вскоре она продолжила:

– Близится ночь. И у меня для тебя сюрприз, ― улыбка, опять эта неприятная улыбка, совсем недобрая. ― Сегодня ты можешь остаться здесь.

Я не успел понять, во что меня втянули, как она уже выходила из комнаты, резко закрыв за собой дверь. Опомнившись от дикого отчаяния, я рывком вспрыгнул с кушетки и ринулся за ней, стучал по двери что есть мочи, кричал, звал её, но в ответ получал предательскую тишину. Замолчав и сам, я услышал лишь треск бревен в камине и гул от мыслей в своей голове. Я снова здесь, в своем кошмарном сне. Я даже не понимал, какое время суток за окном, настолько здесь было мрачно.

Вдруг взяв себя в руки, я подумал, что можно попытаться что-то поискать. И я как истинный маленький прохвост решил пробраться в каждый, самый тайный и скрытый уголок этого места. Этого отдельного мира. Я ходил и разглядывал абсолютно всё. И вновь наткнулся на ужасающие следы от картин, возможно портретов. Здесь их было целое множество, но теперь нет, ни одной. В коридорах особняка их всегда было предостаточно, наверное, потому я не обращал внимания на их тотальное отсутствие в комнатах. В книгах, разбросанных на столе в хаотичном порядке, я смог рассмотреть лишь какие-то знаки и рисунки, так как что написано и о чем, понять я не мог. В одно мгновение я осознал, что в силу моего еще очень мелкого кругозора, я сейчас мало что разберу в этих книгах, да и вообще во всём, что находилось в этой комнате. Поэтому, я мог буквально несколько минут простоять на одной месте, совершенно не зная, куда двинуться дальше и за что браться. Словно я находился где-то посередине, между младенцем и взрослым.

От переизбытка информации вперемешку с надвигающейся тревогой мой организм потихоньку уставал, и уже не в силах стоять на ногах, я снова бухнулся на кушетку. Стояла по-настоящему гробовая тишина, не считая трескающихся бревен. И то я с ужасом предполагал, когда же они догорят и довольно большой кусок света растворится во мгле. На фоне этой безмолвной тишины резкий звук удара напольных часов, что стояли у нас в гостиной, заставил меня вновь вспрыгнуть со своего места.

Похоже, пробило полночь. И кажется, что вслед за этим громким ударом стало ещё тише. Даже я незаметно для себя старался дышать немного медленнее, будто боялся, что кто-то услышит меня. Также тихо, насколько это было возможно, я опять подкрался к двери, в надежде уловить хоть какие-то звуки, желательно похожие на шаги. Я услышал. Только не за дверью. Они были гораздо ближе, буквально за моей спиной. Да, я чётко мог расслышать то, что за мной будто на каблуках кто-то вальяжно расхаживает по деревянным половицам. В этот же миг я снова не мог пошевелиться и просто застыл на месте. В голове возникала только одна мысль: этого никак не может быть. Я упёрся лбом в дверь и всё повторял это себе под нос. "Этого не может быть, этого не может быть". Даже треск бревен давно ушел на задний план, а возможно они и вовсе погасли, ведь я закрыл глаза и уже не наблюдал, что происходило в другой части комнаты.

А шаги тем временем становились громче, они приближались ко мне. Становилось тяжело дышать, я почувствовал это всей грудью, начав жадно глотать спертый воздух в совершенно непроветриваемом месте. Что уж говорить о том, мог ли я в этот момент кричать или звать на помощь. Абсолютно нет. Только дышать, пытаться дышать и не потерять сознание.

Не помню, сколько времени я так простоял, но каким-то чудом эта несчастная дверь отворилась. Я поначалу совсем не разобрал кто передо мной, испугавшись того, что это могла оказаться моя непредсказуемая мать, отчего слегка отпрянул от двери вовнутрь. Но рука извне потянула меня к себе, и уже освещаемое во тьме яркой свечой я увидел лицо Василисы.

– Веди себя тихо, ― шепотом произнесла она и повела пальцем у губ.

В этот момент я при всём желании не смог бы вымолвить ни слова, поэтому мне лишь оставалось слепо следовать за моей дражайшей подругой. Пока мы шагали по коридору, я заметил, что Василиса тащила на плече какую-то сумку. Чуть поразмышляв, до меня дошло, что направляемся мы, пожалуй, не в мою комнату, а вообще собираемся выйти из особняка. Но куда?

Но я никак не мог преодолеть усталость сейчас, потому продолжал ковылять за Василисой, ощущая лишь, как прохладной росой покрываются мои голые ноги в летних сандалиях.