Читать книгу Год черной тыквы - Валерия Шаталова - Страница 6
Часть I
Хейм отнимает
Глава 4
Йонса
ОглавлениеЙонса Гранфельт. Город, остров Хейм
Захлопнув дверь, я прислонилась к ней спиной и обхватила себя руками.
«Дома! В безопасности!»
Норный парень, который довёл меня до Мучного переулка, что-то выкрикнул снаружи, но я не прислушивалась. Не до него сейчас! То, что произошло со мной в Руинах…
– Йони, это ты, милая? – Мама вышла в сени, отряхивая руки от муки. – Чего так долго? Я ждала тебя раньше.
– Эм-м… По Городу прогулялась.
– После мовни[1]-то? Напаренная? В дождь? – недоумевала мама.
«И точно же!» – Я спешно спрятала за спину измазанные в земле ладони.
– А Глаша? С тобой гуляла?
– Вроде того, – ляпнула я невпопад, радуясь, что потёмки сеней скрывают последствия моего странного возвращения с Лило из Нор. Я боком стала продвигаться к своей горнице. – Пойду спать. Устала я…
Мама пробурчала что-то про неугомонную молодёжь и ушла обратно на кухню. А я рухнула на лежанку, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли.
– Зори рассветные, что за напасть со мной приключилась?
Я пощупала свой лоб, но жара не было, однако от рук неприятно пахло грязью. Повезло ещё, что сезон едких дождей только-только начинался, а иначе можно было и вовсе получить раздражение или ожоги.
«Но дело-то не в дождях сейчас!»
Перед внутренним взором возник иноземный каратель с непривычно длинной гривой волос и гаденькой ухмылкой.
«Кто он такой? Почему пристал именно ко мне? Спутал с колодницей? Но ведь и я помню на себе серые штаны, будто я какая-нибудь носильщица из Нор. Ерунда несусветная».
Так и не найдя ответов, я повернулась на другой бок и уставилась на стену. Бороздки на панцирных пластинах уже не образовывали ровные пятиугольники, как раньше. Теперь в фигуры добавились новые линии – трещины, которых от сезона к сезону становилось всё больше. А это значит, что скоро наш дом начнёт пропускать едкую влагу. Сколько он ещё простоит? Сезон, может два? В былые времена отец не допускал подобного: следил за стенами, менял износившиеся фрагменты, всё делал сам. Но теперь его нет.
Мама – лучшая булочница в Городе, я – неплохая охотница, но вместе мы ни рожна не смыслим в строительстве. Вроде и талоны у нас есть, но, когда мы в прошлый раз приглашали строителя… Ох, даже вспоминать тошно его лапы на маминой заднице. Хорошо хоть она его скалкой огрела. С этими колодниками из Нор очень сложно вести дела, ведь по сути они преступники без понятия о морали, что бы там ни говорили.
«Хотя, надо признать, с Лило мне сегодня повезло. Похоже, именно он спугнул карателя. Ещё и до дома довёл».
Образ колодника со странным именем и такими же странными глазами расплывался в памяти. Что именно с ним было не так – никак не получалось вспомнить.
«Надо будет выяснить и про Лило, и про карателя. Найти Глашку и расспросить её о том, куда мы, скилпад задери, ходили после мовни. Но первым делом умыться. Завтра».
* * *
Вода тонкими струйками стекала с мокрых волос, казавшихся теперь совсем тёмными, по шее и по выступающим лопаткам, скользила вдоль позвоночника и очерчивала узкие, но крепкие мужские ягодицы, к одной из которых прилип листок от веника…
– Да подвинься ты, мне не видно! – Глашка сильно пихнула меня локтем.
Я охнула от неожиданности. Слишком громко.
Парень замер с ушатом воды, который намеревался на себя опрокинуть, чуть склонил голову набок, будто прислушиваясь. Мы с Глашей переглянулись. В её ореховых глазах плясали демонята, на щеках играл румянец, а губы подрагивали.
«Ох нет! Нет-нет-нет!» – взмолилась я, зная подругу.
Миг. Другой.
– Пха! – взорвалась она, словно дикая тыква. – Ахаха!
Я первая соскочила с лавки под маленьким оконцем, дёрнула за рукав Глашку, которая, не таясь более, хохотала во весь голос, даже медальон на её груди весело подпрыгивал в такт смеху. Мы обогнули баню, прошмыгнули мимо входа, слыша, как хлопает внутри дверь парной.
– Зори рассветные! – взвизгнула я, – Глашка, быстрее! Он же сейчас выйдет!
Мы еле успели выскочить за забор, огораживающий двор бани, и присесть. Сквозь щели мы видели, как распахнулась дверь, но закаменелое, оплавленное дождями древнее дерево закрывало обзор на человека.
– Любимка – на заду травинка! – проорала Глаша и, пригнувшись, ринулась вдоль забора.
– Да ты совсем, что ли?! Он же нас узнает!
Но смех разбирал меня сильнее, чем беспокойство. А потому, когда мы добрались до дома Глаши, у меня от смеха болел живот, а из глаз лились слёзы. Хохотнув особенно громко, я моргнула и обнаружила над головой привычный потолок своего дома, не Глашкиного.
Утро пробивалось тягучим светом сквозь щели ставень.
Сон… всего лишь сон, возродившийся из давнего воспоминания. На самом деле в тот день далеко убежать нам не удалось. Мы столкнулись с моим папой, который отчихвостил нас за безобразное поведение. Мол, где это видано, чтоб приличные девицы за парнями в мовне подсматривали!
Я улыбнулась, потянулась, но тут же охнула, ощутив, как ноют мышцы после вчерашнего падения, и уткнулась лицом в грубую шерсть одеяла. За дверью слышалось привычное постукивание – мама замешивала тесто, словно пытаясь спрятать в муке все тревоги.
«Ох, надеюсь она не входила ко мне, – пронеслась первая мысль. – Ну и жуть. Ушла в мовню, а вернулась вся изгвазданная».
В маленьком настенном зеркале отражалась моё лицо с грязевыми разводами на щеке, засохшими струйками, убегающими вниз по шее. Волосы у левого виска стояли торчком, слипшись в мелкие сосульки. Я хотела потереть щеку, но отдёрнула руку, ведь хеймова глина плотно забилась под ногти. Впрочем, и одежда, которую я вчера не потрудилась снять перед сном, оставляла желать лучшего.
«Вот же гадство!»
Я тихо приоткрыла дверь и прошмыгнула в уборную. Стараясь не поднимать шума, набрала черпаком воды из кадки в ушат. Она давно остыла, но возиться с обогревом было некогда – мама могла войти в любую минуту и увидеть это безобразие. Ответов на её последовавшие бы вопросы у меня не было.
Вернувшись в горницу, я переоделась и перестелила постель.
– Йони!
Я вздрогнула и пихнула ком с бельём под кровать.
– Милая, я слышу, что ты проснулась! – Голос матери прозвучал резко, и когда я осторожно зашла на кухню, заметила, как в уголках её глаз притаилась тревога. – Как себя чувствуешь после вчерашнего?
Я остолбенела.
«Заметила всё же?»
– Э-э-э… Ты знаешь… – начала я, не понимая, как себя вести.
– Да уж знаю, – проворчала мама. – Тоже была молодой, ещё не успела позабыть, каково это. Хоть и шляться по Городу под дождём да после мовни…
Она покачала головой, а я с облегчением выдохнула.
«Она не заметила. И явно говорит не о том, что произошло в Руинах!»
– Да всё нормально, мам. – Я улыбнулась, скользнув взглядом по отцовскому кинжалу, висящему на стене. Его необычное, изогнутое волной лезвие словно подмигнуло мне, поймав солнечный блик. – Представляешь, мне приснилось, как нас с Глашей па…
Я осеклась. Но мама, конечно, всё поняла. Отодвинулась от усыпанного мукой стола, вытерла руки о фартук и швырнула в печь брикет для растопки. Искры от панцирных стружек заплясали, как ветряные демоны Хейма, а мама ещё и потыкала в очаг кочергой. В пламени мелькнул хвост элементаля, полупрозрачный и уже совсем тусклый – верный признак того, что в скором времени придётся отстегнуть немало талонов на его замену. Маме не обойтись без печи, работа такая, а потому раз в полтора-два месяца приходилось обновлять огненных ящериц. Поговаривали, что на большой земле низшие элементали и вовсе могли пережить своих владельцев, но здесь они угасали слишком быстро – что ящерки для магопечек, что опоссумы карателей. Хорошо хоть, что вообще работали – другой-то магии я отродясь не видела, ведь на острове она не действовала.
– Не ковыряй старые раны. Твой отец… – Мамин голос вырвал меня из задумчивости. Она вновь вытерла руки о фартук, теперь уже от золы. – Иди лучше потренируйся перед завтраком. А то разучишься оружие держать.
Конечно, мне хотелось броситься сейчас к Глаше и узнать, как она вчера добралась до дома, не случилось ли с ней чего странного по пути, ходили ли мы ещё куда-то помимо мовни… Да, воспоминания так и не вернулись, а потому вопросов было много. Но удивлять маму внезапными порывами я не собиралась, да и отец с детства приучил меня к распорядку.
– Не время для лени, – говорил он, трепля мои непослушные кудряшки. – Время для Йони.
– В здоровом теле, – тихо сказала я.
– Здоровый дух, – ответил мне в мыслях его голос.
А когда-то всё это было по-настоящему.
«Скучаю по тебе, пап».
На пустыре за домом ветер гулял меж груд расколотых панцирей и костей. Использовать целые панцири тех же скилпадов для тренировок было бы слишком расточительно. Так что я в своё время натаскала из Руин чьи-то старые обглоданные скелеты и из них уже собирала аляповатые фигуры панцирников. Вот и теперь у плетня маячило очередное чучело. Я вонзила в него тренировочное копьё, но удар вышел вялым – пальцы дрожали, будто впервые держали оружие.
«Спину прямее, ноги шире!» – эхом отозвался в памяти смех отца. Я зажмурилась, и перед глазами встал тот день, когда он вручил мне первый арбалет. Мне было семь, и тяжёлая деревянная рукоятка с непривычки тянула к земле, но он, не давая опомниться, толкнул вперёд: «Сангонгские принцессы, или кто там у них, стреляют на скаку, а ты нюни распустила! Ещё раз!»
– Ещё раз… Ещё раз… – шептала я, на этот раз вкладывая в удары всю ярость на то, что произошло вчера. Чучело треснуло, и из трещины высыпались сухие стебли полыни и тыквенная ботва.
Сосредоточившись на отработке движений, я пропустила момент, когда мама выглянула из двери.
– Сколько тебя звать? Еда на столе. – Она хмурилась и почему-то была уже без фартука. – И знаешь… причешись, что ли, у нас гости!
Я только закатила глаза.
«Гости, как же. Знаю я этих гостей!»
И верно, на табурете у стола уже расселся Чен, довольный, будто колодник, получивший вольную грамоту. А мама хлопотала вокруг него, как вокруг любимого зятя.
– Сударыня Хильди, ну какая ж вкуснота, – бубнил он с набитым ртом, налегая на мамины особые рогалики из тыквенного теста. А затем повернулся ко мне: – Гранфельт, я наконец понял, почему ты ходишь на охоту. Без неё на таких булочках ты быстро превратилась бы в…
– Заткнись, Чен! – Я дружески хлопнула его по плечу. – Чего пришёл-то? Еда в доме, что ли, кончилась?
– Йонса! – возмутилась мама. – Кушай, милый, кушай. Не обращай внимания на эту колючку.
Чен расплылся в широкой белозубой улыбке, и его миндалевидные глаза превратились в две узкие щели. На Хейме было не так много выходцев с Сангонга, так что Чен всегда привлекал к себе внимание, но ничуть не страдал из-за этого, а похоже, наоборот, наслаждался. Особенно, когда это было внимание со стороны горожанок. Смуглый, черноволосый и невысокий, ростом с меня, он сильно отличался от основной массы мужчин на острове, но как охотник был не менее успешен, чем прочие. Ведь когда сражаешься со здоровенной тварью с хитиновым панцирем, чаще всего решает не мощь удара и рост, а скорость и точность. А уж в этом Чену, гибкому и вёрткому, как морской демон в прибрежных водах, не было равных.
– Ну какая ж она колючка, сударыня Хильди! Натурально сангонгская пташка чибис! – не остался в долгу Чен. – Такая же мелкая, красивая и безмо… без памяти совсем. Сходка охотничья сегодня, забыла, пташка?
– Точно… Ждан же всех собирает. – Игнорируя мамино недовольное сопение, я на ходу цапнула рогалик и направилась к выходу. – Ну идём тогда, чего расселся!
– Да дай ты доесть человеку, вот же непоседа! – возмутилась мама.
– Не переживайте, сударыня Хильди… – вежливо начал Чен, но я откусила рогалик, развернулась и оставшуюся часть невежливо запихала ему в рот.
– Смотри, мам, он уже доел! Мы пошли!
Прожевать булку Чену удалось только к выходу из Мучного переулка.
– Что с тобой, Гранфельт? Ты ж должна быть расслабленная после вчерашней мовни, – ухмыльнулся он. – Или на тебя эти девчачьи штуки не действуют?
– Это у тебя мозги не действуют, – огрызнулась я. – И откуда ты знаешь, где я была? Следишь за мной?
– Ага, заняться больше нечем. Глашу ввечеру видел, она из мовни возвращалась. Мы ж соседи, забыла?..
«Ох, значит, хотя бы с ней всё в порядке. Одним вопросом меньше!»
– …Она-то, в отличие от тебя, была румяная, добрая, разомлевшая. Всё тыкала мне в морду горшочком с каким-то мерзким месивом. Мол, давай намажу, чтоб борода гуще росла. Тьфу!
Я захохотала. Борода у Чена и впрямь почти не росла. А то, что всё же отрастало, он тщательно выскабливал. Говорил, у их народа так принято. Хотя откуда ему-то знать: он ведь родился на Хейме от папаши-колодника, что смог из Нор выкупиться, и в Сангонге никогда не бывал.
Так за шутками и беззлобным подначиванием мы добрались до кружала. По форме дом был как и все прочие – округлый, покатый, панцирный. Разве что во всё дверное полотно умелым резчиком была выточена ёлка, а рядом на цепях болталась табличка «Хмель и ель». Внутри привычно пахло жареной рыбой, ячменными лепёшками и кислым пойлом. Сквозь годами не мытые окна не проникал дневной свет, но светлячки в лампадках вполне справлялись со своей задачей.
Чен сразу направился к столам, где обычно собирались охотники. Сегодня наш голова, Ждан, назначил сходку, чтобы обсудить маршруты ближайших вылазок, но время сбора ещё не пришло. Впрочем, и первыми мы не явились: за дальним столом сидел мрачный Мяун – староста одного из охотничьих отрядов. Я в очередной раз порадовалась, что попала в группу к Каспию, а не к Мяуну. Меня пугал не его рваный шрам на пол-лица, а вспыльчивый норов и излишняя жестокость во время охоты. Поговаривали, что у него не ладилось с жёнкой, и он спускал пар в Руинах, изувечивая хеймовых тварей.
Чен по-свойски хлопнул Мяуна по спине, подсаживаясь. А я повернула в сторону длинной стойки, склонившись над которой дядька Чеслав что-то корябал в учётной книге. Его тёмно-русые волосы чуть вились у висков, отчасти скрывая несколько крапинок-шрамов, что остались после разрыва дикой тыквы. Многие хеймовцы обладают такими отметинами, даже у моей мамы есть на предплечье.
– А, Йони, здоро́во! – Чеслав окинул меня ласковым взглядом серо-голубых глаз. – Бледная ты какая-то. Дома всё в порядке?
– И тебе не болеть, дядя Чеслав. – Я перегнулась через стойку и быстро клюнула его в щёку.
Его лицо озарилось родной доброй улыбкой, да и у меня на душе потеплело. В год смерти отца Чеслав, как его ближайший друг, взял на себя наши хлопоты. Даже не знаю, где бы мы сейчас были с мамой, если б не поддержка Чеслава. Тяжёлое было время: талонов не хватало, ведь мама толком не могла печь – всё из рук валилось, да и я ничего особо не умела, разве что из арбалета стрелять да кинжалом махать. Отец меня учил, чтобы я могла за себя постоять, чтоб здоровье было крепкое. Ну а я в охотники подалась – ещё одна печаль мамы. Ох, как она была против. Благо и этот период уже позади.
– Ну чего ты, чего… – по-доброму нахмурился Чеслав. – Обожди чуть, счета подобью, а ты пока кликни Настасьюшку, чтоб тебе похлёбки понаваристей наложила.
Я едва глаза не закатила.
«Да лучше голодной остаться, чем выслушивать глупые сплетни этой болтушки!»
Эту недалёкую девицу я всегда сторонилась и лишнего слова при ней не произносила, а то как-то ловко у Настасьи получалось людей забалтывать. Понарассказывает всякого про всякого, так что глаза на лоб лезут. Не люблю я брехливые сплетни. Зато Глашка, напротив, порой специально Настасье лопендровых щупалец на уши вешала, забавы ради, а потом веселилась, отслеживая, как далеко расползлась сплетня.
Чеслав уже нашёл взглядом подавальщицу, но я перехватила его руку, не дав махнуть:
– Не надо, дядь, не суетись, не голодная я. Поздороваться просто подошла, а так-то со своими посижу. – Я кивнула в сторону стола охотников. – У нас сегодня сходка общая.
– Помню, помню, ваш голова, Ждан, предупреждал. Ну хорошо, матери привет передавай. Давненько она не захаживала.
– Передам обязательно, – закивала я, а затем сделала вид, что смутилась, и добавила, понизив голос: – Ой, кстати хотела спросить… ты всегда всё знаешь. Не подскажешь, как звать того нового карателя-иноземца?
– Какого ещё нового?
– Ну такой, с длинными волосами, высокий, видный, пряжки на сапогах латунные. Говорит ещё не по-нашенски. Приглянулся он мне, да засмущалась я подойти…
Дядя Чеслав странно крякнул и отложил перо.
– Ты уверена, Йони? Не знаю я, кого ты и где видела, но не припоминаю на Хейме такого карателя. Да и голова их, Завид Климыч, не говорил про пополнение. Да и вообще… – Дядя склонил голову в мою сторону и тоже понизил голос. – Только между нами. Уже года два как пришло из Гарды постановление – не принимать в каратели иноземцев…
1
Баня.