Читать книгу Игра Теней. Кровь и Кость - Валиса Рома - Страница 1

Ей не нравился этот мир, пусть он и являлся её родным.

Этот мир был до ужаса скучным и однообразным. Унылое вечно серое небо, чернокаменные трубы, из которых вверх вздымались пепельные столбы дыма, закрывая собой несуществующее солнце, о котором тут слагали лишь одни легенды. Этот мир поблёк, стал тенью себя прежнего, и даже то, что казалось вечно красочным, приобрело серый оттенок. Даже люди тут были серыми и невзрачными. Их костюмы давно потеряли цвет, как и свет фонарей, ставший скучающе белым. Даже вода и дождь казались оттенка светлого пепла, что извергают из своих труб паровозы, стуча громадными колёсами по серым рельсам, проносясь мимо извечно одинакового серого пейзажа.

Порой, смотря в зеркало, она видела лишь отражение всех тех людей, которых встретила на однообразных улицах этого серого города. Даже кладбище под окнами порой казалось красочнее этого мира. Кресты там были чёрными и высокими, скрюченные деревья серыми и лохматыми без единого листочка, словно их кто-то высушил, а земля закопчённой от угля, когда низкая трава покрыта пеплом от проходящей за хлипким невысоким заборчиком дороги. Даже фонари казались старыми, покрытыми многолетней пылью и источающими холодный некрасивый свет.

Ужасный мир, но у неё просто не было выбора.

Она жила в нём как и многие другие, не в силах изменить место жительства и уехать куда-то в другое место. Ведь её серый мир ограничивался только этим городом, а что было дальше – её уже не особо волновало. Она родилась тут, она тут и умрёт, такова незавидная судьба пустышки, которых в этом городе полным полно. Куда ни глянь – безликие люди в сером с незапоминающимися лицами и проблеском какой-то угасающей искры в глазах, что потухала так же быстро, как и их желания. Вот почему ей не нравился этот мир. Он губил чужие мечты, раздавливая их своей скукой и серостью. Здесь издавна не появлялись какие-то красочные цвета, даже у книг иллюстрации померкли, став серыми и скучными, от чего уже клонило в сон. И кровь стала чёрной. Люди начали рождаться с чёрной кровью, думая, что так и положено. Они использовали её для заклинаний, а самые отчаянные пытались воссоздать истинный утерянный цвет. Он был сильней. Он был красивее, и более могущественнее. Но такая кровь давно перестала появляться у людей и животных. Единственное, что оставалось цветным, это королевское вино тысячелетней выдержки. Говорили, что более раннее вино ещё до того, как оно утратило свой цвет, имело насыщенно алый оттенок, и лишь с годами начало темнеть, превратившись в чёрное с лёгким ароматом цветов, которые сейчас пахли только пеплом. А испить вино благородного бордового цвета могли только королевские особы, другим же даже за его хранение грозилась смертная казнь – самое лучшее, что только можно предложить в этом сером скучном городе. Но ей повезло. У неё имелась одна такая бутылка самого настоящего алого вина, которого даже не было у короля, и узнай он об этом, её бы за это порезали на мелкие кусочки и подали к его столу… а впрочем, он знал. Он знал, что у неё имеется это вино. И знал, что оно алое из-за крови людей, которые создавали его. Поэтому это вино было особенным, и за него многие алхимики продали бы свою душу, если бы знали, что оно у неё есть. А об этом лучше особо не распространяться, особенно в этом сером унылом мире.

Чёрное перо свободно погрузилось в такие же чёрные чернила, в свою очередь которые располагались в чёрной чернильнице на чёрном резном столе в серой тусклой комнате с занавешенными пепельными шторами окнами, выходящими на кладбище с чёрными покосившимися крестами. Мало кто знал, а может, никто и не догадывался, что и чернила эти были сделаны из людской крови. Дорогое удовольствие, но не тому, кто живёт прямо на пороге кладбища и чуть ли не каждый день видит, как одним за другим хоронят людей. В последнее время стало слишком много мертвецов. Эпидемия распространялась по городу подобно ветру, и что самое интересное и загадочное, умирали лишь дворяне, и то, один из пяти. Так что если сосчитать, то чуть ли не в каждой семье был свой покойник, которого хоронили в роскошном чёрном, чаще в хрустальном, гробу, украшая белыми лилиями изголовье и подножье. Красиво, вот только пустая трата времени. К чему эти излишества и изящества? Она не понимала. Не понимала, почему многие хоронят лишь пепел от любимого человека, не понимала зачем вообще хоронить людей на кладбище или в склепах? Странная традиция неизвестно откуда взявшаяся.

Перо выводило красивые ровные буквы на сером листе пергамента, порой окунаясь в чёрные чернила из крови и вновь прикасаясь к шероховатой поверхности. Она должна была каждый день проводить летопись кладбища с новыми захоронениями, проходя вдоль свежевырытых холмиков с тусклым фонарём в руке, чей белый свет рассеивал привычную тьму, обступающую со всех сторон. Обычная работа для Хранительницы Могил и Мёртвых Душ при дворце. Жалование хорошее, соседи тихие, в главных аж сам король, а всё равно чего-то не хватает. Какой-то искры или нечто подобного, что могла бы разогреть серую застывшую душу и раскрыть глаза на то, что здесь кажется обыденным.

Перо замерло, и чёрная клякса тут же растянула свои чернильные щупальца на весь листок, заходя на аккуратные буквы и подложенную под листок серую промокашку. Отложив перо в сторону, она осторожно взяла ещё один испачканный документ и, скомкав его, кинула в переполненную мусорку, подставив под щёку кулак с выпирающими костяшками и постукивая пальцами по столу. Она должна была закончить отчёт как три дня назад и этот лист уже должен был лежать перед глазами какого-нибудь левого королевского советника. Смертей слишком много чтобы оставлять всё просто так, надеясь, что в будущем всё каким-то чудесным образом разрешится. Да ничего подобного. Ещё пару сотен трупов, которые прибудут сюда через месяц, и всё, кладбище переполнится. А оно самое большое и единственное в городе, правда, говорят, что где-то под землёй находится старинный склеп, но это лишь местные слухи. На этом кладбище нет никакого прохода, она проверяла и перепроверяла это уже не одну сотню раз по просьбе короля. А ведь по легендам в этом самом склепе правят живые мертвецы, что знают ответы на все вопросы: и почему кровь у людей стала чёрной, и почему мир стал однотонно серым, и какова его дальнейшая судьба? В общем, много вопросов так и оставшихся без ответа, да и в архивах ничего не сохранилось. Она знает. Она смотрела.

Заколов волосы цвета серого пепла на затылке деревянным крабом, она просунула руки в рукава чёрного плаща-камзола с серебряной вышивкой на широком вороте. Медные пуговицы поблёскивали в два ряда на груди, а из двух последних тихо позвякивали тонкие цепочки, тянясь за спину к ровному разрезу. Простой незаметный костюм, но тем не менее изящный, скрывающий плавный изгиб женского тела и не выделяя из многочисленной толпы. Кодекс, подписанный королём Винсентом XII гласил, что ни одна женщина не имеет права надевать мужские костюмы к какому бы она обществу ни принадлежала. Сколько времени и сил у неё отняло для получения специальной бумаги для разрешения носить мужскую одежду! Не будь этой бумажки, она бы до сих пор ходила в платье по кладбищу, обдирая полы об скорченные чёрные ветки кустов. Так что эта небольшая привилегия к такой мрачной, казалось бы на первый взгляд, работе с мертвецами.

Подтянув белые перчатки, что почти никогда не снимала при живых, и вовсе не из-за того, что руки были изуродованы какими-то старыми детскими шрамами, она вышла во двор, за которым начиналось громадное необъятное кладбище с тёмными корявыми деревьями, за которыми уже царствовала вечерняя мгла, и чёрными силуэтами крестов с уже стелившемся по земле серым туманом. Постепенно привыкаешь, когда мир состоит всего из трёх оттенков и их смешения. Даже сны тусклые и серые, ведь невозможно представить нечто цветное если не знаешь, как оно выглядит и какую форму имеет. Это уродливые и некрасивые сны, которые снятся каждую ночь в этом не менее уродливом мире полном серости. Даже огонь в каминах потерял свой цвет, став белым, а порой и тёмно-пепельным, в зависимости от деревьев, которые научились различать только по однотонным листьям.

Вынув из кармана изящную трубку из белой кости, она сжала её между губами цвета серого льда. Эта была необычная трубка, она не предназначалась для курения. Она имела совсем другое направление, а заправлялась прахом самоубийц, которых в последнее время было почти не сыскать. Всё чаще и чаще люди умирали своей смертью, странной, но своей. И разгадку этому так и не сумели найти, хотя даже король своих сыщиков поднял на ноги. Из-за чего люди чуть ли не десятками умирают каждый день? Из-за случайности? Слишком много случайностей в последнее время. Слишком много…

Эта трубка в своём роде была не только специально изготовленной мастером из древности и передавалась из одного поколения Хранителей Могил в другое по мере их смены, но и была единственной в этом скучном сером мире, и оттого бесценной. Она была изготовлена из кости последнего человека с алой кровью и, если приглядеться, можно было заметить в небольших вкраплениях эти самые тусклые капельки, а в её чреве, куда обычно засыпался прах, сверкало редкое белое серебро. Плавно изогнутый мундштук был выполнен из чёрного золота, мягко переходящего в белую кость стаммеля в виде оскалившегося черепа со сверкающими алым вкраплением глазницами.

Раскрыв небольшое зеркальце с темно-пепельном прахом на специальной подстилке, она осторожно высыпала остаток в табачную камеру, заставив с тихим щелчком захлопнуться челюсти черепа с удлинёнными клыками и спустя пару секунд заговорить глухим хрипловатым голосом, больше похожим на скрип старой ветки:

– Восемь трупов без единого самоубийцы… предположительно умерли от остановки сердца. Среди них один канцлер и его сын, остальные – дворяне.

Череп замолк, а пепел серым всполохом вылетел из камеры, тускло мерцая при вспыхнувших белым тусклым светом фонарей и оседая на тёмную траву, покрытую серебристым инеем и зыбким рваным туманом, лижущим металлические носки высоких белых сапог с заправленными в них чёрными просторными штанами.

Спрятав трубку в просторный, чуть ли не бездонный, карман камзола, она достала оттуда старую потрёпанную книгу в чёрной обложке с обшитыми серебряным металлом краями и длинной цепочкой, чей конец пропадал в чёрной впадине кармана. Здесь расписано прошлое, настоящее и будущее. Здесь вся история, передающаяся от одного Хранителя Могил к другому со своими тайнами и секретами, которые она медленно начинала познавать.

Опустившись на чёрную скамью с изогнутой спинкой, уже успевшей покрыться белой изморозью, она легко раскрыла старинную книгу на одной из записей её предшественника. Иронично, но все Хранители до неё были мужчинами, а последний так и вовсе ещё юным парнем, погибшим лет сорок назад на этом самом кладбище. С тех пор слухи о том, что оно проклято, и витают в народе, заставляя это место пустовать меньше чем полвека, а короля чуть ли не сразу согласиться отдать эту должность слишком самоуверенной девице, заставляя её отчитываться каждый месяц насчёт всего того, что тут творится. И так миновало каких-то пять лет. Осталось всего полгода до её девятнадцатилетия – именно во столько умер тот парень. Да и у всех Хранителей Могил куда не посмотри дата смерти оканчивается загадочной цифрой «9». И всех их, которых тоже оказалось девять, хоронили в отдельных склепах из белого камня с высеченными на входе прозвищами и порядковым номером – непозволительная роскошь для тех, кто не имеет имён. Она десятая, так что кто знает, какую жизнь ей подготовит собственная судьба.

Заправив выскользнувшую прядь за ухо, она устремила взгляд на красивый аккуратный подчерк, каким не могли похвастаться другие предшественники, и даже она сама. Но в отличии от других записей, которые рассказывали только о кладбище и его захоронениях, тут была записана целая история, занимающая ровно половину книги и обрывающаяся на середине вырванными листами с неровными краями, на которых до сих пор остались полустёртые буквы.

Наверное, эти записи были чем-то личным, чем-то, чем мог автор поделиться только с листами бумаги: секреты, откровенные мысли, тайны, идеи. И прикасаясь к ним она чувствовала, что не должна читать их, но вот только с каждым годом всё гложило любопытство насчёт того, что за секрет таит в себе это кладбище, и почему оно не хочет раскрывать его ей. По данным архива, хранившемся в бездонном подвале дома, все предшественники умирали именно на этом кладбище от старости, и только последний случай переходит все границы: сердце паренька было бесчеловечно вырвано из груди и помещено в его руки, словно он сам это с собой сделал. Жестокое убийство, хотя некоторые придерживались идеи, что он умер не по своей воли. Но разве кто-то будет слушать какого-то Хранителя Могил, решившего проверить убийство сороковой давности? Конечно нет. Чтобы это произошло, должно произойти чудо, а таково в этом сером тусклом мире давно не случалось.

2 месяц по календарю Серебряных Весов.

«Я начинаю записывать этот дневник скорее даже не для того, чтобы вести записи всех трупов, которых свозят сюда со всего города, как мои предшественники, а скорее для того, чтобы эти записи в будущем прочёл мой приемник, и убедился, что я не спятил окончательно. Но эти записи будут позднее: сейчас я хочу поделиться своими страницами из моего первого дневника, с тех самых дат, когда всё и началось».

Дальше шли листы бумаги тёмно-серого цвета с чёрными завитками букв, вшитые в дневник Хранителей Могил белой ниткой.

28 день 13 месяца по календарю Водяной Вороны.

«Всё началось ещё давно до этой должности, можно даже сказать, за один полный оборот луны вокруг Серого Города, когда я забыл своё имя. Да, прозвучит странно, человек ведь не может забыть наречённое имя, но как ни странно, я забыл его. И мать, и отец, и младшие братья, и все в округе. Я стал безымянным, и сколько бы не искал, сколько бы не спрашивал, всё острее осознавал, что если исчезнет и имя, исчезну и я сам. Исчезнет моя жизнь из этого мира, и никто обо мне не вспомнит, даже родная мать, которая и нарекла меня этим именем. Тогда я ещё не знал, с чем всё это связанно, и думал, что спустя пару месяцев от меня останется лишь одежда и пустая кровать, и если я останусь, то меня начнут принимать за призрака. За того, что одновременно существует и уже почил этот мир. Страшно.

Но однажды всё только ухудшилось. Я забыл, какого цвета у меня кровь, сколько пальцев у меня на руках и ногах, в кого у меня глаза: в мать или отца. Я забыл всё, и одновременно помнил какой-то далёкой частью подсознания. Я знал, что родился в этом сером тусклом мире. Что отец – «па-а-а-а-ачтеннейший начальник» Суда, а мать – знахарка, да такая, что в её лавку выстраивалась целая очередь, хоть и происходила она не из дворян. А вот что со мной случилось, она так и не отвечала, почему-то поджимая губы каждый раз, когда я об этом заговаривал и отворачивалась, так, словно меня и не было. Это было жутко, даже очень, осознавать то, что даже собственные родители начали забывать собственного ребенка.

Однажды дело дошло до того, что когда мы садились ужинать, одна из служанок забыла накрыть передо мной тарелку, а отец, когда я об этом сказал, взглянул поверх моей головы словно не видя и спросил: кто этот парень? Меня начинали забывать, да мало того, я сам переставал в себя верить! Порой доходило до того, что в родном доме служанки натыкались на меня и не замечали, бормоча что-то под нос и поспешно уходя. А когда я вернулся из лавки, где обычно помогал матери, вместо своей комнаты обнаружил лишь какую-то кладовую, а все фотографии, где я когда-либо присутствовал, стёрли меня насовсем. Даже стоя перед зеркалом я видел лишь какую-то тень, а не себя настоящего. Надо было с этим что-то делать, пока я окончательно не пропал из этого тусклого мира.

Я намекал на своё существование как только мог: писал записки, специально ходил за родителями и что-то говорил им, маячил перед глазами, чтобы они наконец увидели меня, но всё было напрасно. Тогда я углубился в книги. В них должно было быть расписано это странное явление, может, я и вовсе был проклят? И я нашёл. Нашёл подтверждение тому, что со мной происходит. Это явление называлось дивергенцией, и происходит оно крайне редко, примерно раз в пятьдесят, если не шестьдесят лет. Человек при этом полностью меняется: он не помнит своей внешности и своего имени, а все окружающие его люди либо забывают о нём (как случилось с моими родителями), либо испытывают животный страх (в чём я сам позже убедился). Оно вызвано тем, что в человеке начинают просыпаться некие отголоски Старой Крови, которая в свою очередь «защищает» своего носителя от «дурного глаза». Многие из этих людей в прошлом стали знаменитыми убийцами и ворами, которых даже спустя десятилетия не могли поймать и посадить. Никто просто не помнил, как они выглядят. Таких людей называли Фантомными Охотниками. Но были и те, кто использовал свой «дар» для другого предназначения. Они удерживали Смерть и Жизнь на чаше весов, не давая ей накрениться в одну из сторон, и чаще всего они селились на кладбищах. Их именовали Хранителями Могил и Мёртвых Душ, и только королевская династия изначально знала об их существовании, пока они не явились всему миру. Их ценили и боялись подобно бесам, но все же они всё ещё оставались людьми. А самое главное отличие таких людей от обычных была кровь. Она было алой, как вино в погребах короля, и оттого смертельной. Многие из Охотников убивали своих же собратьев чтобы насытиться этой самой кровью, став в разы могущественней и опасней. Но такие времена давно прошли. Охотники исчезли много столетий назад, а из всех существующих остались лишь Хранители Могил, и то их было по пальцам сосчитать. Но я не торопился идти на службу к королю, пока однажды не произошло то, что всё же разрешило мою судьбу.

Тогда стояла такая темнота с ливнем за окном, что свет от фонарей терялся во мраке так и не освещая пустые улицы. Мне повезло, и в это время я находился на кухне: бессонница, дарованная Старой Кровью, сводила с ума, но благодаря ей я всё ещё жив и пишу эти строки. Точно сам не могу сказать, что тогда произошло, просто перед этим я почувствовал настолько животный страх, что меня чуть не вывернуло наизнанку, а весь воздух буквально выкачали из помещения. Мне очень сильно захотелось на улицу, и пусть там шёл ливень и царила тьма, я всё же выбрался туда, не чувствуя холода и смотря, как мой дом покрывается сотней тысяч трещин и с ужасающим грохотом осыпается. Я простоял так до утра, смотря, как дождь омывает чёрный камень и тела родных, и только когда небо начало светлеть, а на место подходить люди, как знакомые так и нет, тела извлекли из груды осколков, и я увидел то, что совершенно не ожидал: они были высушены настолько, что ни одной капли крови не сохранилось в их пересохших венах. Кожа была подобна серому пергаменту, что обтягивала белые кости, глаза же чуть ли не вываливались из чёрных впадин, а волосы приобрели оттенок пепла. Умерли все: и слуги, и братья, и родители, и среди тел я увидел себя. Высохшего, подобно старому листку, и настолько мёртвого и ненастоящего, что я вмиг осознал, насколько сам был реален. Меня приписали к погибшим, даже похоронили в родительской могиле, но сам то я был жив. Живее всех живых, и осознание того, что всё это произошло не случайно, терзало меня до самого конца. Мне надо было срочно уехать в столицу.

Среди обломков я обнаружил мамину шкатулку, куда она складывала свои драгоценности, и обменял на деньги. При этом все люди, кого я встречал, ни разу не взглянули на меня, смотря себе под ноги и словно разговаривая с призраком. Омерзительное чувство, особенно когда человек отворачивается от меня и не может даже вспомнить, что делал до этого момента. Но при всём при этом я чувствовал себя живее всех живых настолько, что люди вокруг казались не более чем пустышками, от которых тянутся множество нитей, а управляет им тот, кто прячется в тени короля. Да и сам тот большая марионетка на верхушки пирамиды, выполняющая заданные ей функции.

Впрочем, не мне судить его.

Наверное, на этом я закончу то, с чего всё началось. Возможно, вскоре вновь возьмусь за перо и добавлю ещё пару страниц, если не забуду все детали, что невозможно мне сейчас представить. Странно говорить, но после той «катастрофы» я первые начал запоминать все мельчайшие детали и могу даже сейчас сказать, какие половицы на лестнице скрипели, и какова была цена каждого украшения матери, и кого первым вынесли из развалов, а кого последним. Ведь последним был я. Я заключал эту цепочку жизни, переходящую в смерть. Я и только я, ещё не зная, чем в будущем всё это кончится, так что кто бы ни читал сейчас эти записи: будь ты хоть следующим Хранителем Могил или обычным человеком, который чудом нашёл эту книгу, я хочу, чтобы ты понял. Я ни разу не солгал, когда исписывал пером все эти страницы. Я не помню своего имени, не помню как выгляжу, в каком году, месяце и дне родился, даже какой при этом был календарь! Ты не найдёшь обо мне никакую информацию, только дату смерти и прозвище, которым меня нарекли могилы.

Я – Мор.

Хранитель Могил и Мёртвых Душ, потерявший истинный облик и имя.

Я тот, кто придёт за тобой на пороге смерти и кинет первую и последнюю горсть в могилу.

Я живу, и в тоже время меня не существует. Так же, как и моих предшественников…»

С тихим хлопком закрыв книгу и вынув из кармана трубку, она вновь сжала её меж губ, хмуря тёмно-пепельные аккуратные брови и думая. Эта история была совершенно непохожа на все те, что ей когда-либо доводилось видеть или даже слышать. Особенно то, как описал всё это этот «Мор». С ней было всё иначе. Она просто забыла имя, а прошлого у неё и так не было, так что оставалось одно: идти на службу к королю, который даже не раздумывая принял её, а что ещё оставалось? Жалование хорошие, соседи тихие, да и по всем «критериям» Хранителей Могил она вписывается, только вот противоположного пола, и внешность свою до мельчайших подробностей помнит. Да и тот самый животный ужас не вселяет, хотя люди и так уже трясутся при одном упоминании кладбища…

Позади раздался треск веток и шуршание листвы, и кто-то дотронулся пальцами до холодных прутьев высокого забора, прильнув к нему и пытаясь разглядеть хоть что-то из белого света фонаря, пристроившегося над дверью чёрного входа.

– Прошу прощения… – глуховатый голос раздался в тишине. – Я стучал, никто не ответил… это вы Хранитель Могил? Я из Королевского Тайного Сыска, мне сказали, что вы можете помочь с трупом. Случилось покушение в пару кварталах отсюда… лучше вам самим на это взглянуть.

Нарочито медленно вынув трубку изо рта, она запрокинула голову, разглядывая чёрное небо из не спеша передвигающихся по нему клубящихся туч, и темные очертания сухих веток со скрюченными рассыпчатыми листьями. Неужели король вспомнил про неё? Вот так неожиданная новость. Привёл сюда аж самого тайного агента из своего знаменитого сыска. Видимо, дело и вправду терпит вмешательства кого-то со стороны, раз пришли сюда, к Хранителю Могил на ночь глядя.

Поднявшись со скамьи и спрятав заветную книгу в бездонный карман, она зашла в дом, вновь сжав между губ трубку и стягивая с вешалки одну из многочисленных треуголок цвета чёрного угля с чуть потрепанными краями и серебряной тесьмой по краям. Аккуратно водрузив её на голову и спрятав волосы, она провела пальцами по мягкому длинному перу цвета снега, тут же прикрыв лицо высоким воротником такого же чёрного цвета с многочисленными ленточками, идущих вдоль носа и до шеи, спрятала трубку в тот же карман, оставив открытыми только две серебристые льдинки глаз, обрамлённых длинными чёрными ресницами по краям.

Уже немолодой мужчина, недавно переступивший порог тридцатилетия, всё так же ждал у забора, поправляя воротник-стойку и зачёсывая назад чёрные короткие волосы, что всё равно срывал ветер, закрывая серое лицо с проступившей на острых скулах щетиной, сломанным на переносице носом и узкими потрескавшимися губами, которые время от времени облизывал, пытаясь скрыть волнение перед Хранителем Могил, о котором только приходилось слышать из рассказов коллег. Насколько она знала, Королевский Тайный Сыск состоит только из лучших детективов, некоторые из которых раньше были довольно знаменитыми ворами, решившими пока не поздно перейти на «светлую» сторону дабы избежать неминуемого эшафота. И кому-то ведь удалось.

– Позвольте представиться для начала – Роланд Хард, помощник шефа Королевского Сыска, – уже более увереннее представился он, удивлённо смотря на Хранителя, оказавшегося чуть ли не на голову его ниже. Или сам он был настолько высок? – Как вы уже поняли, мы бы не обратились к вам, будь ситуация более менее стабильна, но дело в том что… как бы ни было ужасно это говорить, но мы зашли в тупик. Тело не имеет ни единой кости, при этом на трупе ни одного даже маленького надреза. Мы подумали, что он один из алхимиков, но в его доме нет ни одной травы или ингредиентов, которые могли бы совершить такое. В общем, мы в тупике. Ни одной улики или зацепки…

– Разве кости не являются ими? – прохладно прервала его та, шагая вровень. – Если их нет, это не значит, что они пропали бесследно.

– В том-то и проблема… мы проверили все дела за минувшие десять и двадцать лет, но ни одного такого случая не было зафиксировано и в помине. Костей поблизости нет, а тело мертво уже как дня два: именно через столько приходят служанки, чтобы прибраться в доме. Мы же взялись за это дело на третий день, в итоге тело уже как четыре дня находится дома, а единственное, что мы выяснили, так это то, что почтивший этот мир Мольбор и в жизнь не занимался алхимией и не имел врагов. Бывали небольшие перепалки, но они тут же забывались. Он был одинок: ни жены, ни детей, ни домашних животных. Дом купил лет двадцать назад, до этого он чуть ли не столько же пустовал. Мы пытались найти дело насчёт его хозяев, но единственное что откопали: даты рождения…

Спутница чуть наклонила голову, с прищуром вглядываясь в белые огоньки фонарей и вполуха слушая собеседника. Конечно, дело они и не найдут в своём архиве, пусть хоть перероют его с головы до ног. Тут нечто другое. Если они умерли не своей смертью, о чём она уже догадывалась, то их дело будет в её архиве, пылясь в подвале на многочисленных полках. В последний раз там полноценный порядок наводил, наверное, самый первый Хранитель Могил, а остальные лишь спускались вниз, заставляя полки многочисленными папками с необычными смертями, которыми ни один бы детективный роман не похвастался. И восемь десятых из них так и не раскрыли, поставив красный штамп и отдав на хранение. В этом и заключается суть людей. Если они считают что-то из разряда вон выходящего, то просто отмахиваются и прячут как можно дальше.

Улицы становились всё уже и уже, выложенные старым чёрным камнем с тёмным пеплом на них. Дома казались старше этого города, нависшие над дорогой и созерцая все своими бездонными окнами с аккуратными решётками, многие из которых оплетали цепи. Тусклый свет от фонарей создавал пляшущие по сторонам тени, танцующие хору на выжженном камне. Когда то в этой части города случился пожар: погибли все, а дома остались целы, лишь стёкла потрескались, да на стенах остались тени людей и горстка пепла под ними. Никого так и не сумели похоронить: пепел и прах смешались воедино, а в тёмных подворотнях до сих пор пляшут искры от того огня, что был чернее ночи, подбираясь к королевскому дворцу, и лишь по какой-то счастливой случайности так и не добравшись до него. Старый район первого круга возле самой стены. Этот город подобен самому таинственному лабиринту, состоящему из трёх кругов: в первом проживают только аристократы и высшее сословие, тут же в самом центре находятся дворец и кладбище; во втором кругу знать пониже, там же располагаются все главные цехи и всё время из труб идёт чёрный дым; в третьем работники и обычные люди. Так что если пожар вспыхнет на внешнем круге, он не доберётся до середине, а если же наоборот, то тот не выберется за стены. Идеальная ловушка как и для преступников, так и для жителей.

Закрытые врата высокой стены с обожжёнными камнями предстали перед глазами и, свернув в сторону, Роланд Хард остановился у тёмного прохода, ведущего прямо на второй круг. Врата закрываются каждую ночь, зато открываются такие сквозные проходы, через которые люди беспрепятственно могут проникать из одного круга в другой. Но их ещё надо уметь найти, а эта задачка уже посложнее. Они каждый раз меняют свое местоположение, так что никто толком и не знает, где и когда они покажутся вновь. Интересная забава, погубившая в себе много воров, решивших воспользоваться этими путями. Говорят, из их костей сделан пол и фонари этих проходов.

– Если позволите, то после вас, – отступил он, достав из-за пазухи складной фонарь и одним ловким движением, подобно фокуснику, распрямил его, дунув и заставив на кончике фитиля вспыхнуть белую искорку, и только после протянул Хранителю Могил. – Ничего личного, но проходы могут сыграть злую шутку и разделить нас. Не думаю, что вам хотелось бы искать меня…

– Я найду вас даже на том свете, так что не беспокойтесь об этом, – взяв фонарь и шагнув в тёмный проход прохладно ответила та.

Белый свет плясал по ровным полукруглым стенам, выхватывая давно потухшие факелы из белой лучевой кости с обмотанной серым паутиной, когда под ногами тихо хрустели камни. Чем и были знамениты эти проходы, так это тем, что никто никогда не знал, сколько по ним придётся идти. В одни только шагни, и уже на той стороне, а по другим приходилось идти чуть ли не часами, при этом время во внешнем мире каким-то образом замедлялось, и если здесь ты пробыл два часа, то там тебя не было ни больше минуты. Парадокс Времени, как обозвали этот феномен верховные жрицы Ту-Сентовского святилища, не редко сами пользуясь этими туннелями. Поговаривали, что можно даже заблудиться в этих проходах, и тогда они выведут в загадочный город-под-кладбищем, которым был заинтересован ещё Людвиг II, правящий тут пару сотен лет назад и посылающий своих слуг сюда, чтобы проверить эти витающие в народе легенды. Но слуги благополучно выходили из этих туннелей, не зная, как в них вообще можно заблудиться. Весёлое время.

Наконец, впереди засиял проход, обрамлённый тусклыми фонарями и стелющимся по земле зыбким рваным туманом. Ещё шаг, и они под красивым мостом с ажурной чёрной решёткой и камнем из редкого хрусталя, тускло сияющего от воды цвета пепла, по которой плыл туман, подкрадываясь к ведущим вверх чуть потрескавшимся от старости ступеням, охваченным слабым белым светом невысоких фонарей в руках каменных дев в длинных тогах с капюшонами, закрывающими оскалившиеся черепа. Второй круг. Круг статуй.

– Дом неподалёку, – взбираясь на мост позвал за собой Роланд Хард, принимая из её рук фонарь и с ловкостью фокусника пряча его обратно, доставая на этот раз из рукава длинную изогнутую трость с белой ручкой в виде оскалившего пасть льва. – Я не рассчитывал, что проход откроется так близко от него.

– Никогда не знаешь всё наверняка, – не стала удивляться его словам та, крем глаза взглянув на гладкую стену, где секунду назад зиял чёрный проход, – особенно если оно подвластно магии.

– Великие слова, – заметил тот, тихо постукивая тростью об хрусталь и искоса поглядывая на своего спутника. – Прошу прощение за мою назойливость, но не спросить не могу: почему вы решили стать Хранителем Могил? Признаться честно, я не думал, что спустя столько лет эту должность вновь займёт кто-то… помню, придя в Тайный Сыск, всё не мог понять, почему то дело с парнем не могли разгадать. Это ведь не похоже на самоубийство, хотя в деле отметили это и закрыли… вы не боитесь, что с вами может произойти тоже самое? Что однажды вас найдут у какой-нибудь могилы с собственным сердцем в руках? и даже зная такой исход судьбы, вы всё равно продолжаете держаться за эту должность… как по мне, то так можно сойти с ума: каждый день видеть трупы и проходить вдоль могил.

– Знаете, мне нечего терять. А с мёртвыми порой завязываются очень интересные разговоры.

– И о чём же вы говорите? – полюбопытствовал Роланд. – О том, как хороша смерть и есть ли смысл дальше жить?

– Мёртвым не интересны эти темы, – спокойно ответила она, останавливаясь у ряда каменных скульптур с восковыми свечами у подножия, в которых трепетали белые огоньки. Даже не верится, что они все когда-то были людьми. – Они не тоскуют по прошлой жизни, хоть некоторые в одно время и пытались к ней вернуться… мёртвые в вашем понимании бестелесные призраки, но они тени. Тени, отделившиеся от тел, и продолжающие жить… хотите знать, есть ли жизнь после смерти? Есть, вот только в неё никто не верит.

Хранитель Могил отвернулся от оскалившихся лиц статуй, вновь зашагав вперёд, охваченный белыми всполохами свеч, но не источая привычной тени. Тень им не положена, как и собственное имя и прошлое. Мор верно писал – «я живу, и в тоже время меня не существует». Они призраки, подобно мёртвым. У них бьётся сердце, и в то же время их нельзя убить. Их кровь ала, когда у других черна. Они давно перестали жить в этом мире, но и не перешли в другой, сохраняя золотую сердцевину Жизни и Смерти, что им поручена на протяжении оставшихся веков этого Серого Мира.