Читать книгу Путь к свободе - Василий Арсеньев - Страница 2

1953 год от Рождества Христова

Торжества на улицах и площадях большого города завершились поздней ночью грандиозным праздничным шествием…

В лучах прожекторов тысячи солдат с пылающими факелами в руках прошли под знамёнами от Триумфальной арки, в едином порыве приветствуя своего вождя. А тот наслаждался незабываемым зрелищем колыхающейся огненной свастики, и его губы расплывались в самодовольной ухмылке: «Я – хозяин империи!»

Когда утром он вышел на балкон своего дворца, толпа на площади взорвалась бурей приветствий, – люди в неистовстве вскидывали руки вверх. Они забыли о своих близких и плакали от счастья при виде этого невзрачного бледного человека в очках… Такова сила страха!

Этот человек начинал с простого агронома, но теперь поднялся на вершину властной пирамиды и умело извлекал выгоды из своего положения. И весь мир знал его имя – Генрих Гиммлер…

Приход к власти он ставил в заслугу одному себе, забывая, что всем обязан своим верным и преданным слугам… Сердца людей наполнялись трепетом от одного вида этих черных мундиров и каменных решительных лиц под фуражками с черепами. Незаметно в плоть и кровь народа вошёл страх, – то самое чувство, что объединяет и рождает любовь к вождю.

Тем временем, Гиммлер с императором Хирохито, прилетевшим из Токио, вернулись в приёмную залу дворца и уселись в роскошные бархатные кресла. Японец рукою подал знак переводчику выйти. Они остались наедине.

– Это незабываемое зрелище! – заговорил по-немецки Хирохито, сверкнув глазами. – Память о Великой войне переживет века, и потомки будут с гордостью вспоминать об этих днях!

Гиммлер скривил губы в улыбке.

– Немцы – народ победителей, нам всюду сопутствует успех: на войне и в мире, в труде и отдыхе!

– Жаль, что с нами нет нашего друга Муссолини, – сказал Хирохито. – Я слышал, у него важные дела в Африке…

– По нашим сведениям, эфиопы подняли бунт, – задумчиво отозвался Гиммлер.

– Что ж, полагаю, дуче не составит особого труда подавить этот жалкий мятеж! – затаив улыбку в уголках губ, сказал Хирохито.

– Бунт не рождается на пустом месте, – проговорил Гиммлер (его взор заметался по сторонам). – Муссолини слишком мягок с коренным населением колоний… Только страх и сила сдерживают взрыв негодования недовольной черни! Это звери, – ослабь поводок, они съедят тебя живьём. А если животные отказываются подчиняться, их следует наказывать… беспощадно!

Гиммлер не был похож на фанатика. Император, взглянув на него, не заметил лихорадочного блеска в его глазах, – того, что был у Гитлера. Он слабо верил в искренность бывшего рейхсфюрера СС, но хотел надеяться, что новой войны удастся избежать. Но вдруг Гиммлер выпалил:

– Ваше Величество, полагаю, пришло время ликвидировать русские поселения в Сибири.

Услышав эти слова, Хирохито тотчас изменился в лице. «Это не ваше дело!» – хотел ответить наглому немцу японский император, но, как и подобает правителю великой державы, он сдержался и спокойно отвечал:

– Русские – неплохие работники, и нашей стране не выгодно терять такое количество налогоплательщиков.

– Что ж, – равнодушно скривил губы Гиммлер, – решать вам. Это ваше дело. Да только помяните моё слово: русские – самый непокорный народ, и от них жди неприятностей!

Гиммлер знал, о чем говорил, – он как раз вспомнил о недавнем бунте под Гитлербургом, когда погиб начальник лагеря. Тогда восставших усмирили, но троим узникам удалось сбежать…

***

По распоряжению нового коменданта лагеря, особо уполномоченного фюрера – Карла Вайса, после бунта в роте СС, охранявшей заключённых, был казнён каждый десятый. После очередной селекции сотни слабосильных узников окончили жизнь в газовой камере; остальным вдвое уменьшили дневной паёк. Спустя неделю лагерь наполовину опустел. Нового коменданта, однако, это не смущало, – он знал, что скоро прибудет пополнение.

Карл Густав Вайс.

В годы Великой войны он состоял в рядах Гитлерюгенда1. Однажды юных защитников Родины повели на стрельбище. Но вместо привычных мишеней взорам удивлённых мальчишек предстали… живые люди. Военнопленные. Грязные, перепачканные в крови, в разодранных одеждах, – те с ненавистью глядели на врагов своих, а на измождённых уставших лицах их не было и тени страха. Эти люди отпустили всё, что связывало их с этим жестоким миром, и впервые за последние месяцы не боялись…

Тем временем, подросткам приказали открыть огонь. Но они остановились в нерешительности, испуганно озираясь по сторонам. Кто-то даже выронил оружие из дрожащих рук своих. Но вдруг мёртвую тишину взорвали раскаты автоматных очередей. Трое подростков выполнили задание, хладнокровно расстреляв военнопленных… Среди них был и юный Карл Вайс.

Гиммлеру доложили о результатах его эксперимента. И вскоре трое прирождённых эсэсовцев оказались в замке Вевельсбург2. На другой день Карл Вайс предстал перед рейхсфюрером СС3.

– Хайль! – прокричал подросток, выбросив руку вверх.

Гиммлер, увидев его, поднялся со своего кресла, подошёл к юному убийце и заглянул ему в глаза.

– Сколь сильна твоя любовь к Родине? – осведомился он.

– Я готов умереть за Родину и фюрера в бою! – тотчас без раздумий прокричал подросток.

– А готов ли ты за Родину… убить фюрера? – внезапно спросил Гиммлер, не сводя с него взгляда.

Этот вопрос несколько смутил юношу, он молчал.

– От твоего ответа зависит, переживешь ли ты этот день, – тогда спокойно проговорил Гиммлер.

Пятнадцатилетний подросток не был искушён в придворных интригах, но он вовсе не хотел оказаться на месте тех военнопленных, расстрелянных им недавно.

– Я готов выполнить любой приказ рейхсфюрера! – прокричал Карл Вайс.

– Достойный ответ! – похвалил его Гиммлер. – Тебе, мальчик мой, многому предстоит научиться в этом замке; ты станешь рыцарем нашего ордена и однажды достигнешь небывалых высот, о которых другие даже не мечтают. Будь предан мне, и ты добьёшься успеха!

Прошли годы обучения в Чёрном ордене СС… А война, тем временем, закончилась. Увы, не довелось сражаться за Родину Карлу Вайсу. Но вторая встреча с Гиммлером заставила его взглянуть на жизнь иначе.

– Ты возмужал и окреп, – говорил рейхсфюрер, разглядывая юношу сквозь свое пенсне. – Твои глаза горят решимостью. Уверен, ты далеко пойдёшь. Я знаю все о тебе, знаю, ты огорчён тем, что не побывал на фронте… Но ты ошибаешься. Война только началась! Война со всеми тайными и явными врагами Великого рейха, война с низшими расами… Земля принадлежит истинным арийцам! Мы обладаем волей к жизни и волей к власти, но все еще вынуждены соседствовать с неполноценными народами. Заключённые и военнопленные не хотят работать на благо Германии. Ничего. В скором времени нам они больше не понадобятся…

***

К началу 1953 года вся Восточная Европа была опутана сетью концентрационных лагерей; русские узники оставались в одном лишь лагере под Киевом, который носил новое название – Гитлербург. Столица Украины избежала горькой участи Москвы и Петрограда; когда нацисты заняли город: они не стали его разрушать, а просто переименовали – в честь своего фюрера.

Карл Вайс вскоре сделал блестящую карьеру офицера СС; его боялись, перед ним заискивали. Гиммлер считал его своей правой карающей рукой. Восстания, что нередко вспыхивали в разных частях империи, всякий раз подавлялись, в чём велика была заслуга его ученика, который действовал решительно и беспощадно. Повсюду этот человек сеял смерть… «Цепной пёс Гиммлера» – так отныне называли Карла Вайса (разумеется, за глаза).

Впоследствии, став фюрером, Гиммлер обласкал своего любимца. Вайс стал особо уполномоченным фюрера, и его власти в тайне завидовал даже новый рейхсфюрер СС Генрих Мюллер, который прежде долгие годы возглавлял гестапо4.

Бунт под Гитлербургом мог перерасти в крупномасштабное восстание, а потому Гиммлер направил туда своего ученика, который возглавил временную администрацию беспокойного лагеря, чтобы любой ценой водворить в нём железный порядок и искоренить мятеж. Прибыв на место, Карл Вайс первым делом решил, что покойный комендант проявил халатность на службе и, стало быть, не заслуживает почестей, какие подобает оказывать павшему офицеру рейха, и велел сжечь его тело вместе с трупами заключённых в лагерном крематории, а жену и маленькую дочь – подвергнуть репрессиям. Вскоре они оказались за колючей проволокой, где их ждала неминуемая мучительная смерть…

***

С первыми лучами солнца лагерь приходил в движение. Капо5 бранью будили своих товарищей и собирали их на аппель-плац на утреннюю перекличку. Потом они строем направлялись в барак, служивший им столовой.

На сей раз, по случаю десятой годовщины победы, там узникам выдали праздничный завтрак – по двести грамм пшеничного хлеба. По меркам лагерной жизни – роскошь! Бедные худые голодные люди… Они жадно съедали всё до крошки, но не могли насытиться. Один заключённый подавился своим куском, закашлялся и… пал мёртвым на пыльную лагерную землю. Солдаты СС тотчас потащили его в крематорий…

После короткого завтрака узников, как обычно, повели на каменоломню, подгоняя ударами плетей. Те из них, кто в бессилии падал наземь, получали пулю в затылок… Но большинство упорно цеплялись за жизнь, что порой выводило из себя эсэсовцев из отряда «Мёртвая голова»6.

– Вы – живые трупы… Одна кожа да кости. Вы ещё будете умолять, чтобы мы вас прикончили. Сдохнуть как собакам – это всё, что вам остаётся! – злобно гаркал начальник первого блока по имени Альберт Райх. Всякий взгляд, в котором был хотя бы намёк на непокорность, приводил его в ярость, и тогда он выхватывал свой револьвер…

В тот день Карл Вайс проснулся поздно. Он исподлобья взглянул на обнажённую проститутку, которая страшно храпела во сне.

Лучи солнца пробивались сквозь занавеску на окне. Карл Вайс понял, что проспал (накануне вечером он планировал встать пораньше), и вскочил с кровати, одеваясь на ходу. «Всё из-за этой стервы!» – с досадою подумал Вайс, почувствовав отвращение к женщине, которую вчера ему подарили офицеры лагеря, и, сдерживая жгучее желание пристрелить её: «Я убиваю только врагов Родины и фюрера!»

В своём кабинете Карл Вайс сел за письменный стол и приступил к делам. Он просматривал план расширения лагеря. Предстояла большая работа: строительство пяти новых бараков, сторожевой вышки и ещё одной газовой камеры.

Через час Карл Вайс вызвал своего помощника – Ганса Хигерта.

– Хайль Гиммлер! – эсэсовец выбросил руку высоко вверх, вытянувшись по струнке перед своим начальником.

– Хайль, – мрачно отвечал Карл Вайс. – Садитесь.

Эсэсовец сел, не подозревая, что над ним сгущаются тучи.

– Сегодня, в день нашей великой победы, мне бы не хотелось говорить о делах, – начал Карл Вайс и гневно сверкнул глазами. – Но враги фюрера не дремлют, а значит, у нас не может быть выходных! Беглецы не найдены до сих пор, и кто-то должен ответить за это…

Прошло немало времени, и Хигерт надеялся, что шеф позабыл о сбежавших заключённых. Теперь эта ошибка могла стать роковой для него.

– Господин комендант, поиски продолжаются, но пока безрезультатно, – побледнев, проговорил Хигерт. – Мы поймали почти всех…

Карл Вайс нахмурился.

– Его одного мне найдите!

– За это время он мог уйти заграницу, – мрачно заметил Хигерт.

– Ганс, вы, кажется, чего-то не понимаете, – приходя в ярость, вскочил с места Карл Вайс. – Если не принесёте мне голову этого человека через неделю, мне принесут вашу…

Бунт был поднят в конце марта. И когда заключённые убежали из лагеря, внезапно разыгралась метель. Снег шёл всю ночь; натасканные немецкие овчарки потеряли след. Семерых беглецов на другой день нашли высланные на поиски дисколёты вермахта. Один вскоре объявился в городе, а двое других – те как сквозь землю провалились. Впрочем, это было недалеко от истины…

Хигерт упал духом; он знал, что Вайс своих слов не бросает на ветер, и с содроганием вспоминал, как расстреливали солдат СС после бунта.

– Где искать его? – бормотал Хигерт по пути к гаражу. – Мои люди рыскали по всей округе целый месяц. И никаких следов… Вайс верен себе. Он убьёт меня!

Альберт Райх присвистнул, когда Хигерт не ответил на его приветствие и прошёл мимо, разговаривая сам с собой. В уме этого человека, пришедшего в отчаяние, лихорадочно созрел план бегства. Он сел в свой фольксваген и поспешно выехал из лагеря.

Вечером в комендантском доме состоялся праздничный банкет. Поздравлять любимца фюрера с Днём победы пригласили певичку из Гитлербурга, которую звали Марта Клаус. В зале за праздничным столом, что ломился от обилия кушаний и вин, собрались все офицеры лагеря в эсэсовских мундирах. Не было одного лишь Ганса Хигерта, но его отсутствия никто даже и не заметил.

Играла музыка, офицеры оживлённо разговаривали. Альберт Райх с широкой улыбкой на лице что-то рассказывал молодому худощавому оберштурмфюреру. Карл Вайс посреди общего веселья сидел мрачнее тучи. Когда он поднялся с бокалом вина в руке, все офицеры тотчас умолкли и последовали его примеру. Музыка в зале притихла. Карл Вайс с каменным лицом, ни на кого не глядя, произнёс тост:

– За нашу великую страну, одержавшую победу в войне, о которой будут помнить все будущие поколения арийцев! Слава Германии!

– Слава Германии! – дружно подхватили офицеры и залпом осушили бокалы. Потом все, как один, сели; снова зазвучала музыка, и продолжились прерванные разговоры…

Однако, в тот миг, когда на сцене появилась Марта, и она запела, в зале повисла тишина, а от мрачного настроения Карла Вайса вскоре не осталось и следа. Блондинка с голубыми глазами и приятным голосом поразила воображение всех присутствующих. Она виртуозно исполняла известную песню из кинофильма «Девушка моей мечты», которую некогда пела блистательная Марика Рёкк. Карл Вайс не сводил с неё глаз, и офицеры тотчас поняли, что эта красавица очаровала его, а от избранницы любимца фюрера лучше держаться подальше…

«Эти губы, этот гордо приподнятый носик, эти глаза, что смотрят на меня столь смело… Это всё моё. Чистокровная арийка! Богиня!» – думал он в предвкушении скорого наслаждения.

Когда банкет закончился, и пьяные офицеры, шатаясь, расходились по своим квартирам, Карл Вайс, который за весь вечер выпил лишь один бокал вина, подошёл к Марте и пригласил её на ужин. Вскоре они остались наедине. Карл не скупился на комплименты, восхищаясь её талантом. Марта улыбалась, слушая его похвалы. «Теперь она моя!» – понадеялся он и пошёл на приступ сей крепости, но… внезапно получил отпор. В ответ на приставание она отвесила ему звонкую пощёчину… Особо уполномоченный фюрера, привыкший, что женщины сами ему на шею вешаются, даже растерялся.

– Я добропорядочная гражданка рейха, а не какая-нибудь проститутка! – прокричала Марта, покраснев от гнева. – Вы меня оскорбили до глубины души!

– Да вы знаете, кто я такой?! Как вы смеете? – воскликнул Карл, приходя в ярость.

– Я арийка в десятом колене и требую к себе уважительного отношения! Мне ведомо, кто вы и что моя жизнь – в ваших руках. Одно ваше слово – меня тотчас расстреляют. Но я готова к смерти: честь мне дороже жизни!

Карл на мгновение опешил. «Вот это женщина!» – в восхищении подумал он и извинился перед Мартой. На другой день она вернулась в Гитлербург. А он с тех пор часто вспоминал о ней…

***

В то время, когда в комендантском доме веселье было в самом разгаре, Ганс Хигерт ехал по дороге на Гитлербург. Он надеялся сесть на самолёт до Тегерана ещё до захода солнца. «У Ирана, – думал дезертирующий эсэсовец, – с рейхом не заключён договор об экстрадиции. Не будут же они ради меня одного начинать новую войну!» Но пересечь границу ему было не суждено, а всё из-за нелепой случайности – кончился бензин… В спешке Хигерт проскочил мимо двух бензоколонок и не заправился. Автомобиль остановился посреди дороги. Неподалёку чернел лес. «Я погиб!» – в отчаянии воскликнул немец, выходя из машины, но, будучи эсэсовцем, постарался взять себя в руки. Он усиленно соображал и разговаривал сам с собой:

– Что же мне делать? Что? Так. Думай, Ганс. Думай… У меня два выхода: либо бежать до города километров двадцать, либо подождать. Кто-нибудь непременно проедет мимо!

Время шло, но дорога была пуста. В сумерках Хигерт, наконец, понял, что ошибся: немца не заставишь подняться из-за праздничного стола! Оставалось лишь одно – добираться до города пешком. Но он решил сократить путь и двинулся через лес, где в былые времена со старым комендантом охотился на кабанов.

Хигерт, приободрившись, бежал через лес, а взошедшая луна тускло освещала ему путь. Ветки кустарников хлестали его по лицу, он спотыкался о пни и колоды, но не останавливался, пока не выбился из сил. Потом сел передохнуть на пенёк; поднялся, шагнул вперёд, – под ногой у него вдруг что-то хрустнуло, и он стремительно грянулся вниз. Ударился головой о землю и потерял сознание…