Читать книгу Время животных. Три повести - Виктор Альбертович Сбитнев - Страница 11

Примерно через неделю Санька вышел на балкон поливать цветы, но почти все они уже завяли, кроме разноцветных астр, которые мама Нина неизменно высаживала вот уж лет десять. Санька приложил к астрам нос, но кроме наступившей осени, ничего не почуял. Во дворе тоже распоряжалась осень – и не только на клумбах да в купах лип и клёнов, но и асфальт даже стал какого-то жёлтого цвета. В летний зной – и это Санька помнил отчётливо – асфальт был чернее дёгтя. Под балконом выясняли отношения два кота: крупный и ухоженный чёрный и облезлый рыжий. Рыжий, как всегда, брал верх. Не зря все звали его Крысом и щедро подкармливали рыбой и колбасой. Дешёвую колбасу Крыс лишь обнюхивал, а рыбу ел любую. Санька метнул вниз маленькую тушку минтая: чёрный испуганно юркнул под дом, а рыжий лишь отпрянул на пару метров и стал осторожно возвращаться, непрерывно нюхая воздух. Когда Крыс доел рыбу, Санька подумал, что и по кошкам он, наверное, во дворе первый. И пусть чёрный породистее и ухоженней, кошки благоволят к настойчивым и нахальным. Как и женщины! И будь я проще и без претензий, этой Жанне и в голову никогда бы не пришло так заноситься и учить меня жизни. Ещё, наверное, и сама бы помучалась неизвестностью, голову бы поломала, поревновала. А так, женский голод свой со мной уняла, самолюбие – тоже, и понеслась дальше без страха и упрёка, как, судя по её опытности, поступала и до меня. И много таких хищниц вокруг! Наверное, большая часть красивых женщин. Впрочем, может у неё и инстинкт самосохранения сработал? Она же видела, что я многовато пью. А нынче это для умной бабы, что твоя красная тряпка! Папа Федя говорил, что по статистике больше половины браков сегодня кончаются разводами и две трети из них – из-за пьянки супруга. Тут надо выбирать: или пытаться завязывать, или не жениться вовсе? Санька, не глядя, сплюнул за балконную решётку и попал точно жирной соседке Зине на розовый капор, который она непонятно зачем надела в столь тёплую сентябрьскую погоду. Зина стала тревожно вертеться, как подбитая германская танкетка, а Санька от греха переполз через порожек в комнату. И в это время непривычно низко затарахтел телефон. Очевидно, папа Федя, мучимый с похмелья высокими нотами, вылечил ему «педерастический» голос. Звонил недавно вернувшийся со строгача Быка, уже дважды отбывавший за квартирные кражи и хулиганку. Впрочем, и разбой, и кражи были на нём так себе, наполовину «накрученные», потому как из ложной бравады взял на себя чужое. Наскоро проговорив обычные в таких случаях «Как дела?», «Как отец с матерью?», Быка предложил съездить в Питер на заработки. Сказал, что якобы с ним сидел кореш, у которого в северной столице своё дело, и притом не пустяшное, а целое товарно-транспортное агентство. И поскольку Быка якобы спас его от верной смерти, кореш этот звал его в Ленинград на работу, обещая со временем прописку и даже жильё.

– Ну, это так, для полноты ощущений и серьёзности намерений! – Резюмировал Быка. – Главное, бабки неплохие снимем, а потом сам будешь решать: возвращаться в Город или в городе белых ночей обосновываться.

– Предложение, конечно, заманчивое, – как можно равнодушней отвечал Санька, – только я – то тут причём? Ты его спасал – тебе и карты в руки. А я, как говорится, не вор в законе, ему на кой хрен сдался? У него там, наверное, и своих, питерских, хватает, с которыми геморроя меньше.

– А вот в этом ты, Смыка, не прав! – категорично отрезал Быка. – Они там все обленились до упора. Работать отвыкли, а живут либо на перепродажах таким, как мы с тобой, либо на посредничестве, либо на сдаче жилья, либо… ну, ты и сам знаешь: наркота, проституция, переуступка долгов, рэкет и тому подобное. А мы с тобой – обещаю, всё по закону. Меня, брат, на шконку тюремную больше не тянет, тем более, что нынче можно прилично жить и без заморочек с Законом. Короче, он приглашал и не против, если приеду с корешем. Ему не помешает, а даже наоборот. Давай попробуем, а если не впишемся, то получим, что заработали, и сдёрнем. У нас с ним и на эту тему базар был. Он же понимает, что Питер или та же Москва не всем на нутро лягут. Ну, как ты?

– Если честно, Бык, я после армии тут загулял немного и вот в аккурат собирался устраиваться. – Признался Санька. – Поэтому можно, конечно, попробовать. Опять же, время пришло такое, что все вокруг шмыгают как крысы, суетятся и всё такое…

– Правильно мыслишь, Смыка, – подхватил Санькину интонацию Быка. – Кто не рискует – тот не пьёт шампанское. А тут и риску-то никакого нет. Все ищут, пробуют, устраиваются, увольняются, сходятся, расходятся… Жизнь, короче! Поехали, Санька, у меня ведь тоже, если по чесноку, сомнения есть. На зоне – одно, там из боязни за шкуру свою столько наобещать можно, а здесь – совсем другое. Но он, вроде, правильный пацан, куму не стучал, перед блатными не пластался. Да и не обещал он ничего особенного. Да. Как говорится, работаем – получаем. И всё.

– Ладно, попробуем, – согласился Санька. – Только без криминала, Быка! Я тут несколько раз по краю ходил. Всё те же кражи и драки, за которые ты срок отмотал. Только я немного хитрее был и во время с места слинял, но в ИВС пришлось попариться. А вполне бы мог и в Белый Лебедь залететь и, скажу тебе, надолго, если бы по полной предъявили.

– Сань, я ж тебе говорю, завязал! – почти поклялся Быка. – Мы с тобой лучше питерских девочек пользовать будем да в хорошие места захаживать… иногда.

– А хватит у нас на хорошие – то места? – С усмешкой поинтересовался Санька. – Говорят, там всё в разы дороже?

– А мы только по Лёхиной наколке пойдём – так кореша моего зовут, – отвечал Быка. – Зачем нам переплачивать. У него всё для своих. И кафе – тоже. Брат его держит. Для начала договорились посидеть в дешёвой пивнушке на Смоленской. Там и обговорили все нюансы, вплоть до того, что с собой брать и как себя вести при устройстве в Ленинграде.

– Питерцы есть питерцы так же, как москали есть москали, – констатировал злобу дня Быка, – а мы – русские из провинции!

– Лучше бы мы были евреями! – пошутил прошедший в армии школу национального притирания Санька. – По крайней мере, нам бы больше платили. Усмехнувшись в порыжевшие от курева усы, Быка спорить не стал, а только заметил, что их кум на зоне был подполковником Гершензоном. И когда какая-то там проверка из УИН наковыряла в учреждении кучу нарушений, убрали почти всех офицеров, кроме Гершензона. И они выпили водки под Быкин тост: «Чтоб всё у нас было, и нам за это ничего не было!». На следующее утро папа Федя, осторожно подкравшись к Санькиному дивану, положил ему на лоб завёрнутый в тряпицу лёд, который скоро растаял – так что Санька проснулся на совершенно мокрой подушке. «Наблевал что ли?» – спросил он себя с укором. Но, не обнаружив на чистой материи ни желчи, ни остатков пищи, решил, что это последние слёзы по его «отболевшим» женщинам.

Разговор с папой Федей и мамой Ниной вышел на удивление коротким. Они оказались не против: папа Федя всегда считал, что молодость должна себя непременно пробовать и испытывать, ибо иначе она не молодость, а «больная задница последнего генсека». А мама Нина была абсолютно уверена, что её сыночек скоро обязательно вернётся, потому что он вовсе не столичный хлыщ, а привязанный к родному месту горожанин. «Ты только не встревай там ни во что, пока не разобрался!» – жалобно попросила мама Нина и, перекрестив сына, дала ему с собой небольшую иконку со Святым Иоанном Кронштадтским. И Санька поехал покорять Северную Пальмиру, прихватив в дорогу пару местной водки, недавно официально признанной «Лучшей водкой России». Ох, лучше бы он этого не делал!