Читать книгу Храм любви. Книга первая. Надежда - Виктор Девера - Страница 4

***

Уже второй месяц в очередной раз у Надюшки не оставалось никого из близких и добрых знакомых. С каждой потерей она, как маленькая дворняжка, искала себе новых хозяев или сочувствующих и милостивых людей, которые помогли бы ей не умереть с голоду.

Родная русская ее мать погибла в родном городе при разгроме их зоомагазинчика. Место в центе города срочно понадобилось националистически настроенным рэкетирам.

Когда началась национальная вражда в Карабахе, они жили в Азербайджане, и отголоски этой вражды бедой обернулись для всех лиц некоренной нации.

Отец, армянин по национальности, в надежде на выживание срочно женился на вдове-азербайджанке с ребенком. Появление братика для нее было радостью, однако спокойствия в жизни это не дало. Через некоторое время они были вынуждены продать за гроши дом и, погрузив весь скарб на КамАЗ, с женой и двумя детьми уехать с насиженных мест в Россию. На грузовике он надеялся убежать от беды и спастись от разбушевавшегося в союзных республиках национализма.

В великом Союзе Советов все нации были перемешаны в единый народ, и никто не знал национальной вражды. Это государство придерживалось великой миссии интернационализма. Возложив на себя эту миссию, оно, как могло, возрождало национальную интеллигенцию во всех союзных республиках, обучая и протекционируя во власть людей даже порой с недостаточными деловыми интеллектуальными способностями в ущерб делу. Эти бездарности со временем вымыли талантливых специалистов. Лозунг «Кадры решают все» тихо-тихо заменили на лозунг «Опора на национальные кадры», и это отчасти стало причиной краха империи.

После ее распада в борьбе за власть алчная ограниченность стала делить страну и, в первую очередь, по национальностям. На основе сепаратизма некоторые люди надеялись разделить и урвать легко, быстро и много-много. Разделить же детей в интернациональных семьях было невозможно.

– За принадлежность семьи разным нациям могут убить там и там, – говорил ее отец.

Азербайджанцы стали ненавидеть армян. Армяне стали ненавидеть азербайджанцев. Кому-то это стало выгодным. Ни в той, ни в другой республике смешанным семьям жить было невозможно, и они, почувствовав недоброе отношение к себе, за русскими подались в Россию. Во всех бывших братских республиках нации, кроме коренных, стали притесняться.

Негласными законами национального протекционизма на ключевые позиции в культуре и власти другие национальности могли претендовать не более чем на процент, максимум три, и не больше от общего состава руководства.

Оправдать эту дискриминацию нельзя было даже процентным их представительством в общей численности населения, так как в некоторых республиках других наций было больше, чем коренного населения. Чтобы уменьшить их представительство и убрать с теплых мест, устраивались погромы, распространялись листовки с угрозами резни. Даже при организации своего дела они попадали под жесткий пресс со всех сторон, и коммерческая элита с государственным аппаратом стала в основном национальной.

В России было свободней, да и сами русские в ней были придавлены своей интернациональной идеологией. Прикрываясь ею и пороча национальное самосознание русофобией, к власти прорывались не преданные стране личности, а эгоисты. Интернациональные коммерсанты стремились только урвать у общества побольше, а набив свой карман, сбежать за границу или, по крайней мере, держать для гарантии там свой капитал, продолжая грабить недра страны и народ.

В развалившемся Союзе для защиты своих интересов эти представители общества старались создавать свою аристократию и идеологию. Интернациональный глобализм к этому времени стал угрожать не только слабеющей России, но и национальным интересам всех экономически слабых стран. Добродушный русский народ в основной своей массе был доверчивым и мастеровитым, а не торговым и властолюбивым. Обладая сильным сознанием государственности, он всегда защищал свое государство и надеялся, в свою очередь, на его защиту.

Развитие демократии резко ослабляло роль государства в социальной жизни людей. Свободная ниша легко заполнялась предприимчивыми переселенцами и прочими дельцами с диктатурой национально-кланового, интернационально-уголовного сознания. Это сознание антигосударственной стадности обеспечивалось экономической поддержкой этих кланов и страхом кары, религиозной и уголовной моралью.

Слабое коррупционное государство позволяло проходимцам разного толка добиваться определенных свобод и быстрого обогащения, пренебрегая его интересами. Честный доверчивый и законопослушный народ в основной массе жил надеждами, безнадежно считая, что государство его в беде все-таки не бросит.

На эту надежду и великодушие русского народа делал ставку отец, когда они уезжали. Даже если русские во избежание диссимиляции общества тоже когда-нибудь могли ввести политику национального протекционизма, то он со своей семьей психологически к этому был готов. Чтобы быть уверенным, что его семье гарантированы спокойствие и мир, он был готов полностью принять как родную, русскую культуру, а приобщившись к великой славе и чести этой нации, получить статус русского гражданина, даже если для этого пришлось бы умереть за честь этой страны.

Сначала, чтобы долго не ехать по Азербайджану, они хотели рвануть через Каспий на Казахстан. Однако с паромом получилась непредвиденная задержка в результате стечения обстоятельств. Большая задержка была не в их планах, и эта дорога не сложилась. Все предугадать не было дано.

Рок дернул отца поспешить, и по стечению обстоятельств они, рискнув, поехали через Чечню. В Чечне КамАЗ попал в аварию с нарочно подставленной местной машиной. Невиновность доказывать было бесполезно. Местная мафия потребовала расчета. Денег отцу стало жалко, их было в обрез и только на обустройство на новом месте. Он еще некоторое время как-то пытался доказать свою невиновность налетчикам, но наехавший на них люд оказался наглым до беспредела.

Не признающие никаких законов мерзавцы затащили машину в какой-то гараж, произвели шмон и, не найдя денег, закрыли. Ночевали в машине. Из кабины никто не выходил – боялись. Ночью отец решил скрытно вырваться.

Они уже были в пути, когда их нагнали. Угрожая, их пытались остановить, но отец не подчинялся, стремясь дотянуть до границы. Оставалось совсем немного. Каким-то образом им удалось поджечь убегающую от них машину. Они так и не доехали до России. Отец и приемный братик с матерью погибли, а Надежда прибилась к одинокой русской женщине. Женщина была художницей, хроменькой и глубоко религиозной бродячей монашкой. Надюшка переезжала вместе с ней из села в село, от церкви к церкви. Они продавали картины, рисовали жителей, пели во славу Бога: кому – во славу Христа, кому – во славу Аллаха, этим и жили. Однако и ее некоторое время назад арестовали и били националисты, обвинив в шпионаже. С тех пор девочка чувствовала себя совершенно одинокой, одичавшей, но чаще всего голодной.

Поселившись здесь, у моста, в полузарытой железной цистерне-будке, она спасалась от надвигающихся холодов. Это надежное строение было здесь брошенным с незапамятных времен, видимо, еще строителями, которые в свое время возводили мост.

Мальчишки из поселка хорошо знали ее. Она часто ходила по селу и, как цыганка, пела песни, развлекая бедный народ, просила милостыню. Из русскоязычного народа она осталась здесь теперь одна. Часто общаясь со старой одинокой чеченкой по имени Марьям и ночуя у нее, она порой помогала ей пасти скотину, но большее время проводила в этой цистерне, играя с местной ребятней. Все русские были вытеснены национальным хамством и давно разъехались. Многие из них просто бросали свои дома. Теперь в них жили другие. В поселке без них стало как-то скучно и уныло. Надюшка иногда веселила сельчан, но никто из них ни разу не сжалился и не приютил ее, хотя все знали, что она не чистокровная русская, а метиска.

Даже бывшая школа села, которая тоже была некоторое время ей приютом, стала похожей на старый брошенный сарай. В ней уже давно никто не учился, а парты были растащены на дрова.

Великая вражда под флагом национализма за передел страны ножом прошла по семьям и сердцам людей. Поделить и перекроить землю тяжело, но еще тяжелей поделить совместно нажитых детей в перемешанной национальной державе. Караван этой вражды во имя ложной свободы и демократии, однако, отпустили. Он прошел по братским республикам и тысячи человеческих сердец в слезах и стонах ужаса оставил на своем пути. Нельзя сказать, что это было только в России. Однако так остро, как Россия и Югославия, ни одна страна мира не переживала раздел.

Вот и эта судьба детей здесь, у моста, была следствием шествия по земле этого злополучного каравана демократии с беспределом национальных свобод.