Читать книгу Цикличность - Виктор Новоселов - Страница 8

«Из Терриала в Митарр можно добраться по воде. С марта по май навигация набирает полную силу. По реке Хельдар в эту пору могут пройти даже очень крупные корабли. С мая по июль и пару недель в октябре, в период дождей, этим маршрутом проходят только небольшие суда. Река Хельдар берет свое начало далеко на севере, в ледниках. Затем, в хребтах Сиала ее русло раздваивается. Широкий полноводный рукав ведет к Терриалу и затем уходит дальше на юг, он и несет имя Хельдар. Второе русло, именованное рекой Глубокой, ибо глубоко в ущелье она протекает, менее полноводно и несет свои воды по ущелью в Митарр и дальше. Там, она скрывается подо льдом, а затем, набравшись силы из горных источников, проходит по границе Металлической долины. Много южнее в летнюю пору река вновь становится судоходной и, протекая через всю страну, впадает в Граничное море в городе под названием Оберн. Посему на пути в Митарр суда из Терриала сначала проходят против течения на север до вилки, а затем с быстрым попутным течением и попутным ветром достигают города на скале»

Лукас Алентэр «Судоходство по рекам»

862 год со дня Возрождения. Митарр.

А он выжил! Забыл имя того парня, что блудил с кухаркой, но я полагал, что он замёрзнет в дороге. А нет, жив и здоров. Когда мы проходили по мосту над пропастью, что вел в Митарр, я видел его в числе стражников, встречавших нас. Молодец, и перевал пешком прошел, и даже успел на службу заступить.

Мы же несколько месяцев в условиях жутких лишений шли по перевалу до главной пограничной цитадели северян – Митарра. А ведь не зря предки дали этому городу столь говорящее название – «Проклятая могила». Ведь именно так со старого языка северян переводится название этого города. И если сам город на скале вполне милый и гостеприимный, то ландшафт вокруг полностью обосновывает данное название. А еще и ветра свирепствуют в ущелье практически круглый год, за исключением пары месяцев летом.

Хотя, справедливости ради, название города относится вовсе не к ужасной погоде и не к тяготам пути испытываемым путниками в дороге. В летописях зафиксирован вполне достоверный факт, что катакомбы под городом, уходящие глубоко в скалу, и ныне служившие местным жителям кладбищем, уже существовали на тот момент, когда люди решили основать здесь свой город. Отсюда и пошло название.

Во времена независимого севера люди частенько пытались пробиться вглубь подземелий. Однако ничего ценного там так не обнаружили. Сейчас, в целях безопасности, чудотворцами были замурованы все проходы, ведущие к основанию скалы. Стража ныне ограничиваются редкими патрулями по верхним уровням подземелий. Именно эти тоннели и служат местным жителям кладбищем. Людей хоронят в аккуратно выдолбленных прямо в скале нишах. Судьи рассказывали мне, что для местной стражи патрули под землей это что-то вроде наказания. Суеверные люди чувствуют здесь необъяснимый страх. Но на самом деле тут нет места сверхъестественному, просто перебороть власть мифов и темноту не так-то просто.

А вот для нашего отряда проклятье Митарра перестало быть просто красивой фразой задолго до того, как мы подошли к городским стенам. Ведь пока мы в зимнюю стужу шли по перевалу, потеряли добрых двадцать человек солдат и обслуги.

Каждый из нас, от неграмотного конюха и до видавшего виды командира отряда, задавались одним и тем же вопросом. Зачем мы вообще отправились в путь? Ведь было бы столь разумно просто переждать зиму по другую сторону перевала. Теплые квартиры, хорошая еда, мягкая постель. Но вместо этого мы, почему-то, выбрали голод, зимнюю стужу и тяготы похода. Почему? Что ж обо всем по порядку.

Итак, мы, вопреки погоде, все же сумели тронуться в путь из брошенной деревни, где на нас набрел сухой. Правда, произошло это только по истечении шести дней, с момента казни дозорного. Шли мы медленно, дорога была ужасной, и это вовсе не метафора. Да еще и наемники были ошарашены и расстроены из-за того что пришлось своими руками казнить сослуживца.

Такие решения всегда вселяют ненужный страх в головы подчиненных, но при этом здорово налаживают расшатавшуюся дисциплину. Я чувствовал на своей спине злые взгляды. Видел, что наемники по своему желанию помогают Джессу нести поклажу, когда я должен был приказывать это делать. Я не любил когда меня принимали за изверга, не любил излишний страх среди моих людей. Это может привести к печальной ситуации, когда они побоятся поделиться со мной своими опасениями и это приведет к беде. Но более этого я ненавидел отсутствие дисциплины и порядка. Посему, если я должен стать для этих людей тем, кого они ненавидят и боятся, то я с готовностью сыграю эту роль. К тому же сейчас пойти на попятную – означало проявить слабость, что мгновенно уничтожит меня в глазах отряда.

Так или иначе, мы достигли небольшого города Уимстера в основании перевала еще через пять полных дневных переходов. А холода тем временем уже подступали. Утром лужи на дорогах покрывались тонкой корочкой льда, а изо рта при дыхании вырывался пар. Некоторые военные простудились из-за того, что то шли маршем, постоянно потея, то спали в холодных палатках. С их хворью вполне справлялся Джесс, я лишь держал все под контролем и продолжал делать вид, что мне все равно.

За те пару дней, пока наша партия закупалась провизией в городе и собиралась в путь, ударили уже настоящие морозы. Среди участников похода возникла та легкая, расслабленная атмосфера, когда приходит осознание, что выполнение важного и тяжелого дела откладывается на неопределенный срок. Такое ощущение всегда само собой возникает, когда прибываешь на зимние квартиры.

Все неожиданно осознают, что ничего существенного не произойдет в ближайшие несколько месяцев, и вполне можно насладиться размеренной мирской жизнью. Да и дочери местных крестьян всегда благожелательно стреляют взорами в гостей из Столицы. В тот ясный морозный день я дал командирам распоряжение расселить отряд по домам и готовиться к зиме. Приказ был воспринят с большой радостью и был спешно выполнен. Я, признаться, и сам уже успел прочно обосноваться в доме местного лесоруба. Дом стоял на отшибе, а сам лесоруб был слугой хартии, что вышел на пенсию по выслуге лет, посему нам было о чем посудачить долгими холодными вечерами. Все начали привыкать к обстановке, наемники до отказа заполняли местную таверну, обслуга успела наняться помощниками ремесленникам, местные девушки уже распределили самых видных солдат между собой. И все шло своим чередом, ведь только сумасшедший может пойти по перевалу зимой.

Но в одно, особенно холодное утро, Веллес вызвал меня к себе на разговор. Его разместили в доме купца, который на зиму уезжал в теплые края. Дом стоял в стороне от дороги, спрятанный от посторонних глаз в густом ельнике. Достаточно далеко, чтобы старика никто случайно не потревожил.

Тем утром я еще не вошел в дом, где расположился Веллес, как почувствовал присутствие Кошмара. Так живо я ощущал Кошмар всего пару раз за всю свою жизнь. И надеюсь, что впредь меня ждет не так много подобных встреч, ибо его присутствие всегда тяжело ощущать. Будто темные, холодные щупальца медленно овевают душу и сжимают ее.

Я, еще стоя на пороге, взял меч наизготовку в левую руку. Опасения у меня были вполне обоснованными. Вдруг Веллес только что высох и за ним как раз сейчас явился Кошмар. Если это не так, то такого сильного проявления Кошмара в нашей реальности я еще никогда не чувствовал. Хотя мой опыт в столкновениях с Кошмаром можно смело назвать скромным. По меркам Братства я еще считался достаточно молодым. А, тем временем, меня как будто, то отрывало от земли, то швыряло в стороны. По крайней мере, душа в моем теле совершала именно такие кульбиты. Словно порывы сильного ветра, пронизывали меня холодом насквозь и стремились вырвать душу из моего тела.

Ох, найти бы сил справится с этим! Я не был слаб, но и никогда не был излишне самоуверен. Конечно, я был подготовлен к таким вещам, ведь вся моя жизнь была посвящена изучению Кошмара и его проявлений. Позволю себе даже подумать, что недостаток опыта у меня вполне компенсируется прилежностью в обучении.

Но сама суть Кошмара такова, что когда он касается твоей души, ты теряешь всякую уверенность в себе. Один из братьев очень точно описал в своем дневнике ощущения при приближении Кошмара: «Будто что-то стерло из жизни все хорошее, что в ней, когда-то происходило. А все плохое словно проживается вновь, причем все разом».

Я попытался собрать растекающуюся под давлением Кошмара волю в кулак и зашел в дом. Веллес, к моему удивлению, был все еще жив и сидел один в кресле у камина. Джесса он видимо отослал от себя под каким-то надуманным предлогом. Старик вообще часто отправлял парнишку с пустяковыми поручениями на другой конец города. Видимо боялся, что может ему ненароком навредить.

Внутри дома я уже едва мог сопротивляться давлению Кошмара. Меч я убрал в ножны, все равно у меня в руках не было необходимой твердости для того чтобы им воспользоваться. От посоха сейчас будет больше толку. Я стоял и молча смотрел на старика, разрушаемого Кошмаром. И, кажется, я даже мог заметить следы этого явления на его лице. Будто прямо под его тонкой кожей пробегали волны чего-то темного. Разумеется – это иллюзия. Под давлением ужаса люди не редко видят то, чего нет. А Кошмар это концентрированный, ненаправленный ужас, просто витающий в воздухе.

– Исан, думаю, скоро все случится. – У старика были перебинтованы глаза. Его настоящие глаза сейчас представляли собой тонкие, черные полоски, что спрятаны внутри воспаленных, постоянно гноящихся век. Это плата за чудеса, глаза чудотворца со временем наливаются неизвестной темной субстанцией, что не пропускает свет, и чародей слепнет, окончательно и бесповоротно. Но сейчас Веллес пользовался чудесным зрением, чтобы видеть. Обычная практика высыхающих. Впрочем некоторые отказывались от нее. Например, высшие «белые» из Цитадели старались так продлить себе жизнь, чтобы надиктовать как можно больше информации летописцам. Но Веллес, очевидно, прожить лишний месяц уже не хотел.

– Я тоже так считаю.

– Расскажи мне про Кошмар, Исан?

– Кажется, я уже рассказал вам все, что знал. Я не знаю, как выглядит Кошмар изнутри. Никто из живых не знает. Я знаю лишь немногое о тех, кто его создал.

– Брось всю эту надменную чушь! Я слышал всю эту пустопорожнюю ерунду много раз от тебя и от твоего сподвижника! Расскажи мне о тех, кто ждет меня там?

– Наши предки считали их богами. Согласно древним поверьям, раньше они жили среди нас. Делили со смертными пищу, сражались в битвах, влюблялись. Но потом что-то произошло, и они исчезли. Постепенно люди забыли их. Имена старых героев терялись в истории и менялись в угоду времени и местам. Спустя много веков культ старых богов угас сам собой и родилась Церковь Перерождения, тоже ныне теряющая силу.

– Опиши мне их? – старик, очевидно, пропустил мимо ушей часть моего рассказа.

– Вы имеете в виду изначальную троицу? – догадался я.

– Да, Исан, поведай мне о них.

– Не то чтобы летописцы скрывали внешность древних богов. Просто их описания зачастую противоречат друг другу. Например, мы знаем, что Ольберт Невидимый не имеет телесной оболочки. Он бесплотным духом бродит по нашему миру и «помогает советом тем, кто потерял надежду». Согласно поверьям ему помогают две души мучеников. Образуя троицу, они следят за тем, чтобы мир пребывал в балансе. Много детских сказок народов севера и дальнего запада – это переиначенные произведения древности о Ольберте. Но при этом есть документы, где он описывается низкорослым мужчиной с узким лицом, рыжей бородой и задорной улыбкой.

– И я встречусь с ним в Кошмаре?

– Адепты утверждают, что он живет среди нас. Но я полагаю, что это лишь их вера и он встретится вам в Кошмаре.

– Ты уверен?

– Разумеется нет.

– Дай мне хоть что-то, Исан! Я хочу быть хоть немного подготовлен к тому, что увижу!

– Изначальная вера древних сильно разветвилась. – Я не знал, что дать Веллесу. Того что он хотел узнать не ведал никто из ныне живущих. – На протяжении всей человеческой истории существовало множество культов. Каждый из них поклонялся своему богу, сохранившему от изначальной веры лишь общие черты. Тяжело по тому, что осталось от старых книг, понять, что же из себя представляли эти изначальные боги. Так Мирра Кошмарная, то представляется прекрасной девой с янтарными глазами, то ужасной тварью, покрытой струпьями и язвами, стремящейся убить своего ребенка. Благородный Скип то великий воин, сокрушавший всех врагов на своем пути, то жалкий калека, лишенный сердца и источающий зловоние. Даже среди допрашиваемых адептов мы не нашли достаточно внятного ответа на вопрос о внешности старых богов. Со временем старые тексты правились, видоизменялись, и теперь выяснить где истина, а где правки уже невозможно.

– То есть даже вы не знаете, что меня там ждет?

– Нет. Мы знаем, только то, что Кошмар существует. Но, что он из себя представляет? Никто не даст вам ответ на этот вопрос.

– А ты уверен, что Кошмар сулит мне лишь муки? – кажется, если бы мог, то в этот миг он посмотрел бы на меня с надеждой.

– Вы и сами чувствуете это.

– Это не ответ, друг. Это просто страхи того кто стоит перед закрытой дверью.

– Я чувствую Кошмар. И согласно моим чувствам ничего хорошего он в себе нести не может. Меня научили никому не доверять, но своим чувствам я претить не стану.

Мы замолчали. Веллес чему-то улыбнулся и я как будто ощущал на себе его снисходительный взгляд. В камине полыхал яростный огонь, от которого я весь покрылся потом, но из-за Кошмара чувствовал лишь могильный холод.

– Меня кое-что пугает, Исан. – После паузы нерешительно сказал старик.

– Незнание всегда пугает.

– Я не об этом. Оставь свои прописные истины себе! Меня тревожит странная мысль. Я будто не могу высохнуть.

– Не совсем понимаю.

– Там, в заброшенной деревне. – Старик помедлил. – Когда я сидел в палатке, я творил чудеса. Но я не чувствовал что душа покидает меня, понимаешь? Я то зажигал огонь в своей руке, то тушил. Но ничего не происходило. Конечно, «Зарница» – одно из самых простых чудес. Но мне так мало осталось…

– Вы хотели умереть?

– Я чувствую его, Исан. Я слышал, как ты достал меч из ножен на пороге. Ты прекрасно понимаешь, что сейчас происходит во мне. Мне надоело, и я очень устал.

– И вы не смогли высушить себя?

– Да, будто моя душа уже истощилась, но откуда-то берутся силы для дальнейшего существования. Словно есть еще один сосуд, откуда чудеса могут черпать свою силу.

– Мне никогда не приходилось иметь дело с подобным. Есть ли у вас какие-нибудь предположения или пожелания?

– Нам надо как можно скорее пойти на север! Боюсь, может случиться беда. Чем быстрее выступим, тем лучше. Я всегда старался разумно смотреть на вещи, но сейчас не вижу ни одного разумного объяснения тому, что происходит. Очевидно, что-то идет не так, как должно. Тогда пускай мы хотя бы будем далеко от тех мест, что населяют мирные крестьяне.

– Но зимний переход по перевалу вы не переживете.

– На это и уповаю, друг! Я творил чудеса, Исан! Я творил, и творил. На протяжении всей ночи! Причем творил их, словно был «красным»… Если быть честным, то я не очень понимаю, почему я до сих пор жив.

Наш отряд тронулся в путь уже через два дня после этого разговора. Раньше выдвинуться не получилось из-за того что все уже успели обосноваться на зиму в Уимстере.

Представляете, как тяжело было объяснить простым воякам, что нам внезапно потребовалось штурмовать перевал в самое неподходящее для этого время?

В тот день, сразу после разговора с Веллесом я отправился к командиру нашего отряда. Когда я сказал ему, что мы пойдем через перевал зимой, тот даже крякнул.

– Исан, послушайте, для меня вся жизнь либо море, либо бойня. Многое я повидал. Но это безумие! Безопаснее было бы с сухим в запертом сарае переночевать. Серьезно. Когда меня отправили ловить пиратов в Граничном море, я надеялся что выберусь. Когда меня послали подавлять восстание на запад, у меня на душе было горькое чувство, но я верил что вернусь домой. А вы даже не представляете, какой на западе творился бардак. И сейчас вы отдаете мне этот приказ, а я понимаю, что надеяться не на что. Вы меня словно целиком в вино Копецки окунули, господин.

– Надо идти. ..

– Я прекрасно вижу, что вы недоговариваете. И надеюсь, простите мне, что я дерзнул так грубо вам отвечать. Но какая-то жуть витает в воздухе. Я чувствую ее своими старыми костями. Ребята шепчутся, жалуются друг другу на плохие сны. Не знаю что это, но уверен, что это исходит от нашего отряда. Словно мы притащили это с собой. Сам я ночами плохо сплю, и слышу, как дети жалобно плачут по городу, говорят это к смерти…

Я посмотрел в глаза опытному командиру и сказал:

– И лучше будет, если мы увезем это с собой на перевал. Подальше от людей. Пусть лучше это упокоится там.

– Благодарю за откровенность, Исан. Я буду помнить это, и ценить до конца своих дней.

Он отсалютовал мне, будто ему предстоял не тяжелый переход, а дежурство по кухне. Продолжать разговор я не стал. Старый солдат и не настаивал. Он был слишком опытен, чтобы обсуждать приказы.

Значит, дети плачут? Меня ощутимо тревожило то, что Кошмар чувствовался так явно. Уже даже матерые солдаты теряли покой рядом с Веллесом. Кто знает, какие страхи в них проснуться, когда чудотворец, наконец, покинет наш мир…

И если говорить о том, зачем нам надо было идти на север, то согласно официальным формулярам, наш отряд отправили на ледник Бирдремм, на самую границу разведанных человеком мест. Чистого рода фиктивное назначение. На Бирдремме нет ничего. Там нет никаких чудес, никаких адептов. Признаться честно, там и людей-то нет. Назначение в никуда. В бумагах, что выдали Веллесу, в графе «место прибытия» стоял прочерк, так как вблизи ледника не было ни одного населенного пункта. Формально мы должны были проверить, не пользуется ли кто-то чудесами для разрушения ледника, ибо уровень воды в реке Хельдар, стекающей с ледника и несущей свои воды на юг, сильно повысился. Стоит сказать что он повысился относительно замеров, которые первый, и единственный, раз производились сто пятьдесят лет назад, когда на карты мира нанесли этот ледник.

Как вы понимаете, официальное назначение не выглядело как то, ради чего могло бы потребоваться зимой идти через перевал. Все это породило совершенно ненужные разговоры, и пресечь их было тяжело. Люди и так роптали из-за того что придется идти на плохо разведанный и никому не нужный ледник. По отряду пошли мрачные толки еще с тех самых пор как мы двинулись в путь ранней весной. А теперь предполагалось, что еще и перевал будем штурмовать в самое неподходящее время. И ведь для всех очевидно, что зимой ледник никуда не денется.

Да, командир ввел в отряде железную дисциплину, а я сильно припугнул людей, когда казнил пьяного ротозея в заброшенной деревне. Однако, некоторые члены отряда все-таки дезертировали ночью накануне отправления. Догонять их не было никакого смысла. Вероятность того что догоняющие, по мере удаления от перевала, сами превратятся в дезертиров была довольно высока. Да и наемников с нами не связывала никакая клятва. Лишь шкурный интерес, да страх нашей силы.

Итак, проверить ледник. Именно таким это задание озвучили Веллесу и, как я полагаю, еще не был формуляр подбит печатью, как старый чудотворец осознал, что на самом деле происходит. Предполагалось, что Веллес высохнет и умрет на леднике. Зная его лично, я полагал, что это произойдет на пути в Митарр. Или, при совсем плохих раскладах, он найдет упокоение по дороге из Митарра в Харрес.

Мне же дали одно сопутствующее поручение. Оно состояло в том, что после смерти старика, мне надлежало северными долинами пройти в Утейла, пользуясь при этом давно заброшенным трактом. Дело в том, что один из моих высокопоставленных братьев отправился на север несколько лет назад и пропал. Братья действительно редко выходили на связь друг с другом, искореняя культ в самых дальних уголках нашей страны. Но обычно они все-таки не пропадали без какой-либо весточки на год. А мой названный брат, искавший в тех местах адептов Ольберта, просто взял и исчез.

Скорее всего, он просто погиб или замерз. Брата Роккара в последний раз живым видели на землях по эту сторону перевала. В паре сотен верст от Уимстера. Затем его якобы видели караванщики в Металлической долине, а судьи, из-за времени его исчезновения считают, что он может быть еще одной сопутствующей жертвой той трагедии в шахтах. Но это все лишь домыслы и его уже несколько лет безуспешно ищут. Мой поход – авантюра. Я не ищу брата, я очищаю совесть Совета Братства.

Что же касается перевала. Я, конечно, мог настоять и остаться на зимовку по эту сторону. Но Кошмар чувствовали даже жители Уимстера. Они не жаловались, вовсе нет, ибо страх перед чудотворцами был сильнее этого необъяснимого чувства. Но его давление сказывалось на людях. Они стали нервными, неприветливыми. В маленькой местной харчевне постоянно возникали жаркие потасовки. А накануне отъезда, на окраине города, между местными состоялась массовая драка, причиной которой стала какая-то совершенно пустяковая обида. В этой драке вилами закололи маленького пастушка, который вообще непонятно зачем туда полез. Посему я довольно быстро убедился, что решение уйти в горы и увести из города Веллеса – самое верное.

В день отправления, прямо в момент, когда я пришпорил лошадь, еще пять человек сбежали из отряда. Это было уже не дезертирство. Это была победа страха над разумом. Кошмар раздавил волю этих людей. Попасть в отряд «белых» не так-то просто. Надо иметь хорошую подготовку, богатый опыт службы и устойчивый дух. Конечно, наемники не редко проявляли себя с не лучшей стороны в спокойное время, но в их боевых качествах я не сомневался . И вот теперь я смотрел, как они открыто бегут по дороге на юг. Они бежали прямо у меня на глазах. Страх, вселенный Кошмаром, был сильнее страха умереть со стрелой в спине или быть убитыми чудом. Я ударил огненным сполохом вдогонку убегающим, но намеренно попал в дерево, стоявшее чуть в стороне у дороги. Командир отряда видел, что я промахнулся намеренно и благодарно кивнул. Остальные же наемники обманулись моим промахом и многие в эту секунду побоялись бежать.

В итоге, мы тронулись в путь в гробовом молчании. Даже лошади не ржали, а их копыта ударяли о мерзлую землю на городской площади без обычного гула.

Уходя с побывки, ты всегда можешь ожидать шумного прощания. Так девка, полюбившая молодого бойца, ревет навзрыд, видя, как он покидает ее навсегда. Ветераны, до утра сидевшие с местными в харчевне, затягивают старую пошлую песню. Кого-то провожают со слезами старики, что обрели в молодом солдате давно утраченное дитя. А из кого-то пытаются, на прощание, выбить карточный долг, устраивая грубую потасовку. Но это бывает обычно. Сегодня же мы уходили на перевал в полной тишине. Мы уходили умирать. Местные не понимали явление Кошмара. Им верилось, что эта тоска и страх родились в их сердцах именно из-за предчувствия нашей скорой кончины. Они обрекли это во что-то вроде предзнаменования.

Это была тяжелая дорога. На протяжении всего пути, что мы проделали по перевалу, я следил за Веллесом. Естественно он больше не творил чудеса открыто. Но он продолжал пользоваться своим зрением, что должно было неуклонно подтачивать его. Однако душа держалась в нем, словно за что-то зацепилась.

Тем временем, с каждым днем, в нем крепло присутствие Кошмара. И, в какой-то момент, я обратил внимание на то, что к старику близко подходим только мы с Джессом. Остальные сторонились его и с каждым днем все больше. При этом, по каким-то причинам, Кошмар не забирал старика. Боюсь, как бы старик не вел со смертью какую-то свою игру, которая может стоить жизни не только ему.

И, как вы уже поняли, даже перевал не стал забирать его. Старик пережил непростое путешествие лучше многих крепких мужчин. Его миновала лавина, он не провалился под лед на озере. Словно кто-то незримый вел его под руку дальше, тщательно оберегая. Несколько месяцев мы медленно двигались вперед в тягчайших условиях. Мы прошли перевал, спустились в долину и достигли Митарра, а старик все еще был жив.

В пути наш отряд очень сильно потрепало. Потеряли немало людей. Кто-то замерз, кого-то сожгла лихорадка. А те, кто выжил, вошли в Митарр со слезами счастья на глазах. Командир гарнизона, он же по традиции севера начальник стражи доложил мне о том, что многие наши наемники имеют серьезные намерения покинуть наш отряд и присоединится к гарнизону города. Очевидно, если мы хотим хоть кого-то удержать, стоит остаться в Митарре, хотя бы на пару месяцев. Но Веллес несет в себе крепнущий Кошмар. И я, дурак, привел его из маленького Уимстера в огромный Митарр.