Читать книгу Сын Орла - Виктор О'Коннелл - Страница 39

* * *

Окончив школу, Чистый Голос снова отрастил длинные волосы и заплел их в две косы с пробором посредине. Чтобы косы выглядели толще и длиннее, он вплетал в них пряди черного конского волоса и украшал костяными трубками, нитями разноцветных бус и перьями.

Чистому Голосу не терпелось поскорее вернуть себе «индейскую» внешность – так он надеялся скрыть царившее в душе замешательство. Спустя несколько дней после возвращения из школы он ехал верхом вдоль ручья и наткнулся на кучку индейских детей с барабанами. Дети плясали и распевали песни кри. Когда они стали звать Чистого Голоса в свой круг, он неожиданно засмущался. Чопорно выпрямившись в седле, с суровой миной на лице он издалека наблюдал за веселой компанией, а когда тронулся в путь, какой-то мальчуган крикнул ему вслед: «Картошка!» Его приятели засмеялись и принялись наперебой дразнить Чистого Голоса, выкрикивая ему вдогонку: «Яблоко! Яблоко!»

Дома Чистый Голос спросил у отца, почему дети его так называли.

– Не обращай внимания, они были еще малышами, когда ты уехал в школу, – они ничего не знают о тебе.

– Но почему «картошка» и «яблоко»?

Видя, что сын не отступится, Тот-Кто-Стоит-Прямо объяснил:

– Когда так говорят о человеке, то хотят сказать, что он коричневый или красный снаружи, но белый внутри. Но это к тебе не относится.

Однако Чистый Голос принял эти слова близко к сердцу. Насмешки задевали его, потому что он и сам понимал, что в них было много правды. В школе его жизнь была подчинена правилам, за соблюдением которых следила целая армия педагогов – священники, монахини, учителя, воспитатели. Дни были расписаны по часам, и каждый час отмечался ударами колокола. И вот он вернулся в резервацию, где никто ничего не требовал и не стоял у него над душой, где заботы людей ограничивались насущными потребностями семьи и общины, и где отсчет времени велся по солнцу, луне, смене времен года да по семейным и общественным событиям.

Кроме того, Чистый Голос в известной мере утратил чувство родного языка. И дело было не только в том, что он иногда путал или коверкал слова кри. Речь шла о его новой привычке: он все время пытался представить себе слова и звуки языка кри в английском написании, тогда как сплошь и рядом сделать это было невозможно. До поступления в школу Чистый Голос слышал и понимал каждую фразу целиком, во всем многообразии ее значений. Теперь ему нужно было мысленно разложить фразу на слова и понять буквальное значение каждого слова. При этом поэтические сравнения и изящные фигуры речи кри, которые прежде обладали для него ясностью, глубиной и бесконечным богатством смысловых оттенков, теперь как бы выцвели и утратили свое очарование. Несколько раз он непроизвольно пытался поправить речь родителей и деда.

Монахини говорили по этому поводу, что детям, окончившим школу, бросалась в глаза разница между цивилизованными христианами, какими они стали в школе, и неряшливыми, ленивыми и невежественными индейскими детьми, которые в школу не ходили. Чистый Голос никогда не верил этим рассуждениям, однако по возвращении в резервацию его поразили вольные нравы и независимое поведение сверстников. Когда однажды ребятня увязалась за ним, дразня «чокнутым школьником», он, не сдержавшись, выпалил им в ответ: «Дикари!»

Это отнюдь не означало, что Чистый Голос чувствовал себя в своей тарелке в обществе белого человека. Однажды отец взял его с собой в Батлфорд, чтобы показать хозяину магазина, что его сын тоже разбирается в счетáх. Продавцы встретили «сопливого грамотея» в штыки и старательно подчеркивали все его ошибки. После магазина отец с сыном отправились в контору индейского агента, чтобы пожаловаться на белых владельцев ранчо, которые незаконно выпасали лошадей на землях, принадлежавших Бизоньему Ручью. Тот-Кто-Стоит-Прямо представил Чистого Голоса, как своего переводчика. Чиновники всем своим видом выказывали нетерпение: их раздражало «корявое» произношение и «убогий» словарный запас юнца; они предпочитали пользоваться услугами собственного переводчика. Удрученный неудачами Чистый Голос вышел из конторы и, забравшись в фургон, стал ждать отца.

Тут он попался на глаза четырем девушкам-подросткам, прогуливавшимся поблизости. После того как девушки вволю похихикали и пошептались между собой, самая смелая из них – с соломенными волосами, дочь шведского фермера – подошла к Чистому Голосу и сказала, что ее подружки считают его симпатичным парнем, несмотря на то, что он индеец; но он должен срочно что-то сделать со своей несуразной одеждой. Мало-помалу к ней присоединились подруги, и они все вместе стали выпытывать у Чистого Голоса, является ли он воином, есть ли у него томагавк и снимал ли он скальпы с белых людей.

Длинные волосы несколько снижали остроту ситуации, позволяя Чистому Голосу выиграть время и разобраться в собственных чувствах. Они служили маскировкой, под прикрытием которой он в одиночку пытался решить такой сложный и запутанный вопрос, как самоопределение, который встал перед ним после школы.

Чистому Голосу стукнуло шестнадцать, когда он, наконец, решился поведать свои печали отцу. Это случилось в конце дня на лугу, где они с отцом косили сено. В предыдущие годы Тот-Кто-Стоит-Прямо бесплатно раздавал излишки сена старейшинам и тем семьям, которые по какой-либо причине не смогли собрать достаточный урожай. На этот раз он надеялся, что у него будет кое-что в остатке даже после того, как он позаботится о других. Впервые он надеялся продать часть урожая на рынке, если, конечно, получит разрешение индейского агента.

В тот день Тот-Кто-Стоит-Прямо сказал, что столь богатым урожаем он обязан помощи Чистого Голоса, который после возвращения из школы участвовал во всех полевых работах. В знак благодарности он хотел бы потратить часть вырученных денег на то, чтобы купить ему книгу. Ни у кого в семье никогда не было книги.

Чистый Голос знал, что его вклад в урожай был не бог весть каким. Щедрая похвала отца глубоко тронула его и вызвала на откровенность. Он сказал, что много думал о своем сходстве с картошкой и яблоком и решил, что такое сравнение не совсем удачно. Он вовсе не был белым изнутри. Скорее все выглядело так, словно после школы он оказался подвешенным на веревке посреди комнаты и при всем старании не мог дотянуться ни до индейской стены, ни до стены белого человека. Если он пытался качнуться к одной из стен, то полученный импульс неизменно отбрасывал его в противоположную сторону. Беспомощно болтаясь между белым человеком и кри, он, как ни печально, не чувствовал себя ни тем, ни другим.

– Как ты думаешь, папа, я все еще – кри? – спросил он с надеждой.

Тот-Кто-Стоит-Прямо уложил сено на телегу и перевязал его веревкой. Потом он достал из-под сиденья небольшой сверток и, кивком пригласив сына следовать за собой, неторопливо зашагал к лощине, расположенной ярдах в ста от дороги. Там в тени деревьев между камнями журчал маленький родник. Тот-Кто-Стоит-Прямо сел, прислонившись спиной к большому валуну, лицом к роднику, развернул сверток и неспешно выложил из него трубку, пучок сладкой травы и кремень. Он попросил Чистого Голоса зажечь сладкую траву, а сам зачерпнул рукой воды из родника, хлебнул немного и умыл лицо. Наконец, устроившись поудобнее, он ответил на вопрос сына.

– Был ли Тот-Кто-Строит-Загоны кри? Он родился среди народа стоуни и был воспитан народом кри. Он следовал старым путям – охотился на бизонов, кочевал по прериям. Затем на него обрушилась новая жизнь. Прошло три года – ровно столько, сколько ты был в школе. Что же он сделал за это время? Он покинул свое типи. Он построил хижину. Он помогал строить хижины другим семьям. Он выращивал зерно. Если случался неурожай, он пробовал снова и снова. Потом он послал единственного сына к черным сутанам, чтобы они научили его знаниям белого человека, так же как я послал тебя. Некоторые из наших людей говорили, что он предал старые пути. Белый человек тоже смеялся над ним, говоря, что индеец никогда не научится как следует работать на ферме.

– Как я! Совсем, как я! – воскликнул Чистый Голос. – Некоторые старейшины и дети смеются надо мной за то, что я иду путями белого человека, а белый человек смеется надо мной, потому что я – дремучий, ни на что не годный индеец. – Чистый Голос взглянул на отца, но тут же потупил глаза, чтобы скрыть затаившуюся в них боль.

В ответ на эту вспышку отец снова заговорил о легендарном вожде.

– Тот-Кто-Строит-Загоны часто рассказывал историю о человеке, который присел отдохнуть на обочине дороги. Этот человек предавался воспоминаниям о тех прекрасных местах, где он побывал, и о тех великих делах, которые он совершил. Он сидел так долго, что тропинка заросла травой, и когда он встал, чтобы продолжить путь, то не мог найти дорогу и заблудился. Тот-Кто-Строит-Загоны говорил, что мы не должны подражать белому человеку, но мы не должны и сидеть на обочине рядом с тропинкой, лелея наши воспоминания и нашу скорбь до тех пор, пока окончательно не потеряем свой путь.

– Но если он не хотел, чтобы мы подражали белому человеку, он должен был отказаться подписывать договор, как это сделал Большой Медведь! – с жаром возразил Чистый Голос.

Помедлив немного, Тот-Кто-Стоит-Прямо ответил:

– Белые люди объявили Большого Медведя возмутителем спокойствия и отказывались говорить с ним. Они хотели уничтожить индейский народ, который он пытался сохранить. Прошли годы, и большинство сторонников Большого Медведя покинули его, потому что они устали от бесплодной борьбы и страдали от голода. С ним остались только сто человек, и они голодали. Но белый человек отказывался выдавать им продовольствие до тех пор, пока их вождь не подпишет договор. Большой Медведь больше не хотел, чтобы его люди умирали от голода, поэтому он подписал договор – через шесть лет после Того-Кто-Строит-Загоны.

Чистый Голос все еще был настроен воинственно.

– Может быть, нам надо было воевать с белым человеком, как Странствующий Дух? По крайней мере, мы бы тогда умерли, как воины. Все, что дал нам договор, – это школы, которые превратили нас в жалкое подобие белого человека. Мы напуганы так, что слово боимся сказать!

Отец пристально посмотрел на него.

– Мы заключили договор, потому что мы – первые люди, и мы хотим оставаться первыми людьми всегда. Мы получили наше право жить на этой земле не от белого человека. Мы получили его от Творца. Продовольствие, которое давал нам белый человек, школы и пять долларов в год были платой за землю, которую мы предоставили ему.

Тот-Кто-Стоит-Прямо прервал речь, раскурил трубку и указал ее черенком на родник.

– Родник берет начало в подземной реке, которая никогда не пересыхает. Но иногда водоросли, ил и камни перекрывают родник. Если мы хотим пить воду из родника, мы должны очистить его от водорослей, ила и камней.

Затем Тот-Кто-Стоит-Прямо связал свои рассуждения с вопросом, который задал Чистый Голос.

– Не имеет значения, живешь ты в типи или в хижине, выращиваешь овощи или охотишься на бизонов, длинные у тебя волосы или короткие, и какую одежду ты носишь, и на каком языке говоришь, и кто хвалит тебя, а кто смеется над тобой. Все это не имеет большого значения. Если ты работаешь, чтобы сохранить в чистоте родник, чтобы позволить воде, дающей жизнь, притекать к нашим людям, значит, ты – кри.

В тишине, последовавшей за этими словами, перед Чистым Голосом открылись новые горизонты. Его озабоченность личной судьбой стала таять, как залежалый снег под весенним солнцем. В душе у него зародилось горячее желание посвятить жизнь благородной цели, которая обозначилась перед ним.

– Я согласен! – Он хотел сказать, что готов работать не покладая рук, чтобы, став старше и мудрее, приносить пользу своему народу; но спросил просто: – С чего мне начать?

Тот-Кто-Стоит-Прямо долго молчал, собираясь с мыслями.

– Договор – это новый родник, которого у нас не было раньше, – сказал он, наконец. – Это новый способ пить воду из реки наших прав. Но законы белого человека – это водоросли, которые душат родник. Твой дед и я хотим убрать водоросли и очистить родник. Но мы не можем читать слова, которыми написаны законы белого человека. А ты можешь. Скажи нам, о чем говорят эти слова и что мы должны сделать, чтобы воды договора текли свободно.

Чистый Голос часто думал о том смирении, которым были проникнуты слова отца, просившего своего шестнадцатилетнего сына направлять его действия. Это было больше, чем обычный воспитательный прием, когда отец поручает сыну важное дело, чтобы поднять его чувство собственного достоинства. Это было глубокое признание истины, к пониманию которой Чистый Голос сам пришел в старости. Истина эта заключалась в том, что выживание кри как самостоятельного народа зависит от выбора, который сделает молодежь.