Читать книгу Сын Орла - Виктор О'Коннелл - Страница 72

* * *

В 1930-е годы, когда Мария Консепсьон училась в школе, испанская система образования относила к коренным жителям Нового Света, в основном, ацтеков, инков и майя, иногда признавая существование практически исчезнувших карибов и араваков. В учебниках мимоходом упоминались контакты конкистадоров50 с индейскими племенами Южной Калифорнии, Нью-Мексико и Флориды, а также с племенами, живущими по берегам Миссисипи. Андалусцы очень гордились тем, что арабские и андалусские скакуны и ослы, которых конкистадоры привезли в Америку, кардинально изменили образ жизни североамериканских индейцев. При этом очень мало сообщалось о племенах, живущих на севере Соединенных Штатов Америки, если не считать рассказов о «краснокожих дьяволах» с рогами на головах и копьями в руках. И совсем не упоминались индейцы Канады.

Живя в мире, где господствовали происпанские взгляды на Америку, Мария была крайне удивлена, когда в 1932 году Ватикан объявил о начале официального расследования, в результате которого – впервые в обеих Америках – индейская женщина могла быть причислена к лику святых. Речь шла об ирокезской девушке из племени мохавков, которая жила и умерла в Новой Франции – французской колонии, позднее превращенной в Канадскую провинцию Квебек.

Мария Консепсьон узнала эту новость от семейного священника, отца Молины – отставного профессора классических дисциплин Севильского университета и члена Общества Иисуса.

В тот день отец Молина собрал детей на веранде гасиенды на одно из ежемесячных занятий. В свои семь лет Мария была самой младшей в группе. Самым старшим был ее брат Карлос, которому уже исполнилось семнадцать лет. Второму брату Марии, Иньиго, было шестнадцать. Кроме них на уроке присутствовали два мальчика четырнадцати и шестнадцати лет – сыновья слуг, работавших в доме ее отца.

Отец Молина рассказал детям о Катери Текаквите – «кроткой индейской девушке, носившей одежду из оленьих шкур, мокасины и перо в волосах». Он говорил о том, как своей близостью к природе – подобно Франциску Ассизскому – и своим целомудрием она заслужила прозвище «Лилии мохавков».

До этого дня Мария ни разу не слышала, чтобы об индейце говорили как об отдельной личности, у которой могут быть семейные отношения и внутренняя духовная жизнь. Поначалу ее не очень занимали подробности обращения Катери Текаквиты в христианство – это было для нее как бы само собой разумеющимся. Марию больше увлекло устройство ирокезского Длинного дома, в котором семья Катери жила вместе с другими семьями. Дочь испанского гранда51 была очарована платьем индейской девушки из оленьей кожи, ее мокасинами на жесткой подошве и украшениями из бус. Она с удивлением узнала, что пища Катери состояла из рыбы, оленины, маиса и гороха. Ей хотелось побольше узнать об отношениях Катери с семьей и соплеменниками, а также о быте мохавков, живущих в лесах, по берегам рек и озер на востоке Америки и Канады.

Мальчиков больше интересовали отец и дядя Катери.

– А они ездили на мустангах, отец Молина? А у них были луки и стрелы? – наперебой сыпали вопросами Карлос, Иньиго и остальные юноши.

– Мустангов чаще разводили племена, которые обитали на западных равнинах и охотились на бизонов, – отвечал отец Молина. – Их образ жизни сильно отличался от образа жизни лесных племен. Ирокезы обычно передвигались в каноэ или пешком. Зимой они пользовались снегоступами и тобогганами – санями с собачьей упряжкой. Кроме луков и стрел они были вооружены топорами и ножами. Кроме того, у них были мушкеты, большую часть которых они выменяли на меха у голландцев, французов и англичан.

– А они снимали с людей скальпы? – спросил Иньиго с дьявольским любопытством.

– Мертвые не чувствуют боли, – отвечал отец Молина, – поэтому я бы не стал беспокоиться об этом слишком сильно. Но живые – чувствуют; и это правда, что ирокезы пытали своих врагов. В этом черные сутаны могли убедиться на собственном опыте.

– Черные сутаны? – переспросил Карлос.

– Да – иезуиты. Хотя это в равной мере относится и к другим христианским миссионерам, – объяснил священник.

– А это правда, что вы – иезуит, отец Молина?

– Да, это так, но в Нью-Йорк и Квебек ехали не испанские иезуиты, а наши французские братья.

– Ирокезы ели черных сутан? – продолжал допрос Иньиго.

– Нет нужды сгущать краски, Иньиго. Индейцы пытали и убили некоторых из нас, но, как правило, они оставляли людоедство для своих традиционных врагов.

– Но это ужасно! – воскликнул Иньиго с явным удовольствием.

– Да, в этом-то все и дело. Ирокезы сеяли страх в сердцах врагов. Они лишали их мужества прежде, чем те решались начать войну. А если война все же разгоралась, то ирокезы старались психологически подавить противника в рукопашной схватке. Вот почему они наносили на свои тела татуировки. Это было что-то вроде магической защиты, которая вселяла ужас во врага.

– Так вот для чего мохавки брили головы и оставляли на них гребешки волос? – растопырив пальцы, Иньиго изобразил вздыбленный гребень у себя на голове.

– Да, он так и называется – ирокезский гребень или попросту «ирокез», – ответил отец Молина. – Я полагаю, что благодаря гребню воины казались выше ростом и выглядели более устрашающе. Но вспомните, ведь и наши испанские конкистадоры носили похожие головные уборы – металлические шлемы с высоким гребнем и оперением.

– Но ведь черные сутаны не были врагами ирокезов, – присоединился к допросу Карлос. – Почему же ирокезы мучили их?

– Они считали иезуитов своими врагами, Карлос. Они думали, что черные сутаны – колдуны, виновные во многих ужасных бедствиях – неурожаях, эпидемиях европейских болезней, – которые постигли индейцев. Они думали, что мы разрушаем их обычаи, их верования и семейный уклад или строим им какие-либо другие козни в этом роде.

– А когда иезуиты ехали в Америку, они знали, что их будут пытать, а может быть, и убьют? – не отступался Карлос.

– Первые из них понимали, что риск велик. Те, кто следовали за ними, знали, что произошло с их предшественниками. А некоторые из тех, кто выжил после пыток, возвращались туда снова, – отвечал отец Молина.

– Но почему!? – хором воскликнули Карлос и Иньиго.

– Почему Христос пошел в Гефсиманский сад после тайной вечери, хотя и знал, что один из учеников предаст его в тот вечер? Когда его охватила смертная скорбь, он взмолился, обращаясь к своему Небесному Отцу: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия». Но потом прибавил: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты».

При звуках знакомых фраз из Нового Завета дети затихли. Поскольку никто из них не нашелся что сказать, отец Молина продолжал свою проповедь.

– «Кровь мучеников есть семя христианства!» – произнес он тоном, подразумевающим, что сказанное не требует доказательств.

Последовавшее за этим долгое молчание нарушила Мария.

– Иезуиты хотели умереть? – спросила она.

Отец Молина долго смотрел на девочку, словно его внезапно захватила некая мысль. Затем он соединил ладони и прижал кончики указательных пальцев к нижней губе.

– Устами младенца… – сказал он. – Какой любопытный вопрос!