Читать книгу Тысяча первая ночь и утро следующего дня - Виктор Самир - Страница 12

– Так что же мы ищем? – Виктор с непониманием смотрел на Джона. – Если вы утверждаете, что там ничего нет…

– Там нет того, чего ищут все. И, возможно, никогда и не было… – Джон сделал паузу и окинул притихшую аудиторию таинственным взглядом. – А мы будем искать то, что, возможно, появилось в ней позже. То, что могло бы появиться в пирамиде за период времени в несколько тысячелетий уже после эпохи фараонов. Нечто такое, что было помещено внутрь неё с целью обеспечить одновременно и сохранность, и доступность этого предмета. Представьте себе – что, если кому-то в голову пришла идея использовать Великую Пирамиду в качестве сверхнадежного банковского сейфа, с той лишь разницей, что дверь в него всегда будет открыта? То есть – спрятанный предмет будет как бы у всех на виду, но в то же время под надёжной защитой миллионов тонн камня!

– Хочешь спрятать понадёжнее – положи на самое видное место? – Виктор был впечатлён таким неожиданным поворотом сюжета.

– Вот именно! Именно так, чтобы всем было видно! И – более того! – об этом месте все должны знать, говорить, а ещё лучше – да, да, намного лучше! – если туда даже будут снаряжать экспедиции с целью поиска сокровищ! Согласитесь, весьма дерзкая и неожиданная идея!

С Джоном трудно было не согласиться. Устраивать тайник в таком месте, где его и так все давно ищут – это было в высшей степени неожиданно!

– Я уже касался темы сокровищ и более чем уверен, что их или не было вообще, или же они исчезли ещё в глубокой древности. Предположим, что строители пирамиды преследовали цель защитить мумию фараона и его сокровища от грабителей последующих столетий. Эта цель была достигнута, но лишь отчасти. Мы уже никогда не узнаем точно, когда и кем, но факт остаётся фактом – пирамида всё-таки была вскрыта и разграблена. Будь она хоть в три раза выше, рано или поздно людская страсть к наживе проделала бы в ней пролом. Любую дверь можно сломать, любую стену можно разобрать. А человек всё-таки очень упрямое создание! И чем выше перед ним препятствие, чем толще и крепче стены, тем сильнее он бросается на их преодоление.

Поэтому всё, что было с пирамидой, уже давно случилось. В истории Египта известны весьма продолжительные времена упадка, сотни лет так называемых «переходных периодов» между династиями, когда в стране царило безвластие, разрушались храмы, осквернялись гробницы. Неоднократно за тысячи лет в Египет вторгались завоеватели, которые, понятное дело, не испытывали ни малейшего уважения к памятникам старины и чужим могилам. Им вполне было под силу осуществить любые работы по взлому пирамиды руками самих же подневольных египтян. Так, по-моему, и говорится в одной из более поздних хроник: «Когда вынесли из гробниц тела царей…» Будем реалистами – нет смысла искать сокровища фараонов, пирамиды были разграблены ещё в древности. Более реальная цель – последующие периоды времени.

Джон, казалось, нисколько не устал после своей длительной лекции. Его глаза блестели, ворот рубашки намок, он уже не мог устоять на одном месте и быстро мерил комнату шагами. Сейчас в нём проглядывали черты двух совершенно разных людей: один из них был похож на благочинного профессора истории, стоящего на пороге важного открытия, другой представлял из себя авантюриста, делающего последние шаги на пути к тайнику с сокровищами. Он плеснул себе ещё из бутылки и снова принялся очаровывать своих слушателей:

– Итак, мы имеем дело с отрезком времени длиною в несколько тысячелетий. Но позвольте мне начать с событий, имевших место всего лишь несколько лет назад…

В апреле 2003 года передовые отряды американской армии вступили в Багдад. Пока счастливые победители были заняты разрушением монумента Саддаму Хусейну на одной из центральных площадей города, предприимчивые люди грабили под шумок национальный музей Ирака. В течение последующих дней были также разграблены и сожжены архивы и библиотеки. Многие бесценные экспонаты и рукописи пропали безвозвратно. Неоднократно высказывались предположения, что это было сделано далеко не случайно. Якобы какие-то могущественные коллекционеры, воспользовавшись ситуацией, спланировали и организовали ограбление музея с целью похищения определённых бесценных экспонатов…

Честно говоря, я как-то слабо представляю себе тайную сходку неких «могущественных ценителей искусства» с криминальным миром Багдада. Для этого, уж извините, надо иметь немало воображения. Как человек, во многих отношениях стоящий между этими двумя мирами, я более склонен думать, что имело место банальное воровство по случаю и типичное для военного времени мародёрство. Если же кто-то хочет верить в теорию заговора, ну да бога ради… Как только где-нибудь начинается разброд и беспорядок, так тут же на поверхность всплывает определенный тип людей, который не прочь воспользоваться ситуацией и погреть на этом руки. Поверьте мне, мы ещё неоднократно станем свидетелями подобных «ночей в музее»…

Украдено было столько всего, что эти артефакты до сих пор возглавляют составленный ФБР список наиболее разыскиваемых произведений искусства. Как это часто бывает в таких делах, действительно ценные вещи, настоящие шедевры, исчезают бесследно и искать их бесполезно. Но большинство из украденного рано или поздно всплывает на аукционах и в частных коллекциях. Этот случай не был исключением – в последующие годы на аукционах по всему миру во множестве стали появляться предметы с тёмным прошлым, явно с багдадским следом. Наиболее яркие экземпляры тут же были сняты с продажи и возвращены, но много чего успели продать по незнанию или по невнимательности. А ведь ещё в числе прочего пропала масса вещей, не включенных в музейные каталоги, отследить которые было вообще невозможно!

Несколько лет назад на одном из европейских аукционов за символическую сумму в пару сотен евро был куплен манускрипт, датируемый примерно 17 веком. Какими путями и через какие руки он попал на торги, нам неведомо. Однако, к счастью, никто из его бывших владельцев и сотрудников торгового дома не придал значения пожелтевшим листкам бумаги и не удосужился провести компетентную экспертизу. Скорее всего, после беглого ознакомления с текстом, они решили, что это всего лишь вольное изложение одной из арабских сказок. Ну кому нужны сказки в наши дни? Какие-то заметки от руки, автор неизвестен, датировка приблизительна, исторической и художественной ценности текст не имеет. Хорошо, если вообще не подделка или имитация. А раз так, то и нет оснований для запросов и дополнительных проверок. Лот значился как «Отрывок из сказаний», и был продан с первого предложения. Однако после внимательного прочтения оказалось, что в основе текста лежит другой, гораздо более древний источник…

Я позволю себе пока воздержаться от непосредственного пересказа документа – сначала нам необходимо представить, о каком времени будет идти речь. Точной даты у документа, разумеется, нет. Можно только предположительно отнести его к определённому периоду по наличию в тексте ряда персидских слов, имевших употребление в те годы, и терминов, характерных для того времени.

События, о которых рассказывалось в документе, происходили в период правления арабских халифов из династии Аббасидов. В начале девятого века нашей эры под их властью оказалась значительная часть цивилизованного мира от пустынь Северной Африки до гор Индии, от Хинда до Магриба, как говорили сами арабы. Это был период наивысшего расцвета халифата – та вершина, пик могущества, которые когда-либо достигал в своём развитии арабский мир, опираясь только на собственные силы и ещё не имея в своём распоряжении таких источников благосостояния, как нефтяные и газовые скважины. Подобно Вавилону, Афинам и Риму в предшествующие столетия, Багдад на какое-то время стал центром новой мировой империи, которой, всё же, суждено было угаснуть, впрочем, как и любой другой империи в истории мира. История просто в очередной раз показала, что все её повороты предсказуемы и очевидны.

Но вернёмся к нашей сказке. Документ, конечно же, не мог быть подлинником того времени, о котором идёт речь. Сотрудники торгового дома нисколько не ошибались, отказывая ему в исторической ценности. Несмотря на то, что халифат Аббасидов произвёл на свет великое множество документов от бюрократических циркуляров до художественных и научных произведений, к превеликому сожалению, почти все они погибли в последующих потрясениях. Именно тогда на смену папирусу в употребление вошла бумага, но и ей не суждено было сохраниться до наших дней. Когда в 1258 году монголы захватили Багдад, они выбросили в Тигр все найденные в городе книги. Говорят, что воды Тигра ещё долгое время текли чернилами. Поэтому, можно предположить, что наш документ сохранился только благодаря более поздней копии, воссозданной по следам утерянного оригинала.

Я затрудняюсь дословно пересказать вам сюжет. Документ нельзя назвать законченным рассказом; это скорее отрывок без начала и без конца, многое изложено витиевато и непонятно; стиль, понятное дело, не документальный, а нечто среднее между сказкой и собственными мыслями рассказчика о происходящем. Если отбросить многочисленные воздаяния хвалы Всевышнему, без которых не обходится ни одно арабское повествование, устное или письменное, то получится примерно так:

«Долог и труден был наш путь на юг. Мы пробыли в отсутствии дольше, чем требовало расстояние пути, а ехали мы уже почти сорок дней. Как вдруг наступила ночь, и из пустыни на нас подул свирепый ветер. Он поднял из песка высокие волны, и бились они друг о друга. И мы отчаялись в жизни, и нас покрыл густой мрак, и я воскликнул: «Не достоин похвалы подвергающийся опасности, даже если он и спасётся!» И мы стали взывать к Аллаху великому и умолять его, а ветер всё дул против нас, и песчаные волны бились, пока не показалась заря, и тогда ветер стих, и пески успокоились, а потом засияло солнце. Но погонщик перестал узнавать дорогу, и послал тогда наш господин человека на высокий холм, чтобы смог увидеть он для нас пути. И влез он на гребень холма, и посмотрел, и сказал нам: «Справа и слева я вижу только пески и камни, позади я не вижу наших следов, ибо занесло их ветром, а далеко впереди я вижу высокие каменные горы.»

И, услышав слова дозорного, погонщик ударил своей чалмой о землю, стал рвать себе бороду и воскликнул: «Знайте же, что все мы погибли, и никто из нас не спасётся!» И он принялся плакать, и мы заплакали о себе, а наш господин сказал: «О, ведущий каравана, расскажи мне, что там видел дозорный.» – «Знай, о, господин мой, – отвечал караванщик, – что мы сбились с дороги в тот день, когда против нас поднялись ветры, и мы заблудились в пустыне, а с того дня прошел уже двадцать один день, и нет для нас на небе звезды, которая указала бы нам путь туда, куда мы направляемся. А завтра к концу дня мы достигнем тех гор (а нас насильно влечёт к их подножию), и обрушатся на наши головы их тяжёлые камни, так как Аллах великий вложил в те горы великую тайну, что недозволенно знать никому из сынов Адама. А в той горе много камня, а сколько – знает только Аллах великий; и с древних времён об эту гору разбиваются все дожди и ветры. И вблизи той горы стоит купол из желтой меди, утверждённый на десяти столбах, а на куполе находится всадник и конь из меди, а у этого всадника в руке медное копье, и на груди его свинцовая доска, на которой вырезаны имена и заклинания. И губит людей именно всадник, сидящий на этом коне, и освобождение только тогда наступит, когда всадник упадёт с коня».

Потом караванщик заплакал горьким плачем, и мы убедились, что погибаем несомненно, и каждый из нас простился со своими друзьями и сделал завещание на случай, если они спасутся. Но наш господин не боялся и приказал нам идти к этой горе, ибо было в его мыслях узнать её тайну. И мы не заснули в эту ночь, а когда настало утро, мы отправились к той горе. Но прошел весь день, а мы всё кружили вокруг горы и не могли приблизиться к ней, так как размеры её были весьма велики, и зрение обманывало нас в расстоянии до неё. И некоторые из нас пропали в пути, не дойдя до места, а другие спаслись. Но те, что спаслись, не знали друг о друге, так как тьма и ветер разнесли их по разные стороны. Вот что было с нами, когда господин приказал нам идти на юг…

Но ещё труднее оказалась наша работа у каменных гор. Господин заставил нас работать без сна и отдыха, чтобы отворить горы. И руки наши утомились, и плечи устали. Спасаясь от песчаной бури, мы укрылись в могиле древних, что построили эти горы при начале времён. Старший из нас вознёс хвалу Всевышнему за спасение. Он сказал: «Мы избежали бури, но не избавились от страха перед демонами.» Он попросил у Всевышнего милости и защиты от джиннов, живущих в недрах каменных гор.

Среди нас был один ученый человек, сведущий в древних языках и обычаях. Он прочитал нам имя хозяина усыпальницы. Это было имя начальника жрецов Персенебу – «Того, которого знал лично царь». Его изваяние сохранилось нетронутым, ровно как и статуя его жены. А на стене яркими красками была изображена его дочь с цветком лотоса в руках. Многие из нас в ту ночь услышали во сне голос, сказавший, что сделанное нами принесёт только беды. Когда же настало утро, и буря утихла, то, выйдя из гробницы, мы закрыли вход в неё, чтобы наши страхи остались в ней навсегда. Мы также осмелились просить нашего господина закрыть и сделанный нами проход в тело каменной горы, чтобы джинны из этой горы не преследовали нас по следу, но повелитель был непреклонен. И этот знак запомнился мне тогда…»

– Вот здесь и был начертан этот символ – квадрат в треугольнике. – пояснил Джон и продолжил:

«И снова мрак окутал небо, и среди гор поднялись песчаные столбы и вихри. Погонщик просил господина: «О, тот, кто заслуживает доверия! Сделай так, чтобы камень на твоей руке указал нам дорогу! Пусть его свет разгонит тьму ночи!» Но господин произнёс слова: «Камень сделал своё дело и должен исчезнуть…», и мы отправились в путь, находя дорогу лишь по редким звездам… Те из нас, что сбились с пути, присоединились к тем, кто уже лежал в гробницах. А что до меня, то Аллах великий спас меня, так как ему угодны были мои несчастья, пытки и испытания, и я сел на верблюда и нашел дорогу, ведущую прочь от этих гор, и поспешил уйти от них. И тогда я произнёс имя Аллаха великого…»

Джон отложил в сторону свой блокнот и протёр очки.

– Ну вот, собственно, и всё! На этом повествование обрывается, и мы так и не узнаем, что же случилось с рассказчиком, – сумел ли он добраться до обитаемых мест на своём верблюде, или же пески пустыни поглотили его без остатка. Что скажете?

– Уж больно всё напыщенно и витиевато. Это действительно какая-то сказка!

– Неудивительно. Особенность арабских документальных источников как раз и заключается в том, что они во многом поэтичны и иносказательны. Если бы не эти поэмы и предания, то многие события тех времен были бы нам вообще неизвестны. Где в средневековых западных хрониках вы найдёте такое же обильное поэтическое цитирование, как в арабских документах? Да нигде. А здесь, на Востоке, даже серьёзное официальное повествование нередко может называться, к примеру, «Жемчужное ожерелье событий», «Символ счастья и славы» или же «Блеск метеора» Но наш документ, разумеется, есть сказка. Все эти байки о печени кита и о роге дьявола, всадник на медном куполе, джинны из горы, сорок дней скитаний по пустыне… Сорок – вообще характерная для Востока цифра. Если разбойников, то сорок. Если война, то длиться она будет сорок лет, ни больше и ни меньше. Что ещё вы хотели от сказки? Можно было бы спокойно о ней забыть, если бы не одно, внезапно обнаруженное обстоятельство…

Человек по имени Персенебу, о котором есть упоминание в документе, действительно существовал, и его гробница и сейчас расположена невдалеке от пирамиды! Вот только открыта она была намного позже – через несколько лет после того, как на аукционе был продан этот документ! До этого гробница была совершенно неизвестна! И в ней есть и имя «Того, кого лично знал царь», и эти рисунки на стенах, и дочь Персенебу с цветком лотоса… Поразительно! Ведь всё это было скрыто в толще скалы до недавнего времени! А это означает, что наш документ никак не может быть выдумкой или подделкой! Его автор действительно провёл ночь в той скальной гробнице тысячу двести лет назад в поисках убежища от песчаной бури. Пусть изложение событий и грешит некоторым перебором, но это скорее претензии к стилю. А вот угадать или выдумать такие подробности рассказчик никак не мог – он действительно был там! А раз так, то мы можем с определённым доверием отнестись и ко всему документу в целом.

И тут наша сказка стала принимать вполне реальные очертания. Обнаружилось много чего интересного. Для выяснения всех обстоятельств пришлось изучить массу документальных источников, прежде чем стало понятно, какая тайна скрывается между этих строк.

Здесь, джентльмены, нам предстоит познакомиться с основным действующим лицом во всей этой истории, если можно так сказать, – с нашим главным героем, тем самым господином, который возложил на своих подданных нелёгкую задачу по открытию каменных гор…

Джон умел делать паузы в нужном месте. Как ловкий фокусник, дразнящий публику ожиданием чуда, он тонко чувствовал настроение аудитории и не торопился вытаскивать кролика из шляпы. И хотя вся аудитория состояла из одного только Виктора, казалось, что ему не составило бы никакого труда держать в напряжении и целые толпы слушателей. Виктор сгорал от нетерпения узнать, кто же сейчас явится перед ним в качестве главного персонажа, что это будет за человек и каково будет его имя. Доведя паузу до состояния высшей степени загадочности и неопределённости, Джон лукаво прищурился и продолжил свой рассказ:

– Уверен, что имя, которое я сейчас назову, не скажет вам абсолютно ни о чём. В отличие от Наполеона или Александра Македонского, этот человек не удостоился чести попасть на страницы учебников истории. Его имя и дела известны, пожалуй, только узкому кругу историков-востоковедов. А поскольку с недавних пор я почти что историк, – рассмеялся Джон, – то и возьму на себя смелость представить вам эту незаурядную личность.

Итак – Абдаллах Аль-Мамун, седьмой халиф из династии Аббасидов. Повелитель правоверных, реформатор, политик, покровитель наук, ценитель искусств, а также жестокий и беспощадный правитель, не пощадивший даже собственного брата на пути к власти. На первый взгляд – типичный портрет деспотичного правителя, дошедший до нас из глубины веков; этакий образованный, но в то же время коварный и вероломный восточный царь, персонаж из сказок «Тысячи и одной ночи». Тут мы, кстати, нисколько не ошиблись: и он сам, и его брат Аль-Амин, и его отец, прославленный халиф Гарун Аль-Рашид, стали героями нескольких занимательных рассказов в сборнике «Тысячи и одной ночи». Такое уж тогда было время – люди больше, чем сейчас, верили в сказки… Многие события из его жизни нам, европейцам, живущим в двадцать первом веке, будет трудно или даже невозможно понять. Это не только тысяча двести лет, разделяющих нас по времени, но и совершенно другая культура, религия, восприятие мира. Труднее нам ещё и оттого, что мы уж слишком очарованы тем таинственным покрывалом сказки, небрежно накинутым рукою последующих поколений на всё то блистательное время, когда посреди песков возникали шумные города; утопающие в роскоши дворцы были средоточием богатства и славы; а вдали от посторонних глаз, в тени гарема, плелись изысканные и коварные интриги…

Тишина багдадской ночи, благородные халифы и мудрые визири, тусклый свет медной лампы, невероятные похождения Синдбада – всё это было, конечно же, только на страницах книги. В повседневной реальности, которая случается порой куда более изощрённее любой сказки, всё обстояло намного прозаичнее и приземлённее. Для рядового жителя Багдада, перенёсшего целый год осады и невиданные разрушения города во времена «Войны между братьев», деяния халифов представлялись куда менее возвышенными и благородными.

Если отбросить романтический образ мудрого и просвещённого правителя, воспетый на страницах «Тысячи и одной ночи», то мы увидим, что все двадцать лет правления Аль-Мамуна были сплошной чередой военных походов и карательных экспедиций. Волнения и мятежи были обычным явлением для тех дней. Беспокойные соседи, внутренние враги, религиозные противоречия – всё это требовало жёсткой абсолютной власти. Используя эту власть, ему удалось вновь объединить арабский халифат, расколотый надвое гражданской войной. Войной, в которой ему пришлось противостоять собственному брату, Аль-Амину. Хотел он того или нет, но даже смерть его брата не положила конец противостоянию. Должны были пройти ещё долгие годы, прежде чем мир снова воцарился в Багдаде. Покончив с войной, он направил свои силы на возвращение империи былого могущества. Завоевательные походы арабов к тому времени уже давно прекратились, и Аль-Мамуну с трудом удавалось сдерживать свои границы в существующих пределах. Один поход следовал за другим; на смену гражданской войне пришёл священный джихад против неверных византийцев.

Но было бы неправильно думать о нём только как о жестоком и властном самодержце, хотя и этого никак не отнять. К счастью, в его характере не было той страстной необузданности и маниакальной деспотичности, переходящих порой в бесцельную жестокость, столь свойственных многим из его современников. Скорее наоборот – в большинстве своих поступков халиф был весьма кротким и добросердечным правителем, насколько это вообще было возможно в те времена. А времена были не из лёгких. В небе господствовали ястребы, а голуби не жили долго. Взять хотя бы его прадеда, халифа Аль-Мансура, печально известного своей ужасной коллекцией мумифицированных тел. После смерти основателя династии в комнате, ключ от которой он всегда носил с собой, обнаружился целый склад из высушенных тел его заклятых врагов – алидов13. Поражает даже не сама чудовищность деяния, а системный подход к истреблению – у каждого трупа, от старика до младенца, в ухе была табличка с точным указанием его имени и родословной.

Среди многочисленных представителей породившей его династии, большинство из которых прославились своими дурными качествами, Аль-Мамун стоит как бы особняком, во многом благодаря выдающимся научным деяниям. «Передают также, что не было среди халифов из потомков Аль-Аббаса халифа более сведущего во всех науках, чем Аль-Мамун. И было у него каждую неделю два дня, когда он устраивал диспуты ученых, и садились в его присутствии состязающиеся, из числа законоведов и богословов, по разрядам и чинам…» Конечно же, халиф не мог быть учёным в прямом смысле этого слова, он всего лишь мудро и прозорливо покровительствовал наукам в то время, когда другие ему подобные предавались безделью или погружались в болото чувственных наслаждений. Надо было иметь твёрдый характер и подвижный ум, чтобы, обладая неограниченной силой и властью, избежать пустого времяпровождения и заставить себя проявить качества истинного властелина. Только весьма образованный и просвещённый человек мог бы оставить о себе память не только в официальной истории, но и в устных преданиях. Именно в этом качестве халиф и был прославлен в сказках «Тысячи и одной ночи», в рассказе «Про учёного человека и халифа Аль-Мамуна».

Его интересы были весьма разносторонними: математика, астрономия, философия. Само то время предполагало появление таких людей. В этом смысле это был поистине «золотой век» арабского халифата. Процветающий Багдад стал желанным местом для учёных и поэтов со всего Востока. В нём сумело найти себе приют и получить должную оценку наследие античной Греции, оказавшее несравненное влияние на весь средневековый мир. Ещё до прихода арабов сирийские монахи тщательно и кропотливо переводили и переписывали сочинения греческих математиков, философов и естествоиспытателей. Когда арабы потянулись к просвещению, то в первую очередь нашли себе применение медицинские знания, ради которых правоверные халифы готовы были даже допустить к себе врачей христианской веры. Почти у всех аббасидских халифов были приняты лекари-христиане, получавшие за свои труды щедрые воздаяния. В отдельных случаях суммы доходили до миллионов – что ни говори, хороший пример взаимовыгодного сотрудничества двух религий!

И в предшествующие времена покровительство наукам и искусствам широко было принято у правителей Востока. Но выдающейся заслугой Аль-Мамуна следует признать то, что при нём получили поддержку и развитие те области знаний, которые были далеки от повседневных потребностей двора и не сулили осязаемых материальных выгод. Положим, медицина была нужна всем, а вот астрономия или математика всё ещё рассматривались как причуда или занятное упражнение для ума. Ещё более странным, если не сказать – подозрительным, казалось занятие философией, предмет которой, по понятным причинам, был не совсем одобряем в закрытом для вольномыслия набожном обществе. Открыть дорогу к изучению трудов языческих мыслителей, впервые перевести на арабский язык сочинения античных авторов – всё это могло бы осуществиться только с покровительства и при участии понимающего властелина, каким и был Абдаллах Аль-Мамун.

Но просвещение и науки уже не могли остановить процесс разложения халифата. Арабы ещё не знали, что их мир стоит почти у края пропасти. Они всё ещё принимали свою силу как доказательство правоты и избранности своих мировоззрений. Двести лет победоносного шествия ислама воплотились блистательным итогом в романтической эпохе Аль-Мамуна, на улицах процветающего Багдада, в сказаниях «Тысячи и одной ночи». Если и можно обозначить ту границу, разделяющую период расцвета и последовавший упадок, то она, без сомнений, пролегала именно в это время.

В ту эпоху сформировались многие принципы и положения исламского общества, которые действуют и поныне. Но всего лишь через пару десятков лет после смерти Аль-Мамуна империя стала ослабевать и неизбежно клониться к упадку. Зависимость последующих халифов от наёмной армии, возросшая сила тюркских военачальников и невозможность обеспечить должный порядок наследования в конце концов привели к падению династии и расколу исламского мира. Халифы стали игрушками в руках преторианцев, по воле генералов один за другим менялись они на троне. Грозное имя «Повелителя правоверных», некогда вселявшее страх на соседние народы, стало не более чем номинальным титулом, не имеющим реальной власти. Некоторым не удавалось удержаться у власти даже и дня! Воистину можно было сказать – халиф на час! Кто нашёл свою смерть в изощрённых пытках, кого ослепили, кого обезглавили, – пожалуй, те из них, которых попросту умертвили, могли бы быть по-настоящему благодарны судьбе за такое обстоятельство! Унылым и безрадостным списком проследовали они на протяжении сотни лет, повергая халифат во всё больший упадок. Вновь наступили времена войны каждого против всех, времена заговоров, переворотов и жестокой борьбы за власть.

Это было не только падение правящего дома, но и начало разделения некогда единой веры на два конфликтующих течения. Ислам уже не был столь единым, как во времена Пророка, – шииты и сунниты окончательно вступили на путь вековых противоречий, отдалённые последствия которых мы и сейчас можем наблюдать на улицах Багдада. Пройдёт ещё сотня лет – и враждующие партии окончательно расселятся по отдельным городским кварталам и на время затаят свою неприязнь, вплоть до сегодняшних дней. Наш герой и в самых страшных снах не мог бы предположить, что будет твориться в его столице через тысячу двести лет! Опоясанные взрывчаткой смертники, взорванные машины, десятки, сотни погибших людей ежедневно!

Вы только подумайте – каково изощрённое постоянство истории! Прошла тысяча лет – и ровным счётом ничего не изменилось на улицах этого города! Всё та же кровь и насилие, горящие дома, осаждённые кварталы, и на фоне этого – жалкие попытки ничего не понимающих американцев насадить демократию там, где тысячи лет не знали ничего другого, кроме жестокого деспотичного правления. Но сейчас дела обстоят даже намного хуже, чем это было при халифах. Если тогда в своих междоусобных войнах и персы, и арабы, и шииты, и сунниты были предоставлены сами себе, то сегодня чуть ли не весь современный мир в той или иной мере оказался вовлечённым в этот древний круговорот кипящих страстей, в котором самым причудливым образом переплелись и экономика, и политика, и религия. Слишком велики интересы разных сторон, слишком многое поставлено на карту, и слишком велик соблазн вернуть себе то былое величие, отблеск которого вдруг так внезапно отразился в стекле небоскребов Дубая…

Когда-то новая религия дала арабам возможность завоевать половину цивилизованного мира, а сегодня нечто подобное доступно им посредством нефти. Но как они смогут распорядиться этим шансом и – что даже более важно – как поведёт себя жадный до этой самой нефти цивилизованный мир – вот очевидный вопрос для учебников истории будущего! Так или иначе, империя пала уже давно. Но извращённые идеи нового мирового халифата и по прошествии тысячи лет до сих пор будоражат некоторые больные умы на Востоке! Однако это уже совсем другая история. К черту политику! В конце концов, мы здесь не для этого…

Человек, о котором мы сейчас говорим, вряд ли мог предполагать или как-то повлиять на столь непредсказуемое будущее. Но в силу своего положения Аль-Мамун принимал самое деятельное участие в решении судеб своей страны и покорённых народов. Можно смело сказать, что вся жизнь нашего героя была наполнена всевозможными большими и малыми событиями, многие из которых оставили неизгладимый след в истории арабского мира.

Но для нас важен всего лишь один эпизод из его жизни. Но какой! Возможно, это одно из тех невероятных по своей сути событий, которым современники не уделяют никакого внимания, отдавая предпочтение другим, более значимым, делам и свершениям, в то время как именно эти, граничащие порой с вымыслом эпизоды, и вписывают личность в историю. Дело в том, что Аль-Мамун, как полагают многие, был тем первым человеком, который открыл путь в верхнюю часть пирамиды, куда на протяжении почти трёх с половиной тысяч лет не ступала нога человека…