Читать книгу Умерший рай (двадцать лет спустя) - Виктор Улин - Страница 16

Сейчас при полной доступности всего, что пожелает тело, в это трудно поверить.

Но в пору моей молодости не имелось возможности удовлетворить даже эстетические потребности.

Журналы типа «Плейбой» – невиннейшие издания, считавшиеся тогда порнографическими – появлялись окольными путями. Хочется склонить голову перед мужеством людей, провозивших эту архизапрещенную литературу из загранкомандировок. Но за просмотр такого журнала можно было вылететь из комсомола и института.

По телевизору… Там по обоим (в больших городах – по трем) каналам демонстрировались только патриотические фильмы и бесконечные речи со съездов, конференций и пленумов партии.

Стремясь визуально познать противоположный пол, мы ходили в музеи, которые почти ничего не давали. Слишком далекими от реальности оказывались лишенные сосков убогие Евы начала Возрождения, равно как и раскормленные самки Рубенса. Более приятными казались женщины художников нашего времени, но их вывешивалось мало.

На каждой фотовыставке по небольшой толпе всегда можно было определить местоположение одной из немногих работ в жанре «ню».

Существовали подпольно распространяемые материалы, за которые грозила просто статья – я видел однажды игральные карты с отвратительными кустарными изображениями каких-то пьяных шлюх.

Сейчас, когда за полчаса интернет-серфинга можно скачать снимки на любой вкус: от невинных голеньких малолеток до грязного порно, где толстая негритянка пихает в себя совокупительный орган верблюда – вам смешно читать эти абзацы.

Но нам было далеко не до смеха.

В жизни действовали два взаимоисключающих фактора. С одной стороны, не было доступа к эротике.

А с другой, уверенное в завтрашнем дне существование способствовало неимоверной мощи либидо, то есть полового влечения. Того, которое сейчас убивается работой, недосыпанием, пивом и еще бог знает чем. А прежде всего стрессом, который рождает жизнь, постоянно висящая на волоске потери работы, денег и так далее.

Сегодня, выжатый досуха, я уже редко испытываю приливы настоящего желания. Причем обычно – в самый неподходящий момент, когда его невозможно удовлетворить.

А тогда я был полон сил, но не имел даже эстетической отдушины.

Думаю, что не я один страдал от невозможности удовлетворить эротическую потребность.

И – стыдно и смешно признаться – мы по несколько раз ходили смотреть зауряднейший советский фильм, где единственным моментом оказывалась десятисекундная демонстрация обнаженной груди настоящей женщины – какой-нибудь актрисы второго плана вроде Людмилы Сенчиной, любимицы ленинградского партийного царя Григория Романова.

А когда в центральных кинотеатрах шли «недели» иностранных фильмов, где можно было заметить не только соски, но даже островок волос в низу женского живота… Очереди тянулись на квартал. И предприимчивые спекулянты продавали билеты по пяти-семикратной цене.

Вот так я жил в те годы.

И впервые абсолютно голую женщину увидел, когда мне исполнилось двадцать три.

(Хотя это не предел; в одном из тематических телешоу, хлынувших на экран с мутной волной перестройки, один зрелый мужик гордо объявлял на всю страну: «Я женат тридцать лет, но ни разу не видел своей жены голой!»)

Живя в Ленинграде совершенно один, будучи здоровым нормальным юношей, я за тысячу семьсот километров от Уфы ощущал моральный гнет семьи. Где любая связь до брака считалась запретной. Я долгие годы не мог освободиться от внутренних кандалов. И не приобщался к мужскому миру.

Хотя имел массу возможностей как в университете, так и просто со знакомыми женщинами, которые у меня имелись.

В конце концов, мог бы воспользоваться услугами проститутки: в те поистине золотые годы СПИДа еще не существовало, а венерические болезни были уже изведены в борьбе партии за чистоту интимных мест…

Но, к стыду своему, я потерял невинность только летом золотого восемьдесят третьего, про которое веду рассказ.

Оглядываясь назад, я понимаю, что под натиском семейных устоев я не просто потерял – вычеркнул из жизни как минимум пять лет, в течение которых мог наслаждаться сексом. Лучшую пору молодости, когда я был энергичен и не имел настоящих проблем, а организм требовал регулярной половой жизни.

Пять лет – больше десяти процентов моего нынешнего возраста. Их стоит просто стереть.

Старая дева есть язва на теле человечества.

А мужчина-девственник – ошибка природы, которой не должно существовать, будь он хоть Иммануилом Кантом.

Я слишком поздно исправил эту ошибку.

Вернуть бы назад те годы и начать все иначе…

Но увы. Даже в одну реку не войти дважды. Тем более не переделать свою жизнь – каким бы полновластным ее хозяином ни казаться себе…