Читать книгу Тиква ле шалом. Надежда на мир. 2 друга и 2 рассказа - Виктор Улин - Страница 2

– Нет, Осипа не за водкой! Только за смертью его посылать! – горячился Володька, расставляя закуску по устланному газетами верстаку.

– Счас придет… – возразил рассудительный Кузьмич.

Свернув «козью ножку» из газетного края, он сидел на колченогом табурете и задумчиво курил. Вонючий махорочный дым нехотя уползал в форточку.

Весь какой-то раздерганный, Володька прыгал вокруг стола.

Еврей не поскупился: закуски набралось много.

Шпроты в продолговатой банке, накромсанная большими кусками ливерная колбаса, покрытая ржавчиной селедка; очищенный и разложенный головками прошлогодний чеснок… И, конечно, кучка соленых огурцов.

Ко всему этому недоставало сейчас главного – но чертов Осип куда-то запропастился.

– …Нет, ты подумай! Я ж ему свой чайник дал. Ты скажи, Кузьмич, скажи – плохой у меня чайник?

– Хороший, – подтвердил тот, выпустив сизую струю.

– Ну я и говорю! Настоящий «колхозник», сам паял! Ну, правда, носик криво смотрит, и дно пришлось маленько нарастить… Но в него одного пива четыре кружки влазит. И ты подумай – сколько водки войдет, а?

– Знамо дело, – устало кивнул Кузьмич.

– И что он – бутылку не может отмерить?

Кузьмич не ответил.

– Кал-луга, – презрительно процедил Володька, вмещая в это слово все свое отношение к ушедшему товарищу.

Мастер, которого ждали, в самом деле был выходцем из Калужской губернии и в Смоленск на заработки приехал недавно, после службы в РККА. Руки он имел золотые; с ним не мог сравниться никто из прочих слесарей, включая даже самого мастера Фрола Петровича. Без всякой паники, хорошенько подумав, он мог оживить любую технику – от угольного утюга до старинного музыкального автомата неизвестной конструкции. Однако Володька – истинный люмпен с заячьей губой, любитель погулять за чужой счет – постоянно издевался над его деревенским происхождением. Да и вообще молодой новичок служил на побегушках, чему попустительствовали и мастер и ленивый, как старая рыба, Кузьмич. Парня гоняли то за кончившимся табаком, то за каким-нибудь нужным краником на барахолку. И разумеется, за водкой в этот день послали именно его.

Ходить за «белой» с четырехлитровым чайником стало в последнее время делом привычным. Из магазинов давно исчезла привычная водка в пол-литровых бутылках с сургучной головкой. Теперь сорокаградусная продавалась лишь в четвертях, то есть емкостями в два с половиной литра, что в пересчете составляло пять привычных порций.

Ясное дело, что рабочему человеку купить сразу столько было невмоготу.

Поэтому за водкой отправлялись со своей тарой. Сговаривались у магазина, скидывались и покупали эту самую «четверть» – одну на всех.

А потом, спрятавшись в проходном дворе: дележ монопольной водки считался серьезным преступлением – разливали согласно внесенным паям и разбегались кто куда. Для такой операции чайник оказывался вещью незаменимой.

Но Осип задерживался.

– …Может, его мильтоны замели, а? – не успокаивался Володька.

– Да угомонись, едрит твою в корень, – Кузьмич наконец огрызнулся. – Видеть не могу, как ты мельтешишь, ровно маятник в сломанных часах.

Обиженный Володька затих.

– Возьми вон гармошку, да сыграй, что ли.

Босяк выудил из-за железного шкафа тальянку и, лихорадочно растягивая меха, запел – пока еще трезво и натужно:

В этот момент раздался звук.

Долгожданный условный стук в дверь мастерской, на которой криво висела табличка «ЗАКРЫТО».

Это могли быть только свои.

То есть Осип с водкой.