Читать книгу С нами Бог - Виктор Вассбар, Виктор Васильевич Свинаренко - Страница 10

Газета «Русское Слово», июль, 1914 года.

«Вставай же, великий русский народ! История зовёт тебя совершить великий подвиг, перед которым побледнеет всё, что когда-либо видел мир. Мы должны бороться не только за свою честь, попранное право и справедливость, но и за самоё своё существование, как государства и народа. Мы будем бороться за светлое будущее всего человечества, за уничтожение чудовищного гнезда милитаризма и за освобождение великого немецкого народа от ига тупого юнкерства. И кому суждено пережить эту величайшую эру всемирной истории, тот увидит осуществление самых пылких мечтаний о братстве народов и о царстве мира, правды и любви. Если когда-либо свет воссияет миру с востока; то теперь или никогда. Не будем же останавливаться на полдороге. Святое дело освобождения человечества от бремени насилия и вечных угроз должно быть доведено до конца. Страшны жертвы, труден путь, но велика награда».

Приказ о мобилизации в селе Верх-Марушка, Бийского уезда был получен в 23 часа 40 минут 18 июля. Люди мирно спали у себя дома или в поле. Никто из них не знал о приказе, о том, что надвигается страшная война. Утром 19 июля запасным объявили, что 20 июля они должны отправиться в Бийск. Село замерло в ожидании пьяного разгула, но день и ночь прошли спокойно. Спрос на водку появился лишь утром 20-го июля 1914 года. В селе не было казённой лавки, а у шинкарей её запас был быстро разобран. Запасные помчался за нею в соседние села – Марушенское и Воеводское, но к их огорчению казённые лавки там оказались закрытыми. Таким образом, они отправились в Бийск совсем трезвые, отчего настроение у всех было отвратительное, что нельзя было сказать о ехавших за ними запасных из соседней деревни Бочкари. В Бочкарях 20 июля был съезжий праздник – Ильин день; водки было запасено много, а потому все призывники были пьяны, их лежачих везли в телегах родственники.

А ратникам ополчения был отдан приказ прибыть в Бийск 28 июля. Они, как и запасные из села Верх-Марушка тоже отправились в город абсолютно трезвые, так как к тому времени ни водки, ни пива достать было негде. Их отправка прошла спокойно, нежели запасных из деревни Бочкари. Раздавались только вопли и плач матерей, жён и других родственников, но сами ратники держали себя сдержанно, не бранились и не хулиганили.

В начале августа некоторые запасные и ратники стали возвращаться домой, были забракованы по состоянию здоровья или освобождены от воинской службы на других законных основаниях, остальные были погружены в теплушки и отправлены на фронт. Из села Верх-Марушка отправились на фронт Бородин Прохор, Кривобоков Емельян, Семенухин Егор и Подгорный Силантий. 23 августа эшелон с сибиряками прибыл на Казанский вокзал Москвы, откуда с пересадкой на другом вокзале сибиряки отправились через города Орёл и Курск в Киев и далее через станцию Казатин до конечного пункта Здолбунов, – 15 километров южнее города Ровно. Здесь воины сибиряки влились в 8-ю армию Брусилова и уже 4 сентября 1914 года приняли бой под Городком, что в 30 километрах западнее Львова.

Значительные силы австрийской армии обрушились на авангард генерала Брусилова, состоящий из пехоты, казаков и лёгкой артиллерии. План неприятеля был ясен, – стремительной атакой смять передовые части Брусиловской армии, затем броситься в центр и уничтожить её.

Русской пехоте и артиллерии пришлось окопаться, в резерве армии были только несколько казачьих отрядов.

– Всё, братцы, держитесь, идут, – проговорил Прохор, увидев выходящую из леса австрийскую пехоту, и крепче сжал в руках винтовку.

– Сейчас бы за пышное и мягкое подержаться, – решил пошутить Кривобоков, но никто не принял и не поддержал его неуместную в данное время шутку, ибо время располагало не к ней, а вело к двум противоположностям – жизни и смерти. Какую из них примет судьба каждого русского солдата уже через несколько минут, то не было дано знать никому. Оттого и шутка Емельяна в ожидании первых выстрелов и взрывов была воспринята каждым, как насмешка над самим собой и над каждым из них. То, что Кривобоков видел, как утеху, никак не вязалось с тем, о чём думали многие в это время, а думали они о матерях и своих любимых подругах, о том, удастся ли ещё когда-либо увидеть их и обнять. Но Емельяна можно было понять, своими словами он хотел отвлечь себя и своих товарищей от тягостных дум, пытался вселить в своих товарищей веру в жизнь, веру в то, что сегодня смерть не настигнет никого.

На выходе из леса, расползшегося впереди густой тёмной полосой, австрийскую пехоту встретил мощный огонь орудий и пулемётов со стороны русских позиций.

– Бежите! То-то же! Получите изверг… – разорвавшийся снаряд, прилетевший со стороны врага, остановил на полуслове радостное восклицание Семенухина.

Убитое тело Егора, взлетев вверх, распалось на две большие и несколько маленьких частей. Падая, они описывали замысловатые кульбиты и орошали землю кровяной пыльцой, которая достигла лица Бородина. Утерев лицо рукавом шинели, Прохор передёрнул затвор винтовки и послал во врага очередную пулю. В пылу боя он не понял, что оросило его лицо, он даже не понял, что в соседнем окопе разорвался снаряд, разнёсший на куски тело его односельчанина – Семенухина. Прохор полностью отдался бою, через прицел винтовки видел только врага и слышал только выстрел из неё. Он стрелял, поражал врага своими меткими выстрелами и считал:

– Один, два, три, четыре…

Считал, как в далёкой юности, в которой отец учил стрелять из ружья. Но тогда он стрелял по камням, а сейчас по людям, и это тяжело ранило его душу, но иначе он не мог поступить, или враг или он должен быть убит, другого не дано, а умирать Прохор не хотел, поэтому стрелял и считал:

– Пять, – передёрнул затвор, – шесть…

Пехота врага дрогнула и отступила, но бой продолжался. Из леса выскочила кавалерия. В бой была брошена лучшая кавалерийская часть, цвет австро-венгерской армии, будапештская гвардейская дивизия, сплошь состоящая и мадьяр.

Одетые в яркие жупаны, сомкнутыми рядами с пиками наперевес они неслись в бешеном галопе на русские окопы.

Казалось, ничто не могло остановить стремительного натиска гвардейцев, – ни шрапнельный огонь русской артиллерии, косивший ряды венгров, ни шквальный огонь пулемётов, валивший лошадей и сбивавший из сёдел людей. Мадьяры приближались к русским окопам. Ещё миг и от русской пехоты не останется и следа. Но солдаты сибиряки не дрогнули, а вскоре из окопов понеслось радостное «ура». Этот воинский клич вылетел из сотен глоток тотчас, как пехотинцы услышали грозное гиканье. Они поняли, в бой идут казаки. Через минуту навстречу мадьярам лихо вылетела русская конница.

Два часа продолжалась кровавая сеча, за которой с замиранием сердца следили и австрийцы и русские.

После боя от будапештской гвардейской дивизии в живых не осталось ни одного человека. Всё поле было усеяно телами неприятелей, отрубленными руками, ногами, снесёнными головами, трупами лошадей. Немало погибло и казаков. Но этот первый день битвы под Городком принёс победу русскому оружию.

Начальник будапештской дивизии генерал Фрорейх не перенёс позора поражения и застрелился тут же, на поле битвы.

О победе Юго-Западного фронта в шестидневном Городокском сражении писали все газеты Российской империи. Из них весь мир узнал, что генерал Фрорейх обещал императору Францу-Иосифу преподнести подарок в день его рождения – уничтоженную русскую армию.

Бросив свою дивизию на русских, австрийский генерал был уверен, что победит, но…

Перед боем мадьярам было приказано надеть парадную форму, так как после победы предполагалось устроить парад. Парадная форма мадьярам очень даже пригодилась, они легли в ней в землю. Император остался без радостного известия, а генерал за свою самонадеянность заплатил собственной жизнью.

План разгрома армии Брусилова не удался, австрийцы поспешно отступили.

В шестидневном Городокском сражении погибли все четыре запасные из села Верх-Марушка, Бийского уезда.