Читать книгу С нами Бог - Виктор Вассбар, Виктор Васильевич Свинаренко - Страница 9

Корреспондент газеты «Губернские вести» Коробейников Пафнутий Иакинфиевич сошёл с поезда на станции Варшава в приподнятом настроении и тотчас пошёл искать попутный транспорт в город Люблин, откуда – с двухдневной остановкой – опять-таки на авто ехать до Ярослава полгода назад занятого русскими войсками.

Всё складывалось благоприятно, транспорт от Варшавы до Люблина был найден, два дня в городе прошли с пользой, – был написан небольшой очерк, но, продолжая путь до конечного пути – Ярослава, автомобиль встал.

– Что-то с мотором, – сказал шофёр и предложил Коробейникову идти до города пешком. – Вряд ли справлюсь к вечеру, а вы уже к полудню будете на месте. Отсюда недалече уже, вон… – шофёр кивнул в сторону города колышущегося в мартовской дымке, – каланчу видно.

– Я-то что, а вот как вы, мил человек? Может быть какую подмогу выслать, как прибуду в город? – спросил Коробейников.

– Не надо. Не отремонтируюсь, кто-нибудь подцепит и дотянет до города. Здесь часто ездят машины. Спасибо, Пафнутий Иакинфиевич. Идите, не переживайте за меня и не теряйте время. Всё будет прекрасно.

– Вот я почти и на месте. Слава тебе, Господи! – окинув взглядом, пригород города, проговорил Коробейников и, не выпуская из рук саквояж, – единственный свой багаж, пошёл в сторону небольшой площади видневшейся по ходу движения. – Авось найдётся приличный экипаж, чтобы доехать до гостиницы, – подумал.

Хороший экипаж найти не удалось, поэтому Пафнутию Иакинфиевичу пришлось ехать в крестьянской телеге, за которую ему пришлось заплатить как за поездку в карете. Но это не убило в нём прекрасное настроение. Некое внутреннее чувство подсказывало ему, что всё сложится хорошо, и даже более того – прекрасно и счастливо.

Он ехал, мурлыкал какую-то незатейливую мелодию, посматривал по сторонам, стараясь запечатлеть в памяти все мельчайшие подробности жизни польского города, и большего счастья ему не было нужно. Не упал он духом даже тогда, когда в единственной в городе работающей гостинице не смог снять номер.

Все номера в ней были заняты, а других приличных гостиниц, как стало понятно ему, в городе не было. Нет, гостиницы, конечно, были, но с клопами и тараканами, а такие дома Пафнутий Иакинфиевич избегал. Пришлось довольствоваться небольшой комнатой в доме, рекомендуемом администратором гостиницы, стоящим за регистрационной стойкой.

– Вдовушка опрятная, живёт одна в двух комнатах, одну сдаёт. Комната небольшая, но чистая и светлая, – при двух окнах. Есть письменный стол, стулья, на полу половичок, широкая кровать с чистым бельём… и берёт недорого. Уверен, сойдётесь, – порекомендовал жильё администратор.

– Что ж, если ничего другого нет, давайте адрес вдовушки, – не унывая, ответил Коробейников, и, получив адрес, отправился на его поиски. Собственно, искать даже и не пришлось, дом стоял в пятидесяти метрах от гостиницы, – в ближайшем переулке.

Через пять минут Пафнутий Иакинфиевич стучал в дверь дома по указанному администратором гостиницы адресу.

На стук вышла высокая, стройная женщин немногим более сорока лет на вид.

Кого угодно ожидал увидеть Пафнутий Иакинфиевич, – пожилую женщину, старушку, но только не столь красивую молодую вдову.

Он стоял, онемев глазами и ртом.

Женщина, мило улыбнувшись, – прекрасно поняла, что загнало в оцепенение стоящего перед ней человека, – мельком окинула его взглядом своих ярко-голубых глаз и, оказавшись, вероятно, под приятным впечатлением, красивым певучим голосом произнесла довольно-таки длинную вступительную речь:

– Вы, вероятно, из гостиницы и вам нужно жильё? Уверена, я правильно определила ваш визит в мой дом, не говорю, – засмеялась, – ко мне, ибо ни вы, ни я не имеем чести быть представлены друг другу. Хотя… я догадываюсь, кто вас послал ко мне… администратор гостиницы. Как-то я повстречала его и предложила, зная, как нынче тяжело с номерами, свои услуги. И вам, вероятно, сказали, что я беру деньги… ни в коем случае. Брать деньги в такое время, когда война и все переживают трудные, я бы сказала смертельные времена, нехорошо. Прошу, входите в дом. У меня как раз готов обед и я собиралась садиться за стол, а теперь наш скромный обед, да-да, наш, и никаких отговорок я не приемлю, – увидев в глазах гостя намерение, отказаться от стола, – будет скрашен приятным разговором. Вот сюда поставьте ваш саквояж, вот рукомойник, полотенце чистое… на гвоздике. Умывайтесь и за стол, а я пока поставлю второй прибор.

Накрывая стол, хозяйка не прекращала говорить. По торопливости высказаться было понятно, что она давно соскучилась по разговору с культурным человеком, именно таким она видела своего гостя.

– Вы, как я понимаю из России… Ах, как давно я не была на родине. Ну, ничего, вот закончится война, продам этот дом и возвращусь на родину. Здесь меня уже ничто не держит, – тяжело и горестно вздохнула. – А вы, ой, простите! Я даже не назвалась. Так как вас зовут, молодой человек? Стою, говорю и говорю, а вам и слова произнесть некогда. Простите, великодушно! Извините, молодой человек. Так как ваше имя? А я Агнесса… Христофоровна, но вам можно просто Агня, ах, как давно меня никто так не называл. А когда-то… – хозяйка слегка прикрыла глаза и покачала головой, – когда-то это было. Ну, да ладно, прочь воспоминанья! Ну, так как же вас величать, молодой человек?

– Не так уж я и молод, – сказал Коробейников, с трудом вставив в беспрерывную речь женщины своё имя. – Прибыл в ваш город по заданию редакции газеты «Губернские вести» и мне сорок пять.

– Чего сорок пять?

– Лет, разумеется.

– Как прекрасно! Как это прекрасно, Пафнутий Иакинфиевич. Я даже и мечтать не могла, что судьба сведёт меня с таким прекрасным человеком как вы, да ещё из мест моей очаровательной молодости. Я же родом из города N, из того, откуда вы прибыли в этот разрушенный войной край. Вот и расскажете мне всё о нашем родном городе N за столом, за который я приглашаю вас к обеду.

Далее Агнесса Христофоровна представилась вдовой австрийского полковника, погибшего на охоте за три года до войны.

– С удовольствием, уважаемая Агнесса Христофоровна, расскажу о нашем городе, и примите мои искренние соболезнования по поводу преждевременной кончины вашего мужа.

– Да-да, конечно, принимаю, но что уж теперь… свыклась… сколько уж лет прошло, – горестно покачав головой. – Пришлось продать наш большой дом, всю мебель, оставила лишь диван, два стола, стулья, две кровати и так… ещё кое-что по-мелочи. На вырученные деньги купила вот этот небольшой домик в центре города, – окинула его внутреннее пространство правой рукой, – и живу, к счастью безбедно, но скучно, ах, как скучно порой мне бывает, дорогой вы мой Пафнутий, позвольте вас так называть. Извините, уж очень сложное у вас отчество, а память у меня совсем никудышная стала. Забывать стала многое, и в первую очередь имена… порой припоминаю, припоминаю, а вспомнить никак не могу, как зовут ту или иную особу, а как овдовела, так сразу и знакомства все пропали. Порой так нестерпимо хочется с кем-нибудь поговорить, вспомнить совместно знакомое, да… – женщина развела руками, – не с кем. Покинули все меня. Да, оно и верно, – махнула рукой. – Кому в нынешнее время до чужих забот… дело есть. А до меня… вдовы и подавно. Сейчас в одиночестве тяну свою жизнь к старости и неизбежной смерти… А куда деваться? такова участь всех вдов. И голова частенько побаливает, – мигрень, будь она неладная, а пожалеть некому. Да, что уж тут, – в аптеку некому сходить, нюхательную соль от головы купить. Так и лежу час – другой пока сама не уйдёт… боль-то. А то, бывает, весь день и даже ночь мучаюсь, мучаюсь и стакан воды подать некому. Да, что это я о своём и о своём. Вы-то как, Пафнутий? Как доехали, скоро ли, хороши ли? Что нового видели? У нас-то тут всё о войне и войне, о цивильной жизни редко кто, что скажет, а газеток я не покупаю, не хочу расстраиваться, в них война, да то, кто с кем разводится и судится, какие спектакли в Петербурге показывают… суета одна. Хороша ли была дорога?

– Хороша, Агнесса Христофоровна, даже более того, восхитительна. До Варшавы поездом с очень интересными людьми, далее на автомобиле до вашего чудесного города через Люблин.

– Что же вас заставило посетить наш неспокойный край? Я бы никогда не решилась на столь трудное путешествие… да, – тяжело вздохнула, – и здесь нынче не спокойно стало. Уехала бы куда-нибудь, да некуда… разве что на родину моего детства, только кто ж меня ждёт там? Бедная, несчастная я женщина… – и с резким переходом к началу этого монолога. – И что же вас заставило прибыть в наш город?

– Только работа, Агнесса Христофоровна, других причин не было. Я корреспондент газеты «Губернские вести». Мой работодатель – редактор газеты, уважаемый в городе человек, но великий ревнивец, и страсть как не любит, чтобы какая-либо газета была лучше его. Как-то прочитал он путевые заметки Валерия Яковлевича Брюсова в «Русских ведомостях» и решил разгромить их. В этой целью направил меня по пройденному им пути, чтобы, значит, сделать опровержение. Но с первого взгляда на ваш чудесный город и пробыв два дня в Люблине, я не нашёл ничего, что могло бы противоречить столь правдивым статьям Валерия Яковлевича. Действительно, город чист, жители его опрятны, работают гостиницы, магазины, рестораны и кафе. Вот поживу у вас дня два – три, посмотрю всё, поговорю с людьми и тогда составлю своё мнение, но не думаю, что оно будет значительно разниться с выводами Брюсова о Ярославе. Вот и вся причина моего появления в вашем городе, уважаемая Агнесса Христофоровна.

– Ах, как это романтично! Путешествие, сначала на поезде, потом на авто, но я бы никогда не смогла как вы… Всё-таки это утомительно. Ах, да, всё порываюсь сказать, да никак не могу вставить слово в ваши речи. Удивляюсь вашей памяти. Как это вы можете помнить моё имя… да ещё со столь трудно запоминаемым отчеством, Аг-нес-са Хри-сто-форо-вна. Нет, это бесспорно очень трудно. Поэтому зовите меня просто – Агнесса, а лучше Агния, как когда-то называл меня мой покойный муж. Поверьте, Пафнутий, так мы можем беседовать как близкие друзья, а я думаю, что мы непременно таковыми станем. Я же уже считаю вас моим другом, поэтому позволяю вам обращаться ко мне даже на ты, так мы будем ещё ближе друг другу, как брат и сестра. Ах, как это наверно прекрасно иметь брата. У меня, к сожалению, не было ни брата, ни сестры.

Обед прошёл в приятом разговоре. Агнесса Христофоровна выставила на стол буженину, масло, сыр, свежие овощи со своего огорода, наваристый борщ со сметаной, пироги с мясом и лесной ягодой. На десерт подала ароматный чай и зефир. Стол по военным временам очень богатый.

До вечера было далеко, и Пафнутий Иакинфиевич решил прогуляться по польскому городу, поговорить с людьми, понять их настроение и выведать у военных, если удастся, не сдадут ли они Ярослав, а главное составить своё личное мнение о городе и его жителях, – удостовериться в правдивости написанного Брюсовым, хотя не верить ему у него не было причин.

– Уж очень стремительно и безболезненно, если верить сводкам генерального штаба, был взят Ярослав. Эйфория победы расслабляет, – говорил себе Коробейников, прогуливаясь по центральным улицам города неторопливым шагом. – Этим могут воспользоваться армии противника. Да… это уже и чувствуется, слышны раскаты артиллерийской стрельбы. Думается, трудно сейчас нашим войскам.

Пафнутий Иакинфиевич был человек сугубо гражданский, мало разбирающийся в стратегии, поэтому всё быстро меняющееся его тревожило, хотя, как патриот России он верил в победу своей страны над любым врагом.

– Это давно доказано историей. Ходили, ходили враги на мою Россию, все были биты, и на сей раз не уйти им от возмездия. Ишь, что удумали, войной идти на нас, – на русский народ. Ничего-то у вас не выйдет господа хорошие, нет… уж простите… нехорошие.

4 сентября 1914 года 3-я армия под командованием генерала Рузского Н. В. и 8-я армия под командованием генерала Брусилова А. А. взяли город Львов, через несколько дней был взят город Ярослав. Пафнутий Иакинфиевич прибыл в Ярослав через полгода после его взятия русскими войсками и вот он шёл по городу и любовался им. Здесь – в Галиции март 1915 года был действительно весенним месяцем, – вдоль заборов росла молодая ярко-зелёная трава, деревья распустили маленькие маслянистые листья, набирал цвет абрикос… и солнце… яркое тёплое солнце.

День прошёл в приподнятом настроении, а вечером Пафнутий Иакинфиевич вёл с хозяйкой дома приятный разговор. Агнесса Христофоровна говорила мало, больше слушала, но некоторая её задумчивость говорила о каких-то тайных мыслях.

Прошла неделя, в течение которой Агнесса Христофоровна и Пафнутий Иакинфиевич сблизились, стали жить как муж и жена. Коробейников мог себе позволить близость с женщиной и не только потому, что не был женат, а вследствие того, что полюбил Агнессу всем своим чистым сердцем.

В один из дней, прогуливаясь по городу, он почувствовал какую-то неуловимую тревогу.

– Прекрасный город, но что-то в нём появилось тайное. Что же это, что… я должен это понять, – мысленно говорил себе Коробейников, рассматривая молчаливо бредущих людей. – Что-то в них настораживает, но что? – И Пафнутий Иакинфиевич вдруг понял свою внутреннюю тревогу. Понял, что город, через который шли колоны военных, как на запад, так и на восток готовится к войне. – Здесь становится опасно. Надо немедленно уезжать, – проговорил он себе и быстрой походкой направился в обратную сторону – домой.

Собирались в спешке, и покидали город с болью в сердце. Особенно тяжело переживала отъезд Агнесса Христофоровна, но новая любовь, стремительно влетевшая в её жизнь, в некоторой мере сдерживала её слёзы, но только когда в её глаза смотрел он, – её милый Пафнутий, а наедине она давала волю своим чувствам, хотя в душе была счастлива. Её можно было понять, в этом городе прошла вся её сознательная жизнь.

В конце апреля 1915 года Ярослав был в руках австрийцев, которые к концу июля ещё дальше продвинулись на восток, и 22 июня 1915 года заняли город Львов, а к середине августа австро-венгерские войска и 11-я германская армия вышли на рубеж Тернополь на юге – Пинск на севере. Это было время великих отступлений русских войск на всём восточном фронте от – города Черновцы на юге до Рижского залива на севере. Но всего этого не знали Пафнутий Иакинфиевич и его жена Агнесса Христофоровна, и не могли знать.

Задолго до тех тяжёлых для российской армии дней они ехали на автомобиле в Варшаву. В небе показался один единственный аэроплан с чёрными крестами на крыльях. Он сбросил одну единственную бомбу, и эта бомба упала на одну единственную машину, в которой ехали два влюблённых человека и шофёр. Шофёр не получил даже царапины, а сердца двух влюблённых людей были пробиты осколками бомбы. Их похоронили в одной могиле, – здесь же, – на обочине дороги, по которой они ехали в своём коротком счастье.